Писатель Александр Солженицын скончался в Москве на 90-м году жизни. Размышления над Февральской революцией - бесплатно полную версию книги (целиком). Жанр: Русская классическая проза. Аналитик и исследователь, А. Солженицын начинает с «Природы бескровной», рассматривая с исторической и философской позиции причины, приведшие к свершению Февраля. ГОД СОЛЖЕНИЦЫНА «Казалось бы, сколько объединяет нас с Сахаровым: ровесники, в одной стране; одновременно и безкомпромиссно встали против господствующей системы, вели. Александр Исаевич Солженицын (11 декабря 1918, Кисловодск — 3 августа 2008, Москва) — русский писатель, публицист, общественный и политический деятель.
Солженицын, Александр
| 5 неприличных фактов об Александре Солженицыне, которые не принято афишировать | выдающийся русский писатель, который снискал скандальную мировую славу, получил Нобелевскую премию. |
| Вы точно человек? | Мы публикуем небесспорный текст размышлений Алескандра Исаевича Солженицына о роковых событиях февраля 1917. Печатается в сокращении. |
Солженицын, Александр
Александр Исаевич Солженицын (11 декабря 1918, Кисловодск — 3 августа 2008, Москва) — русский писатель, публицист, общественный и политический деятель. Размышления над Февральской революцией - бесплатно полную версию книги (целиком). Жанр: Русская классическая проза. И в пределах каждого круга он имел несчастный дар свести страну из твёрдого процветающего положения — на край пропасти: в октябре 1905 и в феврале 1917. Впервые в книжном формате под одной обложкой — две статьи Александра Солженицына, «Размышления над Февральской революцией» (1980–1983) и «Черты двух революций» (1984). 12 февраля Солженицын был арестован, обвинен в измене Родине и лишен советского гражданства. 13 февраля он был выслан из СССР (доставлен в ФРГ на самолете).
А. Солженицын. Размышления над Февральской революцией [«Российская Газета», 27.02.2007]
Первая мировая война, был убежден Солженицын, – это такая трагедия Европы, которую она не переживала прежде. Таким образом, пробыв в лагерях всего 2,5 года, Солженицын позволил себе написать об ужасах происходивших в лагеря, при этом, сам не испытавший этих ужасов. Когда-то мы не смели и шёпотом шелестеть. Теперь вот пишем и читаем Самиздат, а уж друг другу-то, сойдясь в курилках НИИ, от души нажалуемся: чего только они не накуролесят, куда. ДЕМОН СОЛЖЕНИЦЫНА Житейские узлы, выпирающие из ткани жития великого литератора. 1953 Февраль. Солженицын освобожден из лагеря и выходит на «вечное ссыльнопоселение» в ауле Кок-Терек (Зеленый тополь) Джамбульской области (Казахстан), на границе пустыни. Александр Исаевич Солженицын — всемирно известный русский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1970 года, участник Великой Отечественной войны.
Новости политических партий
Публицистически-ангажированно написал Александр Исаевич Солженицын эссе-брошюру о Февральской Революции в России. В частности, его подход и оценки. Аналитик и исследователь, А. Солженицын начинает с «Природы бескровной», рассматривая с исторической и философской позиции причины, приведшие к свершению Февраля. Великий русский и несоветский писатель Александр Солженицын прошёл войну, получив погоны капитана артиллерии, а вдогонку – 8 лет лагерей и вечную ссылку. Двести лет вместе.
Александр Солженицын Двести Лет Вместе. Часть Вторая. В Советское Время
писателя, историка, философа. Давид Кугультинов, народный поэт Калмыкии: "Герострат был, Солженицын — есть. Мы публикуем небесспорный текст размышлений Алескандра Исаевича Солженицына о роковых событиях февраля 1917. Печатается в сокращении.
А. Солженицын. Размышления над Февральской революцией [«Российская Газета», 27.02.2007]
Охранный расчёт требовал для Петрограда 60 тысяч верных правительственных сил. В февральские дни полицейские силы вместе с учебными командами запасных батальонов и изменившими казаками составляли всего 12 тысяч — а по сути боеспособными только и оказались полиция всего 3500 и жандармерия, они и защищали режим, не желавший себя защищать. Но полиция была не только малочисленна, а и плохо вооружена: только револьверы и шашки, ни даже винтовок, ни скорострельного оружия, ни взрывчатых или дымовых средств. Сперва напуганная молва, затем безответственная февральская пресса сколотили легенду, будто полиция была переодета в солдат и вооружена пулемётами, и расстреливала ими толпу с чердаков. Но такая стрельба, в военном отношении и бессмысленная, нигде никем в Петрограде не велась, и ни один такой пост и ни один пулемёт не были обнаружены за все дни, а полиция и вовсе пулемётов не имела и не обучена была из них стрелять — это всё помнилось толпе от беспорядочной собственной стрельбы и рикошетов — и так слепилась неразборчивая сплетня. Но не было у власти и притока добровольцев, добровольных защитников, это очень характерно. Кроме полковника Кутепова, нескольких офицеров-московцев, самокатного батальона и кроме невольных жертв мятежа — никто в Петрограде не отличился защитой трона, а тем более не имел успеха. А в Москве ещё хуже. Молодёжь из военных училищ?
Не позвали на помощь — но, заметим, училища и не ринулись сами, как бессмертный толедский Альказар 1936 года. В феврале 1917 никто у нас не пытался устроить русский Альказар — ни в Петропавловке, ни в Адмиралтействе и ни в каком училище. В Николаевском — было движение, но не развилось в Павловском — ещё слабей. А монархические организации? А Союз русского народа? Да всё дуто, ничего не существовало. Но — обласканцы трона, но столпы его, но та чиновная пирамида, какая сверкала в государственном Петербурге, — что ж они? Э-ге, лови воздух, они все умели только брать.
Ни один человек из свиты, из Двора, из правительства, из Сената, из столбовых князей и жалованных графов, и никто из их золотых сынков, — не появился оказать личное сопротивление, не рискнул своею жизнью. Вся царская администрация и весь высший слой аристократии в февральские дни сдавались как кролики — и этим-то и была вздута ложная картина единого революционного восторга России. Не единственный ли из чинов генерал Баранов оказал сопротивление при своём аресте? Монархисты в эмиграции потом десятилетиями твердили, что все предали несчастного Государя и он остался один как перст. Но прежде-то всего и предали монархисты: все сподряд великие князья, истерический Пуришкевич, фонтанирующий Шульгин, сбежавшие в подполье Марков и Замысловский, да и газета-оборотень «Новое время». Даже осуждения перевороту — из них не высказал открыто никто. Но чего ж тогда, правда, стоила эта власть, если никто не пытался её защищать? До нынешних лет в русской эмиграции сохранена и даже развита легитимистская аргументация, что наш благочестивый император в те дни был обставлен ничтожными людьми и изменниками.
Да, так. Но: и не его ли это главная вина? Кто ж эти все ничтожества избрал и назначил, если не он сам? На что ж употребил он 22 года своей безраздельной власти? Как же можно было с такой поразительно последовательной слепотой — на все государственные и военные посты изыскивать только худших и только ненадёжных? Именно этих всех изменников — избрать и возвысить? Совместная серия таких назначений не может быть случайностью. За крушение корабля — кто отвечает больше капитана?
Откуда эта невообразимая растерянность и непригодность всех министров и всех высших военачальников? Почему в эти испытательные недели России назначен премьер-министром — силком, против разума и воли — отрекающийся от власти неумелый вялый князь Голицын? А военным министром — канцелярский грызун Беляев? Потому что оба очаровали императрицу помощью по дамским комитетам. Почему главная площадка власти — министерство внутренних дел отдана психопатическому болтуну, лгуну, истерику и трусу Протопопову, обезумевшему от этой власти? На петроградский гарнизон, и без того уродливый, бессмысленный, — откуда и зачем вытащили генерала Хабалова, полудремлющее бревно, бездарного, безвольного, глупого? Почему при остром напряжении с хлебом в столице — его распределение поручено безликому безответственному Вейсу? А столичная полиция — новичку из Варшавы?
Сказать, что только с петроградским военачальником ошиблись, — так и в Москву был назначен такой же ничтожный Мрозовский. И по другим местам империи были не лучше того командующие округами Сандецкий, Куропаткин и губернаторы. Но и штабом Верховного и всеми фронтами командовали и не самые талантливые и даже не самые преданные своему монарху. Только на флоты незадолго стали блистательные Колчак и Непенин, два самых молодых адмирала Европы, — но и то оказался второй упоён освобожденческими идеями. И надо же иметь особый противодар выбора людей, чтобы генералом для решающих действий в решающие дни послать Иудовича Иванова, за десятки императорских обедов не разглядев его негодности. Противодар — притягивать к себе ничтожества и держаться за них. Как и к началу страшной Мировой войны царь застигнут был со своими избранцами — легковесным Сазоновым, пустоголовым Сухомлиновым, которые и вогнали Россию в войну. Люди всевозможных качеств никогда не переводятся в огромной стране.
Но в иные смутные периоды — лучшим закрываются пути к выдвижению. Всякий народ вправе ожидать от своего правительства силы — а иначе зачем и правительство? К началу 1917 года российская монархия сохранялась ещё в огромной материальной силе, при неисчислимых достояниях страны. И к ведению войны: уже развившаяся военная промышленность, ещё небывалая концентрация на фронте отличного вооружения, всё ж ещё не домолоченный кадровый офицерский состав и — ещё никогда не отказавшиеся воевать миллионы солдат. И — для сохранения внутреннего порядка: образ царя твёрдо стоял в понятии крестьянской России, а для подавления городских волнений не составляло труда найти войска. Трон подался не материально, материального боя он даже не начинал. Физическая мощь, какая была в руках царя, не была испробована против революции. В 1905 на Пресне подавили восстание более явное — а в Петрограде теперь просто не защищались.
Мельгунов правильно пишет: «Успех революции, как показал весь исторический опыт, всегда зависит не столько от силы взрыва, сколько от слабости сопротивления». Ещё в XIX веке все авторитеты признали, что всякие уличные революции после 1848 года — кончились, эпоха городских восстаний миновала, современное вооружение государств не даёт возможностей толпе выигрывать уличные бои. У власти — телеграф, телефон, железные дороги, пулемёты, артиллерия, броневые автомобили — их можно обслуживать небольшими отрядами верных правительству людей, не вводя в бой крупные войсковые части. Время уличных баррикад как будто навсегда миновало. Но власти в февральском Петрограде действовали вопреки всякому здравому смыслу и законам тактики: не использовали своего контроля над телефоном и телеграфом, не использовали преимуществ ни в каком виде оружия, а свои малые силы не держали в кулаке, но разбросали беззащитно по городу. Не материально подался трон — гораздо раньше подался дух, и его и правительства. Российское правительство в феврале Семнадцатого не проявило силы ни на тонкий детский мускул, оно вело себя слабее мыши. Февральская революция была проиграна со стороны власти ещё до начала самой революции.
Тут была и ушибленность Пятым годом, несчастным 9-м января. Государь никогда не мог себе простить того злосчастного кровопролития. Больше всего теперь он опасался применить военную силу против своего народа прежде и больше нужды. Да ещё во время войны! Ещё в майский противонемецкий погром в 1915 в Москве приказано было полиции: ни в коем случае не применять оружия против народа. И хотя эта тактика тогда же показала полную беспомощность власти и всесилие стихии — запрещение действовать против толпы оружием сохранилось и до февральских петроградских дней. И в той же беспомощности снова оказались силы власти. Все предварительные распоряжения столичным начальникам и все решения самих этих дней выводились Государем из отменного чувства миролюбия, очень славного Для христианина, но пагубного для правителя великой державы.
Оттого с такой лёгкостью и бескровностью впрочем, в Петрограде несколько сот, а по Союзу городов — и до 1500 убитых, раненых и сошедших с ума, и 4000 арестованных новою властью удалась Февральская революция — и, о, как ещё отдастся нам эта лёгкость и это миролюбие! И посегодня отдалось ещё не всё. Династия покончила с собой, чтобы не вызвать кровопролития или, упаси Бог, гражданской войны. И вызвала — худшую, дольшую, но уже без собирающего тронного знамени. Крушенье в три дня 28 февраля — 2 марта 1917 Кто же мог ожидать, кто же бы взялся предсказать, что самая мощная империя Мiра рухнет с такой непостижимой быстротой? Что трёхсотлетняя династия, пятисотлетняя монархия даже не сделает малейшей попытки к сопротивлению? Такого прорицателя не было ни одного. Ни один революционер, никто из врагов, взрывавших бомбы или только извергавших сатиры, никогда не осмеливались такого предположить.
Столетиями стоять скалой — и рухнуть в три дня? Даже в два: днём 1 марта ещё никто и не предлагал Государю отрекаться днём 3 марта отрёкся уже не только Николай II, но и вся династия. Кадеты Милюков на первых дипломатических приёмах признавались иностранцам, что сами ошеломлены внезапностью и лёгкостью успеха. Да Прогрессивный блок и не мечтал и не хотел отводить династию Романовых от власти, они добивались лишь ограничить монархическую власть в пользу высшей городской общественности. Они и самого Николая II довольно охотно оставили бы на месте, пойди он им на серьёзные уступки, да чуть пораньше. Но с той же хилой нерешительностью, как уже 5 лет, — ни поставить своё сильное умное правительство, ни уступить существенно кадетам, — Государь продолжал колебаться и после ноябрьских думских атак, и после декабрьских яростных съездов Земгора и дворянства, и после убийства Распутина, и целую неделю петроградских февральских волнений, — всё надеялся, всё ждал, что уладится само, всё колебался, всё колебался — и вдруг почти без внешнего нажима сам извихнулся из трёхсотлетнего гнезда, извихнулся больше, чем от него требовали и ждали. Монархия — сильная система, но с монархом не слишком слабым. Быть христианином на троне — да, — но не до забвения деловых обязанностей, не до слепоты к идущему развалу.
В русском языке есть такое слово зацариться. Значит: забыться, царствуя. Парады, ученья, парады любимого войска и цветочные киоски для императрицы на гвардейских смотрах — заслоняли Государю взгляд на страну. Всё царствование Николая II состоит как бы из двух повторенных кругов, каждый по 11 лет. И в пределах каждого круга он имел несчастный дар свести страну из твёрдого процветающего положения — на край пропасти: в октябре 1905 и в феврале 1917. Все споры российские теперь кипят о втором круге — а ведь в первом всё это уже случилось. В своем дремотном царствовании, когда бездействие избирается удобнейшей формой действия, наш роковой монарх дважды поспешествовал гибели России. И это — при лучших душевных качествах и с самыми добрыми намерениями!
После первого гибельного круга послан был ему Богом Столыпин. Единожды в жизни Николай остановил свой выбор не на ничтожестве, как обычно, а на великом человеке. Этот великий человек вытянул из хаоса и Россию, и династию, и царя. И этого великого человека Государь не вынес рядом с собою, предал. Сам более всех несчастный своею несилой, он никогда не осмеливался ни смело шагнуть, ни даже смело выразиться. Не то чтобы гнуть по-петровски, но не мог и, как прадед его Николай, входить самому в холерный бунт — и давить, и после холерного госпиталя в поле сжигать свою одежду до белья. В начале германской войны только и мог он бледно повторить Александра I: «не положу оружия, пока последний вражеский солдат…», а не тряхнуть, как тот: «Скорее бороду отпущу и уйду в Сибирь! Может быть все предшествующие цари романовской династии были нравственно ниже Николая II, — и конечно Пётр, топтавший народную душу, и себялюбивая Екатерина, — но им отпустилось за то, что они умели собою представить необъятную силу России.
А кроткий, чистый, почти безупречный Николай II, пожалуй, более всего напоминая Фёдора Иоанновича, — не прощён тем более, чем, не по месту, не по времени, был он кротче и миролюбивей. Его обнажённую переписку с женой кинули под ноги миллионам с кем поступила судьба безжалостней? Ты просто чуть-чуть слаб и не доверяешь себе… и немножко склонен верить чужим советам. В таком же непримиримом конфликте с образованным обществом можно было стоять скалою, а он дал согнуть себя и запугать. Не признаваясь, он был внутренне напуган и земством, и Думой, Прогрессивным блоком, либеральной прессой, и уступал им — то само своё самодержавие осенью 1905 , то любимых своих министров одного за другим лето 1915 , всё надеясь задобрить ненасытную пасть, — и сам загнал себя в положение, когда не стало кого назначить. Он жил в сознании своей слабости против образованного класса — а это уже была половина победы будущей революции. В августе 1915 он раз единственный стянул свою волю против всех — и отстоял Верховное Главнокомандование, — но и то весьма сомнительное достижение, отодвинувшее его от государственного руля. И на том — задремал опять, тем более не выказывал уменья и интереса управлять энергично самою страной.
Отстоял себя, против всех, Верховное Главнокомандование, — так хотя бы им-то воспользовался в судьбоносные дни! К этим-то дням как раз оно прилегло — лучше не придумать! Его отъезд из Царского Села случайно как раз накануне волнений — не верней ли и понять как Божье дозволение: добраться до Ставки, до силы, до власти? Нельзя было занять более выгодной позиции против начавшейся петроградской революции! К вечеру 27 февраля она была выиграна в Петрограде — но только в нём одном. Вся огромная Россия оставалась неукоснительно подчинена своим начальникам и никакой революции ниоткуда не ждала. Вся армия стояла при оружии, готовая выполнить любой ясный замысел своего вождя. И такой замысел в ту ночь как будто начал осуществляться: посылка фронтовых полков на мятежный запасной небоеспособный гарнизон.
Военный успех операции не вызывал сомнений, и было много полков, совсем не доступных агитации разложения, — как не тронулся ж ею Тарутинский полк, уже достигший цели. Да он в одиночку, пожалуй, если б им руководили, мог осуществить и весь план. Но даже и в таком масштабе операция подавления не была необходима. Чтобы петроградские уличные волнения приобрели бы значение общероссийской революции, всего-то надо было: чтобы Россия не перестала эти волнения кормить хлебом, а они Россию — агитацией. Едва сбродился первый случайный состав Совета рабочих депутатов — его первой заботой было: восстановить железнодорожное движение между Москвой и Петроградом. Здесь было их слабое место! Как и предлагал генералу Мрозовскому полковник Мартынов. Вообразим зоркую и решительную власть: как просто и коротко она бы блокировала этот дальний, уже сам собой невыгодно отрезанный болотный пункт, — совсем не надо и посылать в петроградское кипение никаких войск: отсоединить телеграфные линии, на четырёх железных дорогах вынуть по несколько рельсов и на эти места поставить 4 отряда из верных войск — да 444 было таких у Ставки, — и никогда бы жалкие запасники, ещё достаточно и оторвавшись от города, не посмели бы атаковать стреляных, атаковав же проиграли бы.
А чуть-чуть затем изменись положение, стань в Петрограде вместо фунта хлеба — полфунта, затем и четвертушка, — и все эти расхлябанные, необученные да и невооружённые запасные батальоны с такой же лёгкостью отъединились бы от революции, как они к ней присоединились. Правда, и армия жила без продовольственных запасов и зависела целиком от подвоза, — но ей-то никто не мог перерезать. Так уверены были все. Сказать, что Государь, находясь и в Ставке, не был подлинным распорядителем своей армии? Что и в Могилёве как и в Царском он поставил себя так, что не мог принять великих смелых решений? Был связан и косностью своих штабных и немым сопротивлением главнокомандующих фронтами? Да, на всех этих местах — не состояли лучшие генералы, самые верные. Николай II не имел таланта угадывать верных, держать их и сам быть им последовательно верным.
Потому и пришлось ему написать — «кругом измена, и трусость, и обман», что он органически не видел верных и храбрых, не умел их позвать. Так и вся его дюжина свиты была как подобрана по безликости и бездарности. Для чего содержится свита? А Конвой? Что ж за верность оказалась у Конвоя? Тот десяток терских казаков, в своих страшных туземных папахах, побредший на всякий случай отмечаться у Караулова в Думе зачем они пошли? Просто испугались… Да и все четыре сотни Конвоя после вековой парадной и почётной охраны императоров — как быстро скисли: царскосельские — надели белые повязки, выбрали комитет… Однако пока Государь оставался в Ставке — Алексеев покорно выполнил распоряжение о посылке войск и не смел сам искать государственного выхода. Останься Государь и далее в Ставке — посланные войска неуклонно шли бы на Петроград, и никто не запрашивал бы у главнокомандующих мнения их о необходимости царского отречения.
Ото всего того произошло бы вооружённое столкновение в Петрограде? Если бы восставшие не разбежались — да. Но отдалённейше не было бы оно похоже на трёхлетнюю кровавую гражданскую войну по всем русским просторам, чекистский бандитский разгул, тифозную эпидемию, волны раздавленных крестьянских восстаний, задушенное голодом Поволжье — и полувековой адовый скрежет ГУЛАГа потом. Измени, отклонись, пошатнись все высшие военачальники? Наконец, если рок характера — колебаться, — проколебался бы Государь ещё двое-трое суток. Но нет, в этом колебании Государь был быстротечнее, чем когда-либо. Едва услышал об опасности своей семье — и бросил армию, бросил Ставку, бросил пост Верховного — и помчался к семье. Снова признак чистого любящего сердца.
Но какому историческому деятелю его слабость к своей семье зачтена в извинение? Когда речь идёт о России могли б и смолкнуть семейные чувства.
Естественно, меня заинтересовало, что такого написано в работе Александра Солженицына, что привело к подобному решению Президента В. Вполне возможно, что его внимание привлёк тот факт, что дата предстоящих Президентских выборов 2 марта 2008 года в РФ совпала с датой падения Монархии и распада Российской империи 2 марта по старому стилю? Или может эта брошюра понравилась так В. В Путину , так как является своеобразным практическим пособием по профилактике революций и государственных переворотов? Рассмотрим только несколько основных вопросов, затронутых в статье. Самый главный вопрос - это образ Императора Российской Империи Николая 2.
Привожу только основные цитаты из работы А. Тут была и ушибленность Пятым годом, несчастным 9-м января. Государь никогда не мог себе простить того злосчастного кровопролития. Больше всего теперь он опасался применить военную силу против своего народа прежде и больше нужды. Да ещё во время войны! Быть христианином на троне - да, - но не до забвения деловых обязанностей, не до слепоты к идущему развалу …... Сам более всех несчастный своею не силой, он никогда не осмеливался ни смело шагнуть, ни даже смело выразиться……… В его нецарской нерешительности - главный его порок для русского трона. Трон - он сразу готов отдать без боя, он не подготовлен бороться за него… …..
Николай II не понимал закона, он знал только своё отцовское чувство. Было бы грубо, а заметить можно и так: кто же выше - сын или русская судьба? Если только берегли сына для родителей, то всей семье надо было уходить на отдых десятью годами раньше. А если - наследника для престола, так вот и достигнута вершина того хранения? И вдруг обратился цесаревич просто в сына? Ему была вверена эта страна - наследием, традицией и Богом - и уже поэтому он отвечает за происшедшую революцию больше всех.... Он предпочёл - сам устраниться от бремени. Слабый царь, он предал нас.
Всех нас - на всё последующее….. Солженицыным образа Императора Николая 2 как безвольного, слабого императора, не способного принимать решения и фактически неспособного управлять Империей выявляет субъективную недальновидность автора и предвзятое отношение к последнему Императору Российской империи. Странно слышать такие слова, от человека, который сам пострадал от последствий так называемой «сильной власти». Хотя, до момента, когда «сильная власть» повлияла на судьбу автора, он с большим рвением поддерживал эту «сильную власть» и восхвалял её в своих трудах. Солженицын осознал, что причиной всех его бед и несчастий является не сильная власть советов, а слабая монархическая власть. Если бы судьба не послала автору таких испытаний, то он бы ещё с большим рвением продолжал до конца жизни восхвалять «сильную власть». Больше всего в высказываниях А. Солженицына о Императоре Николае 2 вызывает фраза А.
Солженицына : «Противодар - притягивать к себе ничтожества и держаться за них..
Там семья Солженицыных выстроила большой дом, где писатель с удовольствием работал и принимал гостей. В 1997 году он стал действительным членом Российской академии наук. Впрочем, не все знаки признания властями Солженицын принимал одинаково охотно. Не закрывая глаза на ошибки российского высшего руководства, допущенные в 1990-е гг. В 1998 году Солженицын отказался от высшего российского ордена Святого апостола Андрея Первозванного, заявив, что не может принять награду от «от верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния». В 2006 году он был удостоен Государственной премии Российской Федерации «за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности». Творчество Солженицына Творчество Александра Солженицына развивалось в реалистической традиции. Его литературным произведениям свойственна масштабность описываемых событий: жизнь «маленького человека» у Солженицына всегда предстаёт частью большой истории. Его тексты отличают переплетение документальности и художественного вымысла, специфическая образность, множество библейских аллюзий и отсылок к классическим произведениям мировой литературы.
Как в художественном творчестве, так и в публицистике Солженицын видел своей задачей преобразование мира и критическую оценку действительности. К наиболее известным произведениям писателя относятся рассказы «Один день Ивана Денисовича» и «Матрёнин двор», повесть «Раковый корпус», романы «В круге первом» и «Красное колесо», а также сложное по жанровой принадлежности историко-художественное исследование «Архипелаг ГУЛАГ». На протяжении всей жизни Солженицына большое значение в его творчестве занимала лагерная тема и критика советской власти. Рассказ «Один день Ивана Денисовича», — так обозначал его жанровую принадлежность сам автор, хотя при публикации произведение было названо повестью, — стал первым опубликованным текстом Солженицына и произвёл настоящий переворот в литературной и общественной жизни СССР. В 1962 году выход в свет подобного произведения в Советском Союзе казался немыслимым, однако публикацию с некоторыми цензурными правками одобрил лично Н. Большую роль в публикации «Одного дня…» сыграл редактор журнала «Новый мир» А. Твардовский — именно он рекомендовал произведение советскому лидеру. Этот труд основан на письмах, воспоминаниях и интервью заключённых, а также собственном лагерном опыте автора. Среди множества публицистических работ Солженицына стоит отметить написанную на закате Перестройки знаменитую статью «Как нам обустроить Россию? Семья и личная жизнь Личная жизнь Александра Солженицына была омрачена заключением, ссылкой и вынужденной эмиграцией.
С 1940 по 1972 год он официально состоял в браке с Натальей Алексеевной Решетовской 1919—2003.
Увы, толстые книги и серьезные работы читают меньше, чем газетные и интернетовские заметки. Люди привыкают к поверхностных оценкам, публицистическим штампам, и сами повторяют их, избавляя себя от необходимости думать. Солженицын, с одной стороны, был всемирной знаменитостью, соответственно, упоминания о нем в прессе неизбежно преподносились с сенсационным привкусом, в том стиле, как вообще пишут о "звездах", не сильно различая звезд эстрады от серьезных деятелей искусства, науки или политики. Так же и современная российская власть, с некоторого момента, решилась отдавать ему определенные почести визиты президента, награждение премиями и орденами; посмертные распоряжения об увековечении памяти и дополнительном внесении его книг в школьную программу, и т. Невзирая на казенные формы такого признания и некоторое сомнение в искренности олигархических властей, которые Солженицын весьма резко обличал, - лучше поздно, чем никогда. Советская власть в свое время упустила шанс пойти на какое-то смягчение противостояния с опальным писателем, после присуждения ему Нобелевской премии по литературе 1970 , когда в письме Суслову он предлагал напечатать в СССР свою новую книгу - "Август 1914", а затем и другие книги романы "В круге первом" и "Раковый корпус", уже принятые к журнальной публикации и лишь затем запрещенные , и снять преследование с читателей и самиздатских перепечатчиков его произведений. Так же без видимых последствий было оставлено солженицынское "Письмо к вождям Советского Союза" 1973 , с программой медленного выхода из коммунизма через сохранение авторитарной власти вождей при отказе от обязательной марксистской идеологии и при разрешении людям свободно дышать и мыслить, русского национального и религиозного возрождения. Хотя, как теперь известно, "вожди" всё же прочли письмо; Брежнев распорядился об ознакомлении с ним членов политбюро вкруговую, и помощниками был подготовлен суммарный отзыв о письме, для сведения.
Но понимания и дальновидности у "вождей" не хватило. Они были уверены в несокрушимости системы безо всяких поправок. Остается только гадать насколько осуществимы были предложения Солженицына тогда, в 1973 г. В любом случае облегчение общественной атмосферы в 1970-е годы, если бы оно тогда состоялось, не дало бы победить тотальной деморализации и цинизму, которые разъели всё перед концом советской власти и, вырвавшись наружу, восторжествовали в "перестройку" и "постперестройку". С другой же стороны, невзирая на статус мировой величины, который у Солженицына отнять было невозможно, он при своей жизни и после смерти подвергался невиданному же и поношению. Поразительно многообразие сторон, с которых шли атаки, и само содержание этих атак. Солженицына поносили и поносят за "сионизм" и "антисемитизм"; за "зоологический русский национализм, в котором он сомкнулся с вождями КПСС" и то, что он "продался ЦРУ, действовал на деньги и по указке западных спецслужб"; за "монархизм" и "клевету на Царя-Мученика". Любопытно, что если современная "демократическая" печать упоминает о Солженицыне с неприязнью сдержанной всплеск эмоций был только, когда появилась книга "Двести лет вместе", о еврейском вопросе , то так называемая "патриотическая" пресса лягает Солженицына особенно разнузданно. Продолжая эту линию, на Солженицына непостижимым образом возлагается ответственность за воровское государство, утвердившееся в России после 1991 г.
Характерным стало публицистическое преуменьшение масштаба жертв коммунистического режима если не вообще их отрицание - соответственно, Солженицын оказывается виновным в "раздувании числа" этих жертв, - и публицистическое же сравнение с жертвами "реформ". В свое время, для борьбы с "Архипелагом ГУЛАГом", коммунистическая пропаганда придумала для Солженицына ярлык "литературного власовца". Эта же бранная кличка теперь повторяется некоторыми публицистами "патриотического" направления. При конце перестройки, Горбачев, не зная, как отреагировать на сенсацию - появившуюся тогда массовым тиражом статью Солженицына "Как нам обустроить Россию? Теперь же патриотические публицисты, для которых "монархизм" стал общим местом, мимоходом обличают Солженицына за недостаток этого самого монархического чувства и за умышленное якобы очернение Императора Николая II в "Красном Колесе". Нужно ли защищать Солженицына? Можно, конечно, отвечать на разного рода недобровестные нападки и опровергать фактическую неправду. До известной степени это имеет смысл, но, в общем-то, большой нужды нет. У Солженицына есть одно преимущество перед недобросовестными критиками, фора, которую им не преодолеть.
Он - гениальный писатель, и если бы он им не был, никакого общественного или политического влияния ни он, ни его книги не оказали, о нем никто бы не узнал, и не было бы той пищи для нынешних критиков и нападчиков. Художественные книги Солженицына говорят сами за себя. Их читают и будут читать, и они дают читателю гораздо больше, чем может дать любая публицистика "за" или "против" Солженицына. Разумеется, масштаб Солженицына как писателя для части пишущей братии и был главный источник раздражения, да что там говорить, бешеной зависти. Это верно и для начала его появления в литературе с публикацией "Одного дня Ивана Денисовича" ноябрь 1962 и до самого последнего времени, когда завистники скрежетали зубами по поводу "узлов" "Красного Колеса", - что их невозможно прочитать, что это писательский "провал" по Гоголю: "хоть я и не слышал, но знаю, что дела там нет" , и т. Там, разумеется, читатели сами будут разбираться, провал это или не провал по мне, это вершинная русская проза , но характерно, кто бросал обвинения. Ведь ничего своего, не то, что лучшего или равновеликого, но отдаленно приближающегося к книгам Солженицына, эти критики-писатели предъявить не могли. Не хочется называть имена, но: нападал на Солженицына покойный Владимир Максимов, именно на "Колесо", что его "читать невозможно", и - что же написал сам Максимов, лучшего или хотя бы такого же "нечитабельного"? Одолеваемый завистью Владимир Войнович накатал целую книгу в разоблачение Солженицына "Портрет на фоне мифа" - ее, разумеется, прочли из-за имени главного героя.
А чем Войнович которого Солженицын когда-то упомянул в списке заслуживающих внимания писателей в СССР сам вошел в русскую литературу? Книжкой о дезертире Чонкине или историей сражения за квартиру с соседом по писательскому дому? Критик Бушин, когда-то яркий и восторженно писавший в 60-е годы об "Одном дне Ивана Денисовича" и "Матренином дворе" , сейчас не жалеет черной краски для Солженицына. Как, впрочем, и для многих других, включая прежних друзей среди критиков и писателей. Позволительно спросить: а что он может противопоставить своего? Перечень можно продолжать, но нет смысла. Напротив, Солженицына сразу оценили по достоинству люди сами глубоко одаренные. Два лучших русских поэта и при этом столь разных по художественным вкусам и литературному происхождению : Твардовский и Ахматова. Твардовский ставил Солженицына в ряд с Толстым, Достоевским и Чеховым, считал его первым из современных русских писателей, любил его по-человечески при том что их отношения прошли и через острые конфликты, взаимонепонимания и обиды, отраженные в дневниковых записях Твардовского и мемуарах Солженицына и по существу всю свою жизнь как редактора журнала с середины 1960-х годов положил на борьбу за публикацию Солженицына на родине и сохранение его для русской литературы.
Анне Ахматовой принадлежат потрясающие строки о Солженицыне: "Све-то-носец!.. Мы и забыли, что такие люди бывают. Глаза как драгоценные каменья. Слышит, что говорит... Поразительный человек... Огромный человек... Ахматова заявляла про "Один день Ивана Денисовича", что "эту повесть о-бя-зан прочитать и выучить наизусть каждый гражданин изо всех двухсот миллионов граждан Советского Союза". Конечно, можно попытаться списать такие гиперболизированные оценки на "женскую восторженность", но это как раз то, чего у Ахматовой не было. Она была очень трезвым человеком, с резким языком и привычкой к "снижающему" юмору, и чтобы вызвать у нее такой восторг, нужно было действительно его заслужить.
Интересны и литературные замечания Ахматовой, сравнивавшей Солженицына с Хемингуэем, только что тогда получившим Нобелевскую премию: у того подробности в "Старике и море" вызывают раздражение, кажутся ненужными, а у Солженицына "каждая деталь нужна и дорога". Солженицына с 1960-х годов поддерживали те, кто знали, что такое настоящий уровень литературы. Елена Сергеевна Булгакова открыла ему архив, и Солженицын прочитал ненапечатанные вещи Булгакова до их публикации в советских изданиях. И "Записки покойника" и "Мастера и Маргариту". Солженицын испытывал чувство родства к затравленному Булгакову. Булгаковой он даже сказал так, что хочет знать, что было написано Булгаковым, чтобы уже его не повторять. Поразительное высказывание! Корней Чуковский предоставил свой кров Солженицыну, когда у того КГБ захватил таимые рукописи 1965 и этим, возможно, спас его от ареста. Лидия Чуковская, дочь К.
Чуковского, с неизменным бесстрашием поддерживала Солженицына вплоть до его высылки в 1974 г. Солженицын много прожил под гостеприимным кровом Чуковских, и Лидия Корнеевна сохранила о нем драгоценные записи.
Размышления над Февральской революцией [Александр Исаевич Солженицын] (fb2) читать онлайн
| Солженицын. 105 лет. 30 фактов | Публицистически-ангажированно написал Александр Исаевич Солженицын эссе-брошюру о Февральской Революции в России. В частности, его подход и оценки. |
| Солженицын, Александр Исаевич - ПЕРСОНА ТАСС | Впервые в книжном формате под одной обложкой — две статьи Александра Солженицына, «Размышления над Февральской революцией» (1980–1983) и «Черты двух революций» (1984). |
| Александр Солженицын | Александр Солженицын родился 11 декабря 1918 года в Кисловодске. |
| Солженицын на войне: линия наименьшего риска, или Бывали и такие «герои» | 9 февраля капитан Солженицын был арестован на командном пункте своего начальника, генерала Травкина (см. об этом в 1-й части «Архипелага ГУЛаг»). |
Двести лет вместе. Часть I. В дореволюционной России
ицын. Размышления над февральской революцией. Аналитик и исследователь, А. Солженицын начинает с «Природы бескровной», рассматривая с исторической и философской позиции причины, приведшие к свершению Февраля. Александр Исаевич (при рождении – Исаакиевич) Солженицын появился на свет 11 декабря 1918 года в Кисловодске. Мать, Таисия Захаровна Щербак, воспитывала сына одна. Автор Александр Островский - Возможно читать онлайн - Страница №3. это Брежнев, Суслов, Андропов. Солженицын обратился к ним с конфиденциальным письмом в сентябре 1973 года и до января 1974 года ждал ответа.
Александр Солженицын. Размышления над Февральской революцией (2017)
Особое внимание уделено логике развития публицистической мысли писателя, утверждающего, что Февральская революция явилась крупнейшим событием ХХ в. Солженицын рассматривает природу Февральской революции, роль либеральных кругов, отречения Николая II. Привлекаются и другие публицистические статьи А.
Теперь о Николае II. Характер человека более рельефно проявляется в сложных для него ситуациях. У меня с детства вырисовался образ царя Николая II по рассказам близкого друга нашей семьи — дяди Саши, сына лейб-медика двора Льва Васильевича Попова. Тот провёл целый месяц у постели Николая, когда он был тяжело болен воспалением легких в Крыму, и вылечил его. Этот же образ поддерживался рассказами Александра Федоровича Керенского о царе в то время, когда царь и его семья были арестованы. Александр Федорович был просто очарован царём. Кого это «нас»?
И неверно: он не был слабым, он не подчинялся царице и Распутину, а твердо верил в своё завещанное ему от отца предназначение быть самодержцем, а царица, как всякая жена, лишь поддерживала в нём это твёрдое убеждение. Несмотря на возражения всех сановников, он совершенно правильно поддержал Витте и ввёл золотой червонец — великий акт! Он не внял Распутину, который телеграфировал ему, наказывая ни под каким видом не начинать войну. Он её начал. Хотя, возможно, на этот раз Распутин и был прав, но это противоречило бы идеологии и принципам Николая. Однако не было никого, абсолютно никого из его окружения, кроме царицы, Вырубовой, Фредерикса, а из генералов кроме графа Келлера, кто бы разделял его идеологию. Вырубова вспоминала: «Я глубоко сознавала и чувствовала во всех окружающих озлобление к тем, кого боготворила, и чувствовала, что озлобление это принимает ужасающие размеры…». В чем дело? А дело в том, что патриархальная идеология тормозила стихийно и стремительно развивающийся капитализм в России.
Стародубровская И. Великие революции — от Кромвеля до Путина. Получалась, действительно, ситуация, о которой говорят: «вся рота шла не в ногу, а один ефрейтор — в ногу». Кроме маленькой компании, состоящей из «нескольких офицеров-московцев, самокатного батальона» «никто в Петрограде не отличился защитой трона». Добавлю: эти люди захватили Зимний дворец, но комендант дворца выпроводил их. Тогда они, редея по дороге, направились в Адмиралтейство. Морской министр И. Григорович их также выпроводил, и они разошлись по казармам. Поэтому царь ничего не мог сделать, и нельзя говорить, что он предал «нас».
Итак, если «вся рота идёт не в ногу, один ефрейтор — в ногу», то что мы будем разбирать каждого рядового и ругать его за то, что он шёл не в ногу? Поскольку Солженицын написал исследование и по роману «Тихий Дон», то, казалось бы, он должен был это почувствовать. Впрочем, в том исследовании также перевернуто всё наизнанку, и сейчас уже строго доказано, что оно совершенно неверно и ошибочно. О главнокомандующем Великом князе Николае Николаевиче Солженицын пишет, что он показал себя «таким же дутым глупцом, как и Родзянко».
Однако насильственные с протестантским настроем реформы императора Петра I оставили Церковь без патриарха, прямо подчинили государственному управлению… Но и на сама Церковь ответственна за то, что в дни величайшей национальной катастрофы даже не попыталась образумить Россию. Масса священства затеряла духовную энергию…» 8 ; «все эти старцы полностью растерялись: не только не промямлили ничего в защиту царя, но распространяли отречение оглашением в церквах и поспешно снимали поминания царя из церковных служб. А ведь сколько могло быт конфуза и затора Временному правительству, если б иерархи уперлись». И ведь до сих пор «красные» в Церкви, а иерархи закрывают на это глаза, словно ничего страшного и богопротивного… Уберечь Российскую Империю от худшего могло бы патриархальное и богобоязненное крестьянство. Однако экономические преобразования, начатые аграрной реформой 1861 года и не сопровождавшиеся духовно-нравственным возрождением, «долгая пропаганда образованных» и «падение священства» меняли крестьян. Среди них «множились отступники от веры, одни пока еще молчаливые, другие — уже разверзающие глотку»; «дележ чужого добра готов был взреветь в крестьянстве без памяти о прежних устоях, без опоминанья, что все худое выпрет боком и вскоре так же точно могут ограбить и делить их самих. И разделят… ». Однако они много лет допускали открытую революционную и антиправительственную агитацию, даже во время войны чего не было в демократических Великобритании и Франции. Например, накануне Февральской революции лидер конституционных демократов Милюков с трибуны Государственной Думы «клеветнически обвинил императрицу и премьер-министра в государственной измене, - его даже не исключили с одного думского заседания, не то чтоб там как-то преследовать… И вся эта ложь, как хлопья сажи, медленно кружилась и опускалась на народное сознание, наслаивалась на нем — вместе с темными «распутинскими» слухами - из тех же сфер великосветья и образованности». Оно проиграло информационную войну, как сказали бы сейчас; не первую мировую, а — информационную. На кого же могло опереться царское правительство? На монархические организации? А Союз русского народа? Да все дуто, ничего не существовало. Но — обласканцы трона, но столпы его, но та чиновная пирамида, какая сверкала в государственном Петербурге, - что ж они? Э-ге, лови воздух, они все умели только брать. Ни один человек из свиты, из Двора, из правительства, из Сената, из столбовых князей и жалованных графов, и никто из их золотых сынков, - не появился оказать личное сопротивление, не рискнул своею жизнью. Вся царская администрация и весь высший слой аристократии в февральские дни сдавались как кролики…» - констатирует Солженицын. Существует ли сегодняшний «столп»? Не по крови, а по органичной принадлежности к русской православной культуре и по глубокой искренней вере являлся царь русским человеком. Однако, как и остальные, он по-настоящему не боролся против бунтовщиков в 1917 г. Он олицетворял «режим, не желавший себя защищать». К тому же кто из нас самих без греха? И к тому же есть тот, кто в первую очередь должен быть согласен с Солженицыным и беспощаден более его. Вы поняли — о ком я?
Чувствую, что глаза их встретились… встретились два духовно близких человека… человека, готовых отдать все Святой Руси… В результате глубокого вживания в историю России А. Солженицын пришел к выводу, что перед государственной властью было два пути, предотвращавших революцию. Первый — «подавление, сколько-нибудь последовательное и жестокое как мы его теперь узнали ». Но «на это царская власть была не способна прежде всего морально». Второй путь — «деятельное, неутомимое реформирование всего устаревшего и не соответственного». Однако на это власть была не способна «по дремоте, по неосознанию, по боязни». И в результате - третий, средний и «губительный путь» - «и не давить, и не разрешать, но лежать поперек косным препятствием». В последнем власть скорее забегала вперед под давлением первой русской революции, ведь несформированность хоть какой-то политической культуры в стране обернулась тем, что так называемые политические партии не столько представляли народ или его составные части, сколько стали инструментами реализации субъективных взглядов и карьеристских устремлений своих вождей, стали вождистскими от октябристов до большевиков. Возможно, в течение десятилетий и за столетие сложилась бы плодотворная и ответственная партийно-представительская система; однако такие партии и, соответственно, такая Государственная Дума в 1906-1917 годах смогли лишь расшатать и обрушить то, что созидалось тысячу лет. Поэтому приходится признать, что именно последовательное и жесткое подавление революций при одновременном продолжении экономического развития требовались России. Требовалось продолжение курса Столыпина в более жестком варианте, который не соответствовал характеру Николая II. Последний заставил бы себя следовать такому курсу, если бы знал - к чему приведет его собственный. Но Николай II не был пророком… Подавлять требовалось не только авантюристов-заговорщиков Гучкова и Милюкова, не только циничных революционеров Керенского и Ленина. Да и сам Гучков прозревает в «Красном колесе», что «революция… сделана руками черни» 16 , а генерал Крымов проговаривает вслух самую сокровенную правду, которая объясняет пролетарско-уголовную направленность Февральской революции. Однако как не задать вопрос: за что Святая Русь захвачена чернью и сволочью? И Солженицын пишет: «В Константинополе, под первое свое эмигрантское Рождество, взмолился отец Сергий Булгаков : «За что и почему Россия отвержена Богом, обречена на гниение и умирание? Грехи наши тяжелы, но не так, чтобы объяснить судьбы, единственные в Истории. Такой судьбы и Россия не заслужила, она как агнец, несущий бремя европейского мира. Здесь тайна, верою надо склониться». И Александр Исаевич признает, что именно «это привременное народное объяснение уже глубже всего того, что мы можем достичь и к концу ХХ века самыми научными изысканиями». За ним научные изыскания самого А. Солженицына, которые по глубине, объективности и объему проделанной работы превосходят все, созданное советской исторической наукой. Потребовались свобода мысли и способность к критическому анализу, многие годы труда и всесторонние знания, чтобы придти к тому, что говорили простые православные старые люди. Да, в конце концов, простые рыбаки оказались способными воспринять Истину. Как писатель и православный мыслитель Солженицын находит такие слова: «…надо всей Россией была как будто кем-то прочтена разрешительная противо-молитва — не от грехов, но ко грехам, отпущенье делать худое и запрет защищаться».
А. Солженицын и И. Ильин о причинах февральской революции
| Февральские тезисы от Солженицына | © Н. Д. Солженицына, составление, 2015. |
| А. Солженицын и И. Ильин о причинах февральской революции | Солженицын Александр. Размышления над Февральской революцией скачать книгу бесплатно. |
| Время когда СоЛЖЕницин ещё не проклял сам своё имя (Юрий Богуславский) / Проза.ру | Мои первые встречи с Солженицыным (февраль–март 1974). |
| Солженицын и Февральская революция В истории, как и в математике, важна точность | Писатель Александр Солженицын скончался в Москве на 90-м году жизни. |