Мендель бандит

Цитаты Мендель Герш. — Я так розумию, что Японец — правильный хлопец. Он все справно делает. О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам. БЕЙЛИС Менахем Мендель (1874, Киев – 1934, ок. Нью-Йорка), приказчик кирпичного з-да в Киеве, обвиненный в убийстве 20.3.1911 правосл. мальчика Андрея Ющинского.

Бейлис, Менахем Мендель

Гурвич Мендель Иосифович	мой прадедушка Мендель (тот самый, который лежит в шурфе шахты 4-4 бис), будучи еще молодым, красивым и зрячим развлекался тем, что когда к населенному пункту, где он жил.
Gershon Mendel Garelik - Wikipedia	БЕЙЛИС Менахем Мендель (1874, Киев, – 1934, около Нью-Йорка), жертва кровавого навета, обвиненный в убийстве 12-летнего Андрея Ющинского.
Бейлис, Менахем Мендель биография	Макс (Мендель) Абелевич Дейч (1885—1937) — российский революционер, советский партийный и хозяйственный деятель.
Раввин Мендель Эпстайн пытками заставлял еврейских мужчин разводиться с их женами	Мишка Япончик Акула Мендель Герш Сериал Жизнь и приключения Мишки Япончика (Однажды в Одессе).,, Я так розумию, что Японец правильный хлопец. Он все справно делает.
Дейч, Макс Абелевич | это... Что такое Дейч, Макс Абелевич?	Мишка Япончик Акула Мендель Герш Сериал Жизнь и приключения Мишки Япончика (Однажды в Одессе).,, Я так розумию, что Японец правильный хлопец. Он все справно делает.

Послесловие издательства

Не случайно накануне 100-летия знаменитого дела Бейлиса в Киеве собрались на международный саммит активисты многих влиятельных организаций, противодействующих антисемитизму, в частности — Украинского еврейского комитета и его представительства в ОБСЕ, Американского еврейского комитета, Национальной конференции в поддержку евреев в России, Украине, странах Балтии и Евразии США. Среди участников этого авторитетного форума — известный украинский режиссер Александр Муратов, написавший по материалам дела Бейлиса сценарий документально-игрового восьмисерийного фильма «Господа присяжные заседатели». Бедный, тихий, безответный еврей. Время от времени плачет, не понимая, в чем его обвиняют. Просит поскорее оправдать, чтобы, как он заявил в последнем слове, хоть через два с половиной года увидеть своих несчастных детей. Иное дело — присяжные заседатели.

На них с надеждой смотрели все — и левые, и правые. Правда, кое-кто уничижительно называл его состав темным, а некоторые — серым, имея в виду невысокий социальный статус и малообразованность этих вершителей судеб: семь крестьян, три мещанина и два мелких чиновника. К тому же, по выражению одного из великодержавных шовинистов, сплошь хохлацкие фамилии. Одиозный политик-антисемит Николай Марков, которого в широких кругах почему-то называли Марковым Вторым, публично признал: «Исход дела Ющинского зависит от состава присяжных заседателей». Наверное, ничуть не сомневался, что они, отобранные под строгим контролем полиции из числа наиболее благонадежных «простых мужичков», вряд ли разберутся в хитросплетениях сложного уголовного дела с ритуально-религиозной окраской и под давлением властей все же засудят Менделя Бейлиса.

Бейлис под стражей, незадолго до завершения процесса, 1913 год На мой взгляд, драматизм процесса на его завершающей стадии был обусловлен прежде всего персональным составом присяжных заседателей. Не стало секретом, что их старшина пообещал хороший гонорар всем своим коллегам — 10 рублей золотом за каждый из 33-х дней судебного процесса. Пятеро из присяжных, как потом выяснилось, являлись членами промонархической организации «Союз русского народа», которая, по сути, служила антисемитским оплотом царской России. А если учесть, что сам государь не без гордости носил значок того самого «Союза русского народа», то... Поступили по совести.

Просто не могли иначе, поклявшись на святом Евангелии говорить правду и только правду. Организаторы безбожного судилища над Бейлисом, как назвал этот процесс писатель-правозащитник Владимир Короленко, не учли, что для «простых мужичков», допущенных в состав присяжных заседателей, православная вера превыше всего. В одном из судебных репортажей «Одесского листка» я обратил внимание на нехарактерное для проимперской прессы тех лет авторское отступление: «Следует заметить, что из 12-ти присяжных заседателей десятеро были малороссами, или, как сами себя называют, украинцами. Стоит эту народность поздравить с такими сынами... Интригует тот факт, что голоса присяжных разделились следующим образом: 10 — за оправдание Бейлиса, два — за его осуждение...

Александр Муратов: «Бейлис — жертва, а не герой» — Александр Игоревич, в канун векового юбилея со дня оправдательного приговора Менделю Бейлису стоит, пожалуй, вспомнить всех из судьбоносного состава присяжных заседателей. Мы и ныне не вправе забывать их — простых, но действительно достойных сынов Украины, чьи фамилии, кстати, не особо подверглись русификации. Изволю назвать каждого из этих судей совести листает увесистый многостраничный альбом, под твердой обложкой которого — режиссерский сценарий фильма «Господа присяжные заседатели» : Макарий Мельников — губернский секретарь, помощник ревизора контрольной палаты, старшина присяжных, Петр Калитенко — служащий киевского железнодорожного вокзала, Митрофан Кутовой — крестьянин из Хотова, Порфирий Клименко — крестьянин, который пошел работать на винный склад в Киеве, Савва Мостицкий — киевский извозчик, Аким Олейник — гостомельский крестьянин, Георгий Оглобин — чиновник, Иван Перепелица — трамвайный контролер, Константин Синьковский — служащий почты, Митрофан Тертычный — житель Борщаговки, Фауст Савенко — крестьянин из Кожуховки, Иосаф Соколовский — крестьянин. Разумеется, к справедливому вердикту их подвели доводы блестящих адвокатов и авторитетных экспертов, среди которых были всемирно известные академики Иван Павлов и Владимир Бехтерев. Да и показания многих честных свидетелей а их было допрошено 185!

Хотя, к сожалению, не обошлось без лжесвидетельств и фальсификаций. И все в угоду пресловутой политической целесообразности. Явных улик изначально не нашлось против Бейлиса, но судебная машина была запущена. Давать задний ход — позор. Не менее позорно для обвинителей идти на процесс без аргументов и фактов.

Арест Бейлиса, июль 1911 года. Заводского приказчика, работавшего неподалеку от того места, где был убит Андрюша Ющинский, арестовали через четыре месяца после обнаружения тела мальчика. Местные следователи, считавшие, что это уголовное преступление, совершенное из мести, были отстранены от дела — Царская Россия не терзалась подобными вопросами. Поэтому в дело Бейлиса включилась тайная дипломатия силовых структур. Я нашел тому более чем убедительное подтверждение, прикоснувшись к малодоступным документам протоколам допросов, стенограммам судебных заседаний, служебным рапортам и агентурным донесениям во многих архивах: Министерства юстиции, судебной палаты, Министерства внутренних дел, Департамента полиции, Киевского окружного суда...

Довелось также ознакомиться с материалами Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства и полистать в спецхранах подшивки всевозможных газет — от черносотенных до либеральных. Некоторые официальные бумаги я счел необходимым без купюр вмонтировать в сценарий фильма «Господа присяжные заседатели». Заметьте: не кто иной, как агент упомянутого охранного отделения Дмитрий Богров, убил в Киеве главу российского правительства Петра Столыпина. Он среди прочих реформаторских мер вот-вот собирался отменить черту оседлости для евреев, которым разрешалось жить только в некоторых сельских районах Украины, Белоруссии и Прибалтики, да и то без права владеть землей. Физическое устранение Столыпина в отличие от убийства христианского мальчика Андрея Ющинского не муссировалось ни заклятыми юдофобами, ни их идейными противниками.

Только солдат побольше возьмите. У бандитов и пулемет с лентами есть, и винтовок много. Лагутин уже собрался выходить из кабинета, когда раздался телефонный звонок.

Вернулся к столу, рывком снял трубку. Варя видела, с каким тревожным вниманием он выслушал то, что ему сказали. Будь осторожен.

Мы будем вовремя, — кончил он разговор. Не доезжая Покровки, оставили грузовик на лесной дороге, пошли пешком. Лагутин торопился, но почему такая спешка — никто в отряде не знал.

Лишь Варя, ставшая случайным свидетелем телефонного разговора, догадывалась: в Рыбинске с часу на час что-то должно случиться. В деревню вошли уже в сумерках, притаились у глухого забора, за которым стоял дом Буркиных. В окнах горел тусклый керосиновый свет.

В соседней избе, где тоже были бандиты, окна темные, слепые. Быстро перекрестившись, Варя отворила калитку и медленно направилась к дому. Скрипнули ступени крыльца, хлопнула дверь.

На конце деревни лениво, спросонья, тявкнула собака, Тучи плотно затянули небо и словно легли на горбатые деревенские крыши, придавили их своей тяжестью и чернотой. За день нагретая земля остывала, густая трава у забора пропиталась холодной росой. Прильнув к забору, Лагутин сжимал рукоять взведенного маузера.

Рядом — Семенов, с дежурства напросившийся в отряд, другие чекисты. Всего — десять человек. Опять хлопнула дверь, скрипнуло крыльцо, послышался недовольный тягучий голос: — На кой ляд я Николаю потребовался?

Сам прийти не мог? Варя молча шла впереди деда, зябко кутаясь в платок. Старик шлепал опорками, обутыми на босу ногу, ворчал.

Только закрыл за собой калитку — Лагутин приставил к его спине ствол маузера: — Вечер добрый, Буркин. Еще гостей примешь? Хорошо заплатим, не просчитаешься.

Старик икнул от страха, осторожно повернулся, Разглядев в темноте человека с маузером, людей с винтовками, испуганно и жалобно протянул; — Кто такие? Чуть слышно выдавил из себя: — Что надобно? Пожалейте старика немощного, отпустите душу на покаяние.

Вздумаешь предупредить — вдарим по твоей избе из пушки, вон она стоит, — кивнул Лагутин в темноту. Прищурившись, Буркин покосился туда, ничего не разглядел, но поверил, согласился: — Только не стреляйте, все сделаю... А что сказать?

Старик почесал грудь под расстегнутым воротом рубахи, повернулся к Варе: — Кормил, поил тебя, а ты родного деда на смерть толкаешь. Креста на тебе нет, тварь неблагодарная,— растягивая слова, с угрозой произнес он. Шаркая опорками, Буркин побрел к дому.

Чекисты настороженно следили за ним, Лагутин приказал Варе спрятаться за сруб колодца — дощатый забор от пулеметной очереди не защитит. На крыльце Буркин затоптался, высморкался, рукавом вытер нос и скрылся за дверью. В окнах все так же тускло желтел неровный керосиновый свет, на занавесках редко двигались неясные тени.

На крыльцо вышел грузный мужчина в накинутой на плечи шинели, чиркнул спичкой, прикурил. Спустился с крыльца. В тишине было слышно, как неприятно поскрипывают тяжелые сапоги.

Бросились на него втроем и не сразу смогли скрутить руки, сунуть в рот кляп: бандит размахивал кулаками, пинал чекистов сапожищами. Повалили его на землю, набросили на голову шинель. Только после этого он присмирел, лишь иногда вздрагивал всем телом и глухо постанывал из-под шинели.

На крыльце появился Буркин — оставаться в доме с бандитами побоялся. Отдышавшись, Лагутин пятерых чекистов послал в соседний дом, предупредил, чтобы действовали без шума. Потом сказал Буркину: — А ты с нами пойдешь.

Лагутин молча подтолкнул его к крыльцу. Следом за хозяином трое чекистов вошли в большую прокуренную комнату с иконами в углу. С низкого потолка свисала на железном крюке керосиновая лампа, под ней — неуклюжий квадратный стол, за которым шестеро мужчин играли в карты, притупляя перед боем нервное напряжение.

Угрюмо и настороженно посмотрели на вошедших. Угадав старшего, спросил у Лагутина: — Из Рыбинска? Тот кивнул, тщательно вытер ноги об рогожу у порога.

Лагутин пожал плечами, устало опустился на табуретку у самых дверей. Его уверенное поведение успокоило бородатого. Он кинул карту на стол, объявил; — Ставлю на мизер, прапорщик...

Игра продолжалась. Фитиль в лампе коптил, но офицеры в азарте не замечали этого. Один чекист прошел в дальний угол, сел на лавку под образами.

Другой, словно бы наблюдая игру, притулился за столом. В банке целый ворох денег: безликие желтые керенки, затертые думские ассигнации, роскошно отпечатанные тысячные «катеньки», золотые десятки с профилем последнего царя. Лагутин разглядел под лавкой сложенные винтовки и цинковые ящики с патронами.

Из соседней комнаты доносился храп, тяжелое сонное дыхание. Выждав время, Лагутин вынул из колодки маузер, шагнул к столу: — Руки вверх! Дом окружен!

Ни с места! Чекисты выхватили револьверы, нацелили их на игроков. Рассыпав карты, бородатый схватился за кобуру, Лагутин наотмашь ударил его маузером по голове.

Тот ткнулся в стол. Увидев, как на карты течет кровь, остальные подняли руки. За печью скороговоркой бормотал молитвы хозяин дома.

Обезоружили и повязали тех, что спали. В соседнем доме тоже обошлось без выстрелов, бандитов взяли сонными. Ходики на стене показывали одиннадцатый час.

Время еще было. Лагутин решил допросить Зелинского, его ввели в избу. Увидев обезоруженных офицеров, он выругался.

Лагутин прикрутил фитиль в лампе, спросил, какое задание было поставлено перед отрядом. Не успеешь, комиссар, в Рыбинск вернуться, как на телеграфном столбе будешь висеть. Разинув рот, словно брошенная на горячую сковороду рыбина, Зелинский еще раз выругался, дернул связанными руками.

Перед самым выездом в Покровку Лагутину позвонил агент Чека, внедрившийся в контрреволюционную организацию, сообщил, что назначено новое выступление, сбор их пятерки — в «Арттрине». Однако Лагутин понимал: в городе, вероятно, будет действовать несколько отрядов заговорщиков. Но допрос Зелинского больше ничего не дал, офицеры тоже ничего не сказали.

Тогда в соседнюю комнату Лагутин вызвал Буркина, Того била дрожь, руки то теребили рубаху, то подтягивали штаны. А я завсегда за Советскую власть. Придется и тебя арестовать.

Морщинистое лицо мужика перекосилось: — За что?! На кого же я хозяйство оставлю? Никак нельзя меня арестовывать, господин товарищ, ведь всё хозяйство растащут.

Буркин укоризненно покачал головой, прогнусавил, чуть не пустив слезу: — Вот ведь сам понимаешь, а в тюрьму упрятать хочешь. Слушавшая этот разговор Варя посоветовала: — А ты, деда, чем лазаря петь, вспомни, о чем Зелинский давеча говорил, когда к нему из Рыбинска этот бородатый вернулся. Вы меня еще на улицу выгнали.

Хозяин сделал постное лицо: — Да разве ж мы звери какие. В окно ударил свет фонарей — к дому подъехал грузовик. Больше нельзя было терять ни минуты.

Старик, как подхлестнутый, вскочил с лавки, поддернул штаны: — Вспомнил, гражданин начальник! Бородатый Зелинскому передал, что штаб у них в Коммерческом училище будет, ругал шибко какого-то латыша, который станет вокзал брать. Не верю, сказал, выкрестам, все равно продадут, Больше я, ей-богу, ничего не слышал.

Начали они говорить, что в Рыбинск ихний самый главный приехал, Борис Викторович, но тут Зелинский меня прогнал. В уездной Чека уже знали: один из организаторов мятежа в Ярославле — бывший военный министр Временного правительства Савинков. Прежде чем сесть в кабину, начальник особого отряда подозвал Варю: — Крепко ты нам помогла.

Увижу Игната — обязательно расскажу, какая ты храбрая. Узнает — на городских и смотреть не будет. Рассекая фарами темноту, «форд» с чекистами спешил к Рыбинску, где вот-вот должен был вспыхнуть мятеж.

Но этот мятеж, еще не начавшись, был уже обречен. Грузовик с чекистами подъехал к зданию биржи, заскрежетал тормозами. Лагутин выскочил из кабины, махнул водителю, чтобы ехал дальше, сам вбежал на третий этаж, где заседал Военный штаб города.

Коротко сообщив об аресте офицеров в Покровке, сказал членам штаба: — В общих чертах план заговорщиков нам известен. Начало выступления — в три часа утра. Словно по команде, все посмотрели на массивные напольные часы в углу комнаты — в темном деревянном футляре, с потускневшим, размером с поднос, медным циферблатом.

Была половина двенадцатого, а тяжелый маятник застеклянной дверцей неумолимо отстукивал секунды, минуты. Лагутин тоже взглянул на часы, продолжил: — Не трудно догадаться, что главная цель мятежников — артиллерийские и пороховые склады. Близоруко прищурясь, секретарь укома Варкин сквозь толстые стекла очков строго посмотрел на Лагутина: — Этого нельзя допустить.

Что предлагает Чека? Военный штаб тут же распределил силы. Латышские стрелки должны были отстоять Красные казармы и — вместе с железнодорожниками — вокзал.

Красногвардейцы заводов «Феникс» и «Рено» перекрывали улицы в центр города — Мологскую, Мышкинскую и Крестовую. К Коммерческому училищу штаб решил послать красногвардейцев из молодежной организации имени Третьего Интернационала. Их командиру, высокому чернявому парню в рабочей тужурке, Лагутин наказал: — Дам тебе, Иван, чекиста в помощь.

Разведайте сначала, что делается возле училища, где офицерье собирается, чтобы всем отрядом на пулеметы не напороться. Уговаривала к тетке в деревню уехать... Вот мамаша и взбулгачилась...

Было ясно, каких гостей ждали на даче Войковых: за Волгой, в деревнях и селах, скрывалось немало офицеров, ждавших своего часа. На дачу послали взвод латышских стрелков, но заговорщиков там уже не было — осторожный Савинков перевел отряд в другое место, ближе к Мыркинским казармам. На разведку к Коммерческому училищу вместе с Иваном отправился молодой чекист Семенов.

Скинув гимнастерку, он остался в тельняшке, разыгрывал из себя пьяного матроса — всю дорогу ругался, падал, бранил боцмана, который каждый день заставляет его чистить гальюн. Иван, как мог, подыгрывал чекисту, изображал подвыпившего мастерового — сцена для Рыбинска обычная, прохожие не обращали на них внимания. Выделывая ногами кренделя, дошли до Коммерческого училища.

Видели, как несколько мужчин скрылись за дверью училища. Возле сада у старообрядческой церкви сели на скамейку. Мимо, четко вдавливая в пыль сапоги, прошагали трое.

Несмотря на душный вечер — в брезентовых плащах. Руки в карманах, глаза настороженные. Семенов по-пьяному закуражился: — Всё, Ванька, дальше не пойду, хоть на куски режь.

Оставь меня, дрыхнуть буду. Красногвардеец заплетающимся языком принялся его уговаривать: — Без тебя я не пойду. Что Катьке скажем, а?

Когда эти трое тоже скрылись в Коммерческом училище, Семенов шепнул: — Как на вечеринку, гады, собираются. Надо срочно сообщить в Чека. Прыгай в сад, напрямик пойдем.

Они быстро перемахнули через металлическую ограду, затаились, услышав шаги на улице. К училищу прошли сразу пятеро, двое несли продолговатый ящик, — видимо, разобранный пулемет. Вдруг из-за дерева донесся осторожный голос: — Как там, господа, спокойно?

Оглянувшись, увидели за деревьями людей с винтовками. И здесь офицерье... Надо уходить, пока не раскусили.

Сигай назад. Если что — задержу. Красногвардеец метнулся к ограде, вскочил на кирпичный цоколь, обеими руками ухватился за металлическую перекладину.

Сзади кто-то удивленно вскрикнул: — Господа! Это чужие! Из-за деревьев выбежали двое, бросились к ограде.

Пригнувшись, перекинул одного нападавшего через себя. Тотвзвыл, ударившись головой о кирпичный цоколь. Второй остановился, выхватил револьвер.

Не стрелять! Это предупреждение спасло Семенова — он перемахнул ограду следом за красногвардейцем. На улице в эту минуту никого не было, кинулись к церкви Спаса.

На углу церковной ограды застыли, услышав чьи-то голоса. Сквозь ветви акации увидели, как из церкви вышли двое: отец Никодим и дородный мужчина в низко надвинутом на глаза картузе, безуспешно старавшийся свести на шепот хриплый бас: — Вам, батюшка, лучше домой. Мы на колокольню пулемет втащим, стрельба будет.

Начнут стрелять по божьему храму — иконы в алтаре повредят. Вы уж как-нибудь поосторожней, явите милость. Мы с этой красной сволочью живо управимся, только начать.

Темна вода во облацех, — вздохнув, глубокомысленно сказал священник. Звякнула связка ключей. Был бы помоложе — сам бы по христопродавцам из пулемета, внес бы свою лепту.

Мы с ними за все ваши обиды расквитаемся сполна. Слушайте колокол, как зазвоним — конец Советской власти. Мужчина в картузе, оглядевшись по сторонам, закрыл за собой дверь, лязгнул ключ в скважине.

В темно-синем небе вяло помаргивали звезды, в окнах гасли последние огни. Затихли шуршащие шаги священника. Посмотрев вслед ему, Семенов сплюнул, сказал вполголоса: — Вот так отец Никодим!

Вот так смиренный пастырь! В уездчека готовились к отпору мятежникам: чистили ветошью винтовки и револьверы, распихивали по карманам патроны, заливали воду в кожуха «максимов». Лагутин по телефону связывался со штабами красногвардейских отрядов.

Выслушав разведчиков, похвалил их: — Молодцы! Теперь картина более-менее ясная. Поднимай, Иван, свой отряд.

Сначала снимите пулемет с колокольни — в тылу его оставлять нельзя. Попробуйте проникнуть в церковь хитростью: постучитесь, скажите, отец Никодим послал. Поскольку он с ними заодно, может, и пройдет номер.

Потом без шума берите этих, в саду, и окружайте училище. На штурм очертя голову не бросаться, ждите подкреплений. Если что не так сделаете — с обоих спрошу.

Чекистский отряд незаметно обложил «Арттрину» со всех сторон. Лагутин и еще семеро чекистов с пулеметом затаились во дворе дома напротив. За час, подсчитали, в артель вошло больше двадцати человек.

Вот-вот заговорщики должны были появиться на улице. Этого момента и ждал Лагутин. И тут, словно дробь по железу, рассыпались выстрелы на окраине города — это к Мыркинским казармам подошел отряд Савинкова и Бусыгина, о котором в уездной Чека не знали.

Дверь «Арттрины» распахнулась настежь. На улицу, с винтовками наперевес, начали выбегать «трудящиеся интеллигенты», защелкали затворами. Подкошенные пулеметной очередью, несколько заговорщиков упали.

Трое, пригнувшись, бросились вдоль улицы. Остальные, растерявшись в первое мгновение, кинулись назад, в «Арттрину», из темных окон захлопали ответные выстрелы. Чекисты недоумевали: надо атаковать, пока мятежники не пришли в себя, а командир почему-то медлит.

Однако тут же убедились — предостережение прозвучало вовремя: со второго этажа по чекистам ударил пулемет «льюис», пули зацокали по булыжнику, зашлепали в штукатурку стен, со свистом пробивали дощатый забор. Одно было неясно — чего ждет Лагутин? А он ждал, когда пулемет заглохнет, верил, что агент Чека, находящийся сейчас в «Арттрине», сделает все возможное, чтобы оборвать пулеметный огонь.

И «льюис» замолк, сделав всего несколько очередей. В наступившей следом за этим тишине чекисты слышали, как из окна, из которого торчало тупое дуло пулемета, что-то звонко ударилось о булыжную мостовую, а в самой «Арттрине» один за другим раздалось семь револьверных выстрелов. Лагутин первым выскочил на улицу, за ним остальные чекисты.

Через дверь, через выбитые окна стремительно ворвались в артель. Мятежники растерялись, сбились в угол комнаты. Кто-то из них закричал в темноте: — Не стреляйте!..

Лагутин по лестнице бросился на второй этаж. У окна, из которого высовывался «льюис», стоял заведующий «Арттриной» капитан Дулов, с дикими, налитыми кровью глазами, в руке зажат револьвер. На полу лежал убитый им агент Чека, выбросивший замок от пулемета в окно.

Разъяренный Дулов выпустил в чекиста весь барабан. Лагутин поднял маузер, прицелился офицеру в голову... Революционным судом будем судить мерзавца.

Отправив «трудящихся интеллигентов» в уездчека, Лагутин повел отряд на помощь молодым красногвардейцам. За квартал до Коммерческого училища отряд Ивана попал под прицельный пулеметный огонь из окон. Еще немного — и разгоряченные боем ребята бросились бы под самые очереди.

Лагутин с трудом удержал их. Пока шла перестрелка, послал чекиста к Красным казармам, где размещались латышские стрелки. Они подкатили к церкви Воздвиженья трехдюймовое орудие, выстрелили по училищу шрапнелью, среди мятежников началась паника.

Чекисты и красногвардейцы ворвались в училище, рассыпались по этажам. Но мятежников уже не было — бежали через окна, глядевшие на пустырь, через черный ход. Посланных наперерез красногвардейцев во главе с Семеновым офицеры забросали гранатами.

Когда Лагутин подбежал к молодому чекисту, тот еще был жив, тельняшку заливала кровь, спекшиеся губы прошептали через силу: — Не ругайте Ивана, товарищ командир. Я виноват, с меня спрашивайте... В пять часов утра Лагутин на грузовике приехал на вокзал.

К этому времени латышские стрелки уже разбили отряд предателя Яна Бреде, но сам он успел скрыться. Позвонили со станции Волга, командир красных стрелков передал трубку Лагутину. Голос дежурного по станции звучал взволнованно: — Пришел эшелон с беженцами, уполномоченный требует немедленной отправки в Рыбинск.

Начальник особого отряда назвал себя. Машинист паровоза тоже считает — дело нечистое... Слова дежурного насторожили Лагутина: — Любым способом хоть на час задержите состав!

И машиниста в придачу! Паровоз прибыл через полчаса, Лагутин переговорил с машинистом, седоусым стариком с темным, будто закопченным, лицом. Одного я узнал — сынок тамошнего купца Щеглова, из офицеров будет.

А за главного у них — полковник Зыков. Своими ушами слышал на остановке, как его Щеглов назвал... Рассказ машиниста окончательно убедил Лагутина, что вместе с беженцами к Рыбинску на помощь мятежникам движется отряд офицеров.

Договорившись с машинистом, отправил паровоз обратно. В городе все еще раздавались редкие пулеметные и винтовочные выстрелы. У Скомороховой горы вслед убегающим заговорщикам снова ударила шрапнелью трехдюймовка.

К вокзалу стянули чекистов, латышских стрелков. Освободили от посторонних зал ожидания. Ровно в шесть часов утра к первому пути подошел состав.

Высунувшись из окна паровоза, машинист махнул Фуражкой — все в порядке, «беженцы» в вагонах. Только эшелон остановился — из дверей вокзала, из багажной камеры, из привокзального сквера выбежали вооруженные участники засады, быстро задвинули двери вагонов, заперли их на задвижки. У последнего вагона раздались револьверные выстрелы, крики, Лагутин бросился туда, видел, как человек в галифе и черном пиджаке нараспашку, оттолкнув красноармейцев, понесся, перепрыгивая через рельсы, наперерез проходящему мимо станции поезду, успел проскочить перед самым паровозом.

Лагутин, присев, безуспешно пытался из маузера попасть ему в ноги. Пули звенькали о металл, взвизгивали под вагонами и отскакивали в сторону. Когда товарняк промчался, взвихрив угольную пыль и мусор, мужчины уже не было — на полном ходу поезда он сумел вскочить на подножку вагона.

От подбежавшего машиниста Лагутин узнал — это был полковник Зыков, выдававший себя за уполномоченного. Пассажиров из вагонов пропускали через строй, с проверкой документов.

You must provide copyright attribution in the edit summary accompanying your translation by providing an interlanguage link to the source of your translation. For more guidance, see Wikipedia:Translation. He was also head of Chabad institutions in Italy.

Убийство Андрея Ющинского Один из антисемитских листовок, распространенных в Киеве перед судом над Бейлисом. Надпись гласит : «Православные русский народ, память имени молодежи Андрей Ющинского , который был замученным Жиды!

Вечная память ему! Христиане, берегите свои ребенок!!! Через восемь дней его изуродованное тело было обнаружено в пещере возле Зайцевского кирпичного завода. Бейлис был арестован 21 июля 1911 года после того, как фонарщик показал, что мальчика похитил еврей. В рапорте, представленном царю судебной властью, Бейлис был признан убийцей Ющинского. В ожидании суда Бейлис провел в тюрьме более двух лет. Тем временем в российской прессе развернулась антисемитская кампания против еврейской общины с обвинениями в ритуальном убийстве.

Когда Бейлис уже больше года сидел в тюрьме, к нему в камеру зашла делегация во главе с военным. Это могло быть уловкой, чтобы заставить Бейлиса оговорить себя или других евреев, офицер сообщил Бейлису, что он скоро будет освобожден из-за манифеста о помиловании всех каторжников каторжников на трехсотлетнем юбилее правления Романовых. Как рассказывается в своих мемуарах, Бейлис отказался от этой увертюры: «Этот манифест, - сказал я, - будет для каторжников , а не для меня. Мне не нужен манифест, мне нужен справедливый суд ». Я не уйду без суда ». Это один из многих эпизодов из мемуаров Бейлиса, которые Бернар Маламуд включил в свой роман «Фиксатор». Судебный процесс Студент Владимир Голубев, лидер черносотенной организации «Двуглавый орел» - человек, сфабриковавший вину Бейлиса.

Вера Чеберяк с мужем Василием и дочерью Людмилой все трое были свидетелями обвинения на процессе. Николай Красовский - сыщик, нашедший истинных убийц Ющинского. В досудебный период в 1911—1912 гг. Красовский отказался от каких-либо перспектив продвижения по службе и продолжил расследование, несмотря на сопротивление и саботаж со стороны кругов, заинтересованных в «железной дороге» Бейлиса; в конце концов он отказался участвовать в предполагаемой фальсификации дела и был уволен. Красовский продолжил расследование в частном порядке, которому помогали его бывшие коллеги из Киевского ГУВД. В конце концов им удалось установить настоящих убийц Ющинского: профессиональных преступников по фамилии Рудзинский, Сингаевский, Латышев и Вера Чеберяк, чей сын Евгений был другом Ющинского. Сразу после этого Красовский был арестован по обвинению в служебном злоупотреблении, совершенном в 1913 году, но оправдан судом.

Процесс над Бейлисом проходил в Киеве с 25 сентября по 28 октября 1913 года. Обвинение состояло из лучших адвокатов правительства.

Мендель Хатаевич: «Понадобился голод, чтобы показать народу, кто здесь хозяин»

Русский язык, 3-й класс, учебник Канакиной. Задание: «Вставить пропущенные безударные гласные и проверить ударением слово «на заре». Дети ударением проверяют «зорька» и пишут «зоря». Слово «заря» ударением не проверяется. Так формируется безграмотность. Следующее упражнение в этом же учебнике: подобрать антоним к слову «слезы». Антонима к слову «слезы» не существует. В учебниках третьего класса по литературному чтению издательст- во «Атамура», 2010 год написано: «А. Пушкин родился 6 июня 1799 года.

Пушкин погиб на дуэли в 1937 году» выходит, что его в 138 лет убили на дуэли. С физикой такая же картина. Задание: «Можно ли сжать кирпич? Проделай опыт и узнай, сжимаются ли жидкости? Ошибок и опечаток много в схемах, в определениях, в формулах и расчетах. Учебник по физике для 10-го класса имеет 73 грамматические и фактические ошибки. Из учебника по физике ученики узнают, что «жидкость на Земле чаще всего находится в каких-нибудь сосудах». Значит, дождь, ручей, река, море, озеро, океан — сосуды?

Задач по физике мало, но какие они — уму непостижимо. Олень заметил, что она упала по параболической траектории движения. Он определил скорость падения ветки. Помогите оленю рассчитать объем Земли». Когда-то любимый предмет детей стал «Окружающим миром». Удручает не название предмета, а его содержание. Учебники Виноградовой и Калиновой издательский центр «Вентана-Граф», Москва , пример: «А знаешь ли ты, что елка и ель — это разные виды деревьев? У раков есть, но только на двух передних парах ног.

А вот у крабов их совсем нет». Задание: «Нарисуй, как выглядит шум дождя, шелест листвы, гром, хруст снега, пение лягушки. Нарисуй Фусю и Каркузябу». Напишите английскую песенку:.

Политика, избирательные кампании, подобные кампании 1920 года, в которой он принимал активное участие, займут очень важное место в жизни бандита. В мае 1922 года, по прибытии на Корсику, Александр Мильеран, президент Франции, обменялся рукопожатием с Романетти, который встречал президента в составе делегации мэров региона. В июле 1923 года Романетти поддержал кампанию богатого промышленника Франсуа Коти , родом из Аяччо, который приехал просить у него разрешения баллотироваться на выборах в сенат.

Однако, впоследствии, бандит будет отрицать любое вмешательство в эту избирательную кампанию. Его благосклонности добиваются самые красивые женщины, Луи видят в лучших ресторанах Аяччо, где он щедро раздает королевские чаевые. Приемы с музыкой и песнями в его «зеленом дворце» то есть по прежнему в лесу, где он прячется! Журналисты и даже режиссеры платят Луи за возможность его снять. Королевская жизнь кончилась внезапно в одну лунную ночь 25 апреля 1926 года. Пули изрешетили его, когда Романетти, как обычно, возвращался в свое логово. Его любовница, Мадлен Манчини поняла, что произошло непоправимое, увидев, что лошадь Луи вернулась без хозяина. Кто изрешетил тело Романетти картечью?

Определенно, кто-то, кто хорошо знал его, а также знал его собак, поскольку они даже не лаяли, чтобы предупредить своего хозяина. Быть может, кто-то из его близких, вроде его верного друга из Боконьяно в конце месяца у Романетти в кармане лежала зарплата всех пастухов, работавших для компании Рокфор ; но уж точно не жандармы, что бы ни говорили назавтра местные газеты. Во второй половине дня 26 апреля 1926 года более 5000 человек последуют за его похоронной процессией к месту его последнего упокоения в семейном склепе в Калькатоджо, где он, однако, будет похоронен без благословения церкви. Мария Манчини Мими , бывшая любовницей Луи почти десять лет, будет приговорена судом к пожизненным принудительным работам за подстрекательство своего дяди и двух кузенов к убийству — мести за смерть Романетти. Позже, благодаря двум адвокатам, Генри Торресу и Луи Вонуа, приговор будет пересмотрен и Мария окажется, наконец, на свободе, после 9 лет заключения.

Иван Латышев, известный среди воров под кличкой "Ванька Рыжий" Мальчик мог быть посвящен в сговор и мог участвовать в одной из воровских сходок.

Но реальных тому доказательств у служителей киевского правосудия не оказалось. Ссора между Женей Черебряком и Андреем Ющинским накануне его смерти стала ключевой во всей этой истории. Играя рядом с роковой пещерой, мальчики вырезали себе по прутику. Прутик Ющинского очень понравился Черебряку. Женя стал требовать отдать игрушку ему: «Не отдашь, я расскажу твоей тетке о том, что ты не пошел в училище, а гуляешь здесь с нами». На что Ющинский сразу же ответил: «А я напишу в сыскное отделение бумагу, что у твоей мамы постоянно скрываются воры, которые приносят ей краденые вещи… » Тогда Женя прибежал к маме и, разумеется, все рассказал.

Та же, в свою очередь, передала слова сына своим дружкам. Выходит, веские причины для убийства Андрея Ющинского у воров были. Сотрудник сыскной полиции Николай Красовский отметил, что во время допросов Вера и Женя Черебряк были крайне взволнованы и вели себя так, будто пытались что-то скрыть. При разговоре полицейского с сыном мать из другой комнаты подавала ему условные знаки, прикладывала к губам палец. Красовский Когда киевский прокурор Брандорф втайне от прокурора Чаплинского вторично арестовал Веру Черебряк к этому аресту мы вернемся чуть позже , ее дети с тяжелым отравлением попали в больницу. Только перед самой смертью сына Жени и дочери Валентины Веру Черебряк освободили из-под стражи.

Приставленный к ней агент Адам Полищук потом докладывал о последних днях жизни Жени: «Он все время бредил и только несколько раз на очень короткое время приходил в себя и все время произносил имя Андрюши. В бреду он кричал: «Андрюша, Андрюша, не кричи! На что Женя отвечал: «Оставь, мама, мне тяжело об этом вспоминать». Женя несколько раз приходил в сознание, и мать его все усилия прилагала к тому, чтобы он не сказал чего-нибудь лишнего». Из разговоров с сестрами Ксенией и Екатериной Дьяконовыми он узнал, что 12 марта, как раз в день убийства Ющинского, Вера попросила Екатерину остаться с ней переночевать. По их словам, хозяйка притона была не в себе, говорила, что ей страшно одной.

В углу ее комнаты находился большой тюк. Когда Дьяконова спросила, что там, та сказала, мол, принесли краденые вещи. Екатерине оказалось достаточно одного только взгляда, чтобы понять: в свертке находился достаточно большой и плотный предмет. Казалось бы, в этом деле можно ставить точку… И все же версия, что мальчика замучили на квартире Веры Черебряк, руководству следствия показалась или слишком неправдоподобной или же очень невыгодной. Основанием для обвинения Бейлиса стало свидетельство пьяницы Красовский был уверен, что установил мотивы убийства и вычислил его участников, но его неожиданно отстранили от расследования дела. Ведь чуть раньше уже были «подготовлены» свидетельства пьяницы-фонарщика Казимира Шаховского, фактически заявившего о причастности к убийству Менделя Бейлиса.

Следствие начало выстраивать обвинение именно на этих показаниях. Шаховского допрашивали всего три раза, и каждый раз он дополнял показания весьма важными деталями. Куда шли мальчики в морозное утро, Шаховский не сказал. Женя Чеберяк После этого Ющинского он уже не видел, но через три дня, встретив Женю, спросил его, как они с приятелем погуляли. Женя ему якобы ответил: «Нас спугнул на заводе Зайцева недалеко от печки какой-то мужчина с черной бородой, а именно Мендель Бейлис, приказчик заводской усадьбы». Кроме того, Шаховский считал, что Бейлис был знаком с Верой Черебряк, бывал у нее дома.

Мнение фонарщика сводилось к тому, что Женя просто заманил Ющинского на завод, где его уже схватил Бейлис и потащил в печь. В общем, полученный «фактаж» легко можно было подогнать под глупое, но авторитетное толкование Владимира Даля хасидского ритуала сбора крови: для приготовления пасхальной мацы христианского младенца покупали за 30 серебряников намек на библейский гонорар Иуды. Так, Вера Черебряк якобы выступает в роли продавца жертвы Ющинского , ее сын Женя усыпляет внимание «христианского младенца», а Бейлис является покупателем и истязателем в одном лице. Николай Красовский тогда еще успел обследовать предполагаемое место «ритуала». В печь свободно входила маленькая вагонетка, толстые стены не пропускали звук, а огонь мог уничтожить все улики преступления. Прокурора Георгия Чаплинского показания пьяницы устраивали как никогда, и он потребовал немедленно арестовать Бейлиса.

Следователь Фененко отказался делать это, ссылаясь на недостаточное количество обвинительного материала, имевшегося у следствия. Тогда Чаплинский письменно обязал его произвести арест приказчика, чем, по сути, афишировал свою причастность к режиссуре «дела Бейлиса».

Тайна происхождения самой популярной личности в истории мира 10 марта 2021 60 Для начала хочу рассказать анекдот. Один одесский уважаемый коммерсант времен Менделя и Япончика открыл шикарную забегаловку для людей, которые всегда имеют в лопатнике парочку червонцев от бога. Так вот, — сидят, значит, Миша с приятелями, закладывают в топку перед работой. А халдей-китаец бегает туда-сюда от французов к одесситам, весьма расторопно, и трандычит вовсю с последними на чистом иврите!

Уходя уже, спросил Миша хозяина: — Скажите начистоту, месье Циммерман, где вы взяли себе китайца, шо так добро знает наш с вами язык? Прошу вас, не говорите за это ему. А то конфуз будет. Верующим он оказался на всю свою голову и доказывал нам с коллегами, что Иисус был каким-то там нашим русским святым. Шел дождь, мы дожидали еще одного бедолагу, поэтому особо я не вникал. Да и зачем?

Даже в библии о Христе сведений не так уж и много. Большая часть жизни его — тайна. Какие-то выводы-измышления о восхождении этого великого человека заключать — дело историков, способных из пальца высосать многие тома своих научных исследований. Некоторые считают, что сама идея о том, что Иешуа не «брат наш, черноголовый», родилась в Украине. Они были галилеянами, а галилеяне пришли из Галиции…».

Биндюжники: как профсоюз одесских грузчиков был связан с криминальным миром

Мы рады будем дополнить данную страницу. Также Вы можете взять администрирование страницы и помочь нам в общем деле. Заранее спасибо.

Какое отношение к профсоюзу имел Беня Крик В воспоминаниях Леонида Утесова Мейер Герш — адъютант не менее знаменитого одессита-налетчика Мишки Япончика описание внешности Менделя Утесовым аналогично приводимому в статье «Совершенно секретно». Леонид Осипович упоминает кличку Герша — Гундосый. Мойша Винницкий, он же Япончик Японец , который в творчестве Исаака Бабеля проходит под псевдонимом Беня Крик, помимо преступной деятельности, участвовал еще и в гражданской войне на стороне красных, организовав отряд из уголовников. По одной из версий, он был убит одним из кавалеристов Котовского.

Газета «Совершенно секретно» пишет, что Япончик в одесский преступный профсоюз не входил и поэтому его царская полиция арестовывала за совершение налетов чаще, чем тех преступников, которые контролировались Гершем.

Гражданскими истцами, поддерживавшими обвинение, выступали член фракции правых в 4-й Государственной думе Г. Замысловский и известный адвокат-антисемит А. В ходе процесса проводились медицинская, психиатрическая и богословская экспертизы, которые должны были выяснить, было ли убийство А. Ющинского ритуальным актом; большинство экспертов отвергло эту точку зрения. Фонарщик и его жена, на показаниях которых было основано обвинение Бейлиса, на вопрос председательствующего ответили: «Мы вообще ничего не знаем». Они признались, что оба были сбиты с толку секретной полицией и были вынуждены отвечать на вопросы, которых они не понимали.

В богословской экспертизе участвовали гебраист П. Коковцов , профессор Киевской духовной академии А. Глаголев, московский казённый раввин Я. Мазе , профессор Петербургской духовной академии И. Троицкий, доказавшие абсурдность обвинения евреев в употреблении крови для ритуальных целей. Только ксендз из Ташкента с судимостью И. Пранайтис доказывал, что иудаизм предписывает совершать ритуальные убийства, но не смог сослаться ни на один источник.

Яково Мазе доказал, что Пранайтис не знал цитированных талмудических текстов. Адвокаты в своих выступлениях блестяще доказали абсурдность обвинения. Грузенберг говорил в своей речи: «Боже, что же происходит, неужели Библейский Бог, который одинаково свят для всех религий — христианской, еврейской, неужели Библейский Бог обратился в какого-то киевского еврея, на которого идут с облавой, которого ловят и гонят… идут с облавой на Библию, на священные книги». Присяжные заседатели были тщательно подобраны: в их число вошли семь крестьян, два мещанина, три мелких чиновника, среди которых не было ни одного еврея. Такой состав суда давал властям возможность рассчитывать на обвинительный приговор, тем более что на присяжных оказывалось беспрецедентное в истории российского судопроизводства давление. В последний день процесса, 30 октября 1913 г. Ющинскому в Софийском соборе, который находился напротив здания суда.

Присяжные заседатели нескольких часов размышлений единогласно оправдали Бейлиса, но признали, что труп был обескровлен, то есть косвенно поддержали версию ритуального убийства. Бейлис, которому все ещё угрожала месть со стороны «черной сотни», вскоре после освобождения выехал с семьей в Эрец-Исраэль , а в 1920 г.

О том, что Вера безбожно врала, говорило еще одно обстоятельство. По просьбе Бразуля в Харьков вместе с ним и Верой поехал также сыщик А. Выгранов, бывший помощник Красовского. В Харькове Выгранов глаз не спускал с Веры Чеберяк, но истинную цель ее поездки туда выяснить не смог. Достоверно он выяснил только то, что в Харьковскую тюрьму она не являлась и свидания с каким-либо заключенным этой тюрьмы не просила.

Хотя стало совершенно ясно, что «Верка-чиновница» водит Бразуля за нос, совет, данный ему Марголиным, был парадоксален: Бразуль должен изложить на бумаге все услышанное от Веры и направить официальное заявление в прокуратуру, а одновременно опубликовать его в газете, чтобы власти не могли его замолчать. Причем, все это следует сделать срочно, так как следствие по делу Бейлиса заканчивается, вот-вот будет составлено обвинительное заключение, и дело о «ритуальном убийстве» перейдет в суд. Даже если показания Веры Чеберяк, которые изложит в своем заявлении Бразуль, позднее не подтвердятся, само их появление заставит власти вызвать на допрос ее, Бразуля, Мифле, ряд других лиц, то есть продолжить расследование. Передача дела в суд будет отложена, а это позволит выиграть время. Публикации Бразуль-Брушковского оказались сенсационными. Его заявление перепечатали почти все газеты России. Но больше всех был потрясен Поль Мифле. Мало того, что в припадке бешеной ярости его бывшая любовница изуродовала и ослепила его, — теперь она хочет сгноить его на каторге по ложному обвинению!

До предела озлобленный коварным предательством недавней подруги, Мифле пошел в полицию и донес, что Вера Чеберяк занимается перепродажей краденого. Веру арестовали, и, хотя продержали в тюрьме недолго, на суде над Бейлисом она фигурировала уже не как добропорядочная мать семейства, а как содержательница воровского притона. Это сыграло свою роль в вердикте присяжных. Однако в главном, на что рассчитывали Бразуль и Марголин, они просчитались. Сенсационные разоблачения Бразуля на следственные власти не произвели ни малейшего впечатления. Они давно уже выяснили правду и понимали, что опытная преступница направила журналиста по ложному следу, так что им можно было не бояться его разоблачений. Обвинительное заключение против Бейлиса было составлено без дальнейших промедлений, материалы дела были переданы в суд. Впервые за двадцать лет полицейской карьеры ему было оказано недоверие.

Более того, на него было заведено несколько уголовных дел — по обвинению в злоупотреблениях по службе. По всем этим делам он был позднее оправдан судом, а по одному — ему был объявлен выговор, так что никаких серьезных прегрешений за ним не было. Все придирки были вызваны только тем, что он пытался честно вести расследование убийства Ющинского. Его профессиональная гордость была уязвлена. Обдумав случившееся, он решил во что бы то ни стало раскрыть это преступление и восстановить свою репутацию. Красовский имел некоторое состояние. Он вышел в отставку, вернулся в Киев, нанял на собственные деньги двух опытных сыщиков — упоминавшегося уже А. Выгранова и Адама Полищука.

Красовский работал с ними раньше и вполне им доверял. С их помощью он заново стал собирать информацию об Андрюше Ющинском — от его друзей и о Вере Чеберяк — от ее соседей. Красовский и его помощники без труда установили, что ближайшим другом Андрюши был Женя Чеберяк — сын «Верки-чиновницы». Андрюша так часто бывал в квартире Чеберяк, что его прозвали «домовым». Накануне убийства Андрюша и Женя поссорились. Раздраженный Женя пригрозил, что расскажет Андрюшиной матери, что он часто прогуливает школьные занятия. В ответ Андрюша сказал, что если так, то он сообщит в полицию, что в доме Чеберяк собираются воры. Эта детская ссора, о которой Женя рассказал матери, совпала с осложнениями для воровской шайки.

Много лет она орудовала совершенно безнаказанно, и вдруг несколько ее участников были арестованы, а затем в квартире Чеберяк был произведен обыск. Только впоследствии ворам стало известно, что арест был случайным, а обыск — никак с ним не связанным. Пока же они сочли, что «малину» провалил доносчик. На эту роль в тот момент больше всего подходил «домовой», «байстрюк», то есть Андрюша. Узнав все эти подробности, Красовский пришел к совершенно новой версии убийства Ющинского: мотивом преступления становилась месть воров, заподозривших мальчика в предательстве. Оказалось, что Малицкая в день убийства слышала страшную возню и детские крики в квартире Чеберяк. А Екатерина Дьяконова заходила к Вере в тот день, пила на кухне с ней чай. Но теплая компания не бражничала, как обычно, а вела себя тихо и странно.

Все трое парней давно знали Катюшу Дьяконову, но даже не заглянули в кухню поздороваться; зато Вера не в меру суетилась и то и дело выбегала к ним из кухни, но соседку в комнаты не звала. Чувствовалось, что в доме происходит или только что произошло что-то необычное. Собрав все эти и многие другие сведения, Красовский пришел к выводу, что убийство, скорее всего, было совершено в квартире Чеберяк и что в нем, кроме нее самой, принимали участие Петр Сингаевский, Борис Рудзинский и Иван Латышев. Однако собранные данные могли служить лишь косвенными уликами: никто из опрошенных соседей, слышавших подозрительную возню в доме, непосредственным свидетелем убийства не был. Продолжая расследование, Красовский и Бразуль узнали, что у Веры Чеберяк была подруга Адель Равич, которая видела в квартире труп мальчика. После этого Вера, пригрозив ей расправой, заставила ее в пожарном порядке эмигрировать в Америку. Перед отъездом Адель Равич под большим секретом поведала двум другим лицам свою страшную тайну. От них сведения и поступили к Красовскому.

Саму же Адель Равич, которую впоследствии защита Бейлиса требовала вызвать в суд, разыскав ее через российское посольство в Вашингтоне, разумеется «не нашли». Ключевым свидетелем становился ближайший друг Андрюши Женя Чеберяк. Выгранов и Полищук много раз говорили с ним, но его откровенность не шла дальше определенных границ. Мальчик стал разговорчивее только после того, как по доносу Поля Мифле Вера Чеберяк была арестована. Сыщики Красовского стали почти ежедневно наведываться в дом Чеберяк, задабривая Женю и его двух младших сестер сладостями. Картина прояснялась медленно — отчасти из-за того, что Женя, наученный матерью, продолжал осторожничать, отчасти же потому, что Выгранов и Полищук, на которых полагался Красовский, вели двойную игру. Они тайно были перекуплены «Союзом русского народа» и по его требованию намеренно запутывали расследование. Внезапно Женя Чеберяк тяжело заболел.

Его увезли в больницу, но никакие медицинские средства не помогали: мальчику становилось все хуже. Когда Веру Чеберяк выпустили из тюрьмы, она взяла извозчика и, не заезжая домой, помчалась в больницу к сыну. Женя был уже при смерти, но, невзирая на категорические возражения врачей, Вера забрала его домой. Вскоре появились сыщики. Они стали свидетелями того, что мальчик в предсмертной агонии называл имя Андрюши. Когда он приходил в себя, они ему задавали вопросы, полагая или опасаясь! Но Вера наклонялась над ним и поцелуями закрывала ему рот. Она просила, чтобы он подтвердил, что она ни в чем не виновата, но он только твердил: — Оставь меня, мама, мне тяжело, не надо об этом.

Почти то же самое повторилось после исповеди и причастия умиравшего мальчика. Для этой цели Вера пригласила не священника своего прихода, а Федора Сенкевича, чей приход располагался совсем в другой части города. Это был тот самый Сенкевич, который вместе со студентом Голубевым возглавлял черносотенную молодежную организацию «Двуглавый орел». Когда священник, побеседовав с мальчиком и исполнив традиционный обряд, направился к двери, Женя снова подозвал его. Он хотел сказать что-то важное, но мать стала подавать мальчику знаки, и он промолчал. Такова, во всяком случае, версия этого эпизода в изложении самого Сенкевича. Итак, Женя Чеберяк умер, унеся с собой свою тайну. Или же ее сохранили те, кому он перед смертью ее все-таки поведал.

Следом заболела и умерла его сестра Валя. Все поведение Веры Чеберяк в эти драматические дни говорило о том, что это она, даже находясь в тюрьме, сумела через кого-то отравить собственных детей, опасаясь, что они проболтаются. Если бы Вера была привлечена к суду, подробности этого страшного преступления могли бы быть раскрыты. Но по делу Бейлиса матерая преступница проходила только как свидетельница. Ее прямое участие в убийстве Андрюши Ющинского, как мы увидим, было полностью доказано, но подозрение в убийстве ею двух своих детей так и осталось подозрением. Не исключена и иная версия — что детей «Чеберячки» отравили сыщики Полищук и Выгранов, щедро угощавшие их пирожными. Ведь если по заданию Красовского они пытались выведать тайну, известную Жене, то по поручению «Союза русского народа» они стремились во что бы то ни стало ее похоронить. Они вполне могли ликвидировать свидетеля, когда тот, по их же ухищрению, стал слишком откровенен.

Однажды его арестовали и несколько месяцев продержали в тюрьме, однако серьезных улик против него не было, и его выпустили. Но вернуться в университет Махалин уже не мог. Он зарабатывал на жизнь частными уроками и бесплатно преподавал в киевских рабочих кружках. Среди рабочих разговоры часто касались дела Ющинского: оно не сходило со страниц газет и будоражило всех. Махалин объяснял рабочим, что все разговоры об употреблении евреями христианской крови — это средневековые предрассудки; «ритуальная» агитация ведется реакционными кругами для травли евреев, чтобы направить против них гнев народных масс, страдающих от бесправия и лишений. Однако подобные объяснения нередко порождали лишь скептические усмешки. Не то чтобы рабочие слепо верили черносотенным газетам, но и нельзя было сказать, что вовсе не верили. Отношение у большинства было такое: «Кто же их, евреев, знает!

Все может быть…» Сергей Махалин видел, что дело об убийстве Ющинского выходит за рамки обычного уголовного дела. Готовилась почва для еврейского погрома, а что это такое, он хорошо знал, так как в юности был свидетелем погрома в местечке Смела, откуда был родом. Да и не только погром готовили черносотенцы. Разворачивалась кампания по манипулированию сознанием масс народа, превращаемых в послушное и агрессивное стадо. Воспрепятствовать этому — значило вырвать массы народа из-под влияния черносотенных идеологов, а это было важно не только для предотвращения погрома, но вообще для будущего России. И все это в тот конкретный момент замыкалось на расследовании убийства Андрюши Ющинского. Под влиянием таких мыслей Махалин отправился к С. Бразуль-Брушковскому и предложил ему свое сотрудничество.

Но журналист встретил студента настороженно. Он не раз уже подвергался провокациям со стороны охранки и не хотел иметь дело с малознакомым человеком. Уйдя несолоно хлебавши, Махалин решил не отступаться от задуманного. Но он понимал, что в одиночку многого не добьешься, и написал во Владикавказ своему другу-осетину Амзору Караеву, с которым еще недавно вместе сидел в киевской тюрьме. Амзор Эльмунзаевич Караев был на пять лет старше Махалина. В тюремном мире он пользовался особой известностью. Несколькими годами ранее, после первого ареста по политическому делу, Караев вступил в конфликт с тюремной администрацией и возглавил борьбу заключенных против произвола тюремщиков. Когда у Караева разболелись зубы, он потребовал, чтобы его отвезли к дантисту, но тюремщики лишь поиздевались над ним.

Особо усердствовал один садист-надзиратель, и Караев поклялся ему отомстить. Через пару дней, встретив надзирателя в тюремном дворе, Караев умелым ударом всадил ему в сердце нож. Состоялся суд, но Караев столь убедительно объясним мотивы своего поступка, что присяжные его оправдали. После этого эпизода надзиратели его не на шутку боялись, зато среди заключенных — как политических, так и уголовников — его популярность стала легендарной. После освобождения Караев некоторое время жил рядом с Махалиным и пытался вовлечь приятеля в деятельность какой-то революционной организации, то ли эсеровской, то ли анархистской. Но вскоре ему предписали покинуть Киев, что он и сделал во избежание нового ареста. Махалин решил, что ему нужен именно такой помощник. Получив его письмо, Караев без лишних вопросов приехал в Киев.

Однако когда Махалин изложил ему суть дела, он вспылил и даже выхватил браунинг, посчитав себя оскорбленным. В революционной среде еще раньше был пущен слух, что Караев лишь прикидывается революционером, а на самом деле он — провокатор, тайный агент охранки. И он решил, что, предлагая ему заняться полицейским расследованием, Махалин либо тоже считает его сексотом, либо проверяет его по заданию революционеров. И то, и другое горячий осетин воспринял как смертельную обиду. С большим трудом Махалину удалось остудить гнев раскипятившегося приятеля и объяснить, что дело об убийстве Ющинского имеет огромное общественное значение, и что поиск истинных убийц мальчика ведется не по заданию охранки, а именно для того, чтобы сорвать ее замыслы. Когда Караев понял, о чем идет речь, он забыл о своей обиде и с готовностью включился в дело. В тюрьме в то время сидел матёрый бандит Фетисов, родственник Веры Чеберяк и ее брата Петра Сингаевского. На этом, а также на авторитете Караева среди уголовников, друзья и построили свой план.

Караев встретился с Петром Сингаевским Плисом и сообщил ему, будто Фетисов просил передать «своим», чтобы они устроили ему побег. Плиса эта идея заинтересовала. За первой встречей последовали другие. Караев предложил новому приятелю участвовать в якобы затеянном им вооруженном ограблении, которое сулило большую добычу. При этом он взял с Плиса слово, что ни в каких других делах тот временно участвовать не будет. Караев и Махалин опасались, что Сингаевский засыплется на какой-нибудь мелкой краже и тем самым сорвет их план. Войдя в доверие к преступнику, Караев сообщил ему, что был вызван в жандармское управление на допрос по одному из прошлых дел и там случайно слышал разговор о том, будто выписан ордер на арест Петра Сингаевского по делу Ющинского. Плис не на шутку встревожился и сказал, что его «подсевают шмары», то есть сестры Дьяконовы.

Все больше паникуя, он стал строить фантастические планы о том, как выкрасть дело из жандармского управления. Завязался откровенный разговор, по ходу которого Сингаевский не только признал свое участие в убийстве Андрюши, но и в подробностях поведал о том, как было дело. Рассказал, как разделывали мальчика в квартире Чеберяк, как ночью выносили труп, как дотащили его до пещеры; каким слабаком оказался Ванька Рыжий, т. Иван Латышев, которого даже стошнило. Когда Караев спросил, почему труп был исколот, Плис со злостью ответил: — Это придумала министерская голова Рудзинского. Разговор происходил в гостиничном номере Караева. Следуя предварительной договоренности, к нему как бы случайно зашел Сергей Махалин. Сингаевский замолчал, но Караев заверил его, что это «свой», и предложил повторить рассказ при нем.

Личное признание Сингаевского в присутствии двух свидетелей — это и было то прямое доказательство, которого так не хватало Н. Красовскому и С. Бразуль-Брушковский объединил свои усилия с Н. После первоначального недоверия он стал сотрудничать и с Махалиным, а затем свел его с Красовским. Вскоре им удалось получить показания парикмахера Швачко, который как-то был арестован по недоразумению и трое суток провел в полицейском участке. Он помнил, как в их камеру ввели Бориса Рудзинского, который там встретил приятеля, и как ночью, лежа на нарах, Рудзинский тихо, но достаточно внятно рассказывал этому приятелю о том, как они «пришили байстрюка», который их выдавал, и как раньше они были неосмотрительны, предполагая использовать его в грандиозном деле по ограблению Софийского собора: им нужен был щуплый паренек, чтобы пролезть между прутьями ограды и открыть изнутри ворота. Швачко лежал близко на нарах и не спал. Его показания стали прямым доказательством участия в убийстве Бориса Рудзинского.

Итак, объединив усилия, частные детективы не только сумели восстановить картину преступления, но и изобличить его основных участников. Их выводы полностью совпали с тем, к чему задолго до них пришел… жандармский подполковник П. Все подробности дела он знал от Веры Чеберяк. Но сведения от нее он получил не как от обвиняемой, а как от… своего осведомителя. Иванов допрашивал и Бориса Рудзинского, а когда тот вздумал отпираться, устроил ему очную ставку с Верой. На очной ставке Рудзинский все подтвердил. Однако если частное расследование велось с целью раскрытия истины, то жандармское управление вело его для того, чтобы скрыть. Возможно, что П.

Иванов поначалу об этом не догадывался и честно стремился раскрыть преступление. Но когда он явился со своими материалами к прокурору судебной палаты Чаплинскому, тот положил их под сукно и дал понять Иванову, какая миссия на него возложена. Фабрикуя ложное обвинение против Бейлиса, власти должны были знать правду, чтобы воспрепятствовать ее выходу наружу. И они узнали ее без особого труда. Потому они и пренебрегли первым заявлением Бразуль-Брушковского: будучи плодом заблуждения, оно было для них не опасно. Переданное в суд обвинительное заключение против Бейлиса пришлось отозвать, дело направили на доследование. За бескорыстные поиски правды частные детективы жестоко поплатились. Караева отправили в ссылку — сперва в Якутию, а затем в Енисейскую губернию.

Бразуль впоследствии получил год тюрьмы: он якобы не снял шляпу при исполнении гимна «Боже, царя храни» и был осужден за «оскорбление величества». Провел несколько месяцев за решеткой и Н. Уже во время суда над Бейлисом, как раз в тот момент, когда он давал убийственные для обвинения показания, к нему на квартиру нагрянули с обыском. Действовали власти и более изощренными методами. Стремясь скомпрометировать Караева и Махалина как главных свидетелей против чеберяковской банды, их объявили секретными сотрудниками охранки. Версия эта перекочевала потом в самые солидные труды о деле Бейлиса, имеется она и в материалах Следственной комиссии Временного правительства, что вынуждает меня остановиться на этом несколько подробнее. Одной из особенностей описываемой эпохи было то, что она была пропитана азефовщиной. Многие молодые люди, очертя голову бросавшиеся в революционную деятельность, при первых же соприкосновениях с Охранным отделением с непонятной легкостью становились сексотами.

Иные давали подписку о сотрудничестве, но свои связи в охранке использовали для того, чтобы ее надувать, и через какое-то время настолько запутывались в двойной игре, что сами не знали, кто же они на самом деле: революционеры или агенты полиции. Евно Азеф и Георгий Гапон, Дмитрий Богров и Роман Малиновский — лишь наиболее известные фигуры из бесконечно длинного ряда двойных агентов. Но есть ли основания зачислять в этот ряд Сергея Махалина и Амзора Караева? Выводя агентов на чистую воду, в революционных кругах выясняли, кто именно и когда их завербовал, кому и какие сведения они давали и сколько за это получали. В отношении Махалина и Караева таких данных ни во время суда над Бейлисом, ни позднее, когда были открыты архивы Охранного отделения, не обнаружилось. Тагер нашел в полицейской переписке по поводу Караева сообщение о том, что он был секретным сотрудником, но оказался «недобросовестным». Это надо понимать таким образом, что подписку о сотрудничестве он дал, но фактически никаких сведений охранке не поставлял. Но и сама его подписка в полицейских архивах не найдена.

В связи с действительной или мнимой причастностью Караева к охранке за кулисами процесса разгорелись бурные споры. Прокурор О. Виппер боялся личного присутствия Караева на суде. Слишком сильное впечатление производили его показания, имевшиеся в материалах предварительного следствия, и прокурор не хотел, чтобы Караев их усилил личным присутствием. Однако представитель гражданского иска член Государственной Думы Г. Замысловский полагал, что, напротив, Караеву следует дать возможность выступить на суде, а затем разоблачить его как агента охранки и тем самым дискредитировать. Победила точка зрения прокурора. В результате был «задействован», как сейчас говорят в России, громоздкий полицейско-бюрократический аппарат империи, чтобы не допустить появления Амзора Караева в зале суда.

Не потому ли, что Караев вовсе не был сексотом и скомпрометировать его было бы очень трудно? В то время, как по официальным каналам в Енисейскую губернию был направлен вызов Караева в суд, секретно туда же было направлено предписание не давать ему разрешение покинуть место ссылки и категорически исключить возможность побега. Чтобы обеспечить выполнение столь важного приказа, губернатор приказал арестовать Караева. Все время суда он содержался под стражей и так и не появился в Киеве. Что касается Махалина, то относительно его причастности к охранке нет и таких хлипких данных. На суде Замысловский, допрашивая жандармского подполковника П. Иванова, настойчиво добивался от него признания в том, что Махалин был его секретным сотрудником. Но не добился.

И вовсе не потому, что Иванов не имел права разглашать служебную тайну. На карте стоял престиж империи. В интересах того, чтобы скомпрометировать такого ключевого свидетеля защиты, каким был Махалин, Иванову, конечно же, разрешили бы раскрыть агента, к тому же тоже «недобросовестного». Но он этого не сделал. Впоследствии, как увидим, недоказанный слух о сотрудничестве Махалина с охранкой стоил ему жизни… Совершенно иначе отнеслись власти к подлинным убийцам Ющинского — Ивану Латышеву, Борису Рудзинскому и Петру Сингаевскому. Чтобы снять с себя обвинение в убийстве, они явились с повинной и заявили, что вечером того самого дня, когда был убит Андрюша, они ограбили на Крещатике магазин оптических товаров. Кто-то им подсказал возможно, сама охранка , что такое признание обеспечит им алиби. Однако по делу об ограблении магазина их не привлекли, следствие даже не было начато.

По-видимому, такого ограбления вообще не было, но если и было, то около десяти часов вечера, а убийство произошло около полудня. Во время суда над Бейлисом, допрашивая свидетеля Петра Сингаевского, защитник Оскар Грузенберг спросил, почему тот считает, что участие в ограблении магазина освобождает его от обвинений в убийстве Андрюши, которое произошло часов на десять раньше. Сингаевский не знал, что ответить, но на выручку ему поспешил гражданский истец Замысловский. Он стал растолковывать, что ограбление магазина — дело сложное, к нему надо тщательно подготовиться, и поэтому Сингаевский и его сообщники были заняты с самого утра: убивать в тот день им было некогда. В этом якобы и состояло их алиби. Сами бандиты были менее находчивы. Ванька Рыжий Иван Латышев , попавшись на другом преступлении, на допросе у следователя вдруг стал давать откровенные показания по делу Ющинского. Спохватившись, он понял, что наговорил лишнего.

Перед тем, как подписать протокол допроса, он почувствовал жажду. С разрешения следователя он подошел к окну, где стоял графин с водой, и неожиданно выбросился из него.

Мендель Герш – цитаты персонажа

Гурвич Мендель Иосифович. Страницу ведёт: Елена Елена. Дата рождения. герой Гражданской войны. Как подозреваемый в совершении ритуального убийства 12-летнего Андрея Ющинского заводской приказчик Мендель БЕЙЛИС провел в тюрьме более двух лет. «Мендель Бейлис — типичный преступник, с выдающейся нижней челюстью, покатым лбом. Голова с широким иудейским затылком густо поросла жёсткими, матово-чёрными волосами.

Дейч, Макс Абелевич

мой прадедушка Мендель (тот самый, который лежит в шурфе шахты 4-4 бис), будучи еще молодым, красивым и зрячим развлекался тем, что когда к населенному пункту, где он жил. d.) family tree on Geni, with over 230 million profiles of ancestors and living relatives. Мендель Бейлис родился в 1873-м или 1874 году в селе Нещерове, в 40 км от Киева. Бейлис, Менахем Мендель (1874, Киев, — 1934, около Нью-Йорка) — жертва кровавого навета, обвиненный в убийстве 12-летнего Андрея Ющинского. Маленькие бандиты. 13 678 просмотров.

Дейч, Макс Абелевич

Глава 34. Про Одессу (Анатолий Гончаров) / Проза.ру	С того проекта в КВЦ «Сокольники» параллельно проводятся ветхозаветные и доставочные возрождения. Тверская нижняя земская предыдущая лаборатория. Площадь мероприятия.
«Дело Бейлиса». Что нужно знать	Мендель Корсунский: Кровь в сосуде под названием «политика».
Глава 34. Про Одессу (Анатолий Гончаров) / Проза.ру	Удар за ударом. Оценив ситуацию в городе, Жуков устроил местным начальникам форменный разнос и потребовал очистить Одессу от бандитов в кратчайшие сроки.
Дело Бейлиса — Рувики: Интернет-энциклопедия	Мендель Бейлис родился в 1873-м или 1874 году в селе Нещерове, в 40 км от Киева.

Кто убил Сашу Мендель?

Мендель – обычный воришка	широкоплечий блондин с голубыми глазами, подпоясанный красным кушаком.
Гурвич Мендель Иосифович	Мендель Герш. В разделе собраны цитаты персонажа - Мендель Герш.
Раввин Мендель Эпстайн пытками заставлял еврейских мужчин разводиться с их женами	Председатель губчека посоветовался с начальником иногороднего отдела, Лобов согласился – все возможно, не иначе как выручку за мануфактуру Мендель с бандитами делит.

Керенский "ДЕЛО МЕНДЕЛЯ БЕЙЛИСА "

По этому первому делу он был арестован и приговорен к 10 месяцам тюремного заключения. Ему 21 год. В 1904 году он снова ранил стилетом жителя Калькатоджио, а также его жену, которая пыталась вмешаться. Импульсивный, легко увлекающийся, Луи приговорен в 1907 году к 1 месяцу тюремного заключения. В 1908 году он снова приговорен к 20 суткам тюрьмы за насилие. После этого Луи пришел в бар, который держали родители девушки и устроил там скандал, перешедший в драку. Во время драки Романетти ударил мать девушки стилетом, за что был арестован и приговорен к 3 годам тюрьмы в Ниме. Луи вернулся в Калькатоджо в 1913 году, устроился работать мясником, но эта работа не нравилась ему и он подал заявление на место тюремного охранника. Воровская сущность не дает ему покоя и однажды Романетти крадет быка из стада, принадлежащего местному жителю Джулио-Чезаре Карбучча. Дело можно было бы уладить и миром, но Джулио подал на вора жалобу и в августе 1913 года Романетти приговорен заочно к 5 годам тюрьмы и штрафу в 100 франков. Заочно — потому что Луи предусмотрительно сбежал в «макис».

Несколько месяцев спустя, 20 января 1914 года, Джулио-Чезаре Карбучча отправился на мессу и по дороге, в лесу, получил пулю в сердце. После чего уже окончательно и надолго Луи Романетти начинает обустраивать свою жизнь в «макис». В апреле этого же года Луи хладнокровно убивает некоего Жан-Пьера Карли, который прикрываясь именем Романетти, занимается вымогательством у крестьян этого региона. Таким образом, Луи приобретает славу «бандита чести». Красивый мужчина, Романетти сочетает преступления и любовные приключения, часто идет на безрассудный риск, которым жандармы, зная его слабость, тщетно пытаются воспользоваться.

На следующее утро их вывели на прогулку.

Тюремный охранник сразу заметил " фонарь" под глазом Бейлиса. Мендель не успел придумать причину, ответить… Обидчик и вся их компания находились рядом. Посторонний заключенный — указал на крестьянина. Надзиратель схватил мужика того и Бейлиса — повел обоих в контору. Они шли по коридору. По пути в контору они проходили мимо других охранников — интересовались о случившемся.

Узнавали — каждый бил провинившегося. Последний встречный охранник - узнал: сразу схватил его за воротник и сбросил с лестницы. Мендель сильно испугался: у того может треснуть, расколоться голова. Но с ним ничего не произошло. В конторе тюремный служащий его спросил: - За что вы ударили Бейлиса? И еще добавил лживо: - он не разрешил, ну, я его и ударил… - Это как ты относишься к своему товарищу?!

Но мне говорили: он это делает с жидами… - Хорошо, тогда получай и за это! Нанес ему пощечины. И охранники тоже хорошо отлупили деревенщину. В тюремной конторе решили: к сокамерникам Бейлис не может вернуться - к перепуганным и одному избитому. Его перевели в другую, меньшую по размеру камеру. Большинство из двенадцати сидельцев:- мелкие чиновники, полицейские.

Нет серьезных преступников. Числятся за ними мелкие проступки. Даже по скромному тюремному опыту — Мендель стал осторожнее. Новые все сидельцы кажутся ему подозрительными. Только один из них показался ему дружелюбнее остальных. Фамилия его Казаченко.

Прошло несколько дней — Менделя вызвали в приемную тюремной конторы. Начальник поинтересовался: - Бейлис! Как устроился в новой камере? Не бьют? Через некоторое время Мендель узнал: некий тюремный охранник поддерживает связь между заключенными их камеры и родственниками на воле. Он даже приносит ответ.

Услуга стоит копейки. Мендель беспокоился о семье: утерял даже случайную временную связь. В камере он подружился с Казаченко: обратился к нему с просьбой через охранника переправить весточку домой. Мендель написал жене письмо. Спрашивал о домашних делах-новостях, особо его заботит здоровье каждого из членов семьи. Хочет знать причину уже долгого молчания, их бездействия.

Почему ничего не делают, ничем не помогают ему? Ведь они хорошо знают о его полной невиновности. Ничего они не делают — для освобождения. Даже не помогают, не интересуются. В тюрьме он себя чувствует очень плохо. Даже не знает, выдержит дольше испытания?

Сообщил: следует заплатить 50 копеек доставителю письма этого. Ему же написать ответ — передаст. Такой у них уговор. Мендель перечитал свое письмо… Увидел много пустот, не заполненных словами мест. В целях предохранения себя —заполнил пустоты. Он письмо свое передал охраннику — через пару дней прочитал ответ.

Письмо это он хранить не стал — разорвал мелко на аккуратные кусочки, выбросил все в унитаз и спустил воду. Через несколько дней — тот самый охранник уже сам подошел: поинтересовался о передаче следующего письма. Мендель не стал писать… Вскоре начнется суд нал Казаченко: он готов покинуть камеру. К нему подошел Мендель со своим разговором… - Бейлис, послушай меня внимательно. О тебе уже знает весь мир… Ты невиновен. Вот я только освобожусь: все для тебя сделаю, что только смогу!

Арестанты уже мне дали сведения о действительных убийцах… Прошел суд над Казаченко — неожиданно его оправдали. Вернулся только на ночь он в тюрьму. Утром в среду готов попрощаться и уйти. Мендель на этот раз не сдержался: передал через него недавно написанное письмо — жене. Сообщил: этот человек расскажет все новости — ему доверять можно. Мендель чувствовал себя спокойно: жена узнала последние о нем вести.

Не сильно волнуется. Против судьбы не надо роптать: произойдет все с ним точно по решению Господа. Вечером в пятницу, после наступления субботы, Менделя неожиданно вызвали в тюремную контору. У него сразу возникли ужасные предчувствия: так просто не вызывают. В конторе находятся несколько человек: инспектор, два тюремных служащих неизвестный человек. Разговор начал инспектор: - Вы писали письмо своей семье?

Мендель сразу растерялся: не знает, как держаться, что ответить… Могли его предать… Кто? Он не знает точно: перехватили оба его письма? Только последнее? Пронеслась мысль: Казаченко мог являться негодяем, шпиком: у Бейлиса с самого начала возникло подозрение по отношению к нему. Верно, Козаченко и передал его письмо тюремному начальству — в ожидании от них снисхождения, благосклонного отношения. Против охранника Мендель не имел никакого подозрения: ведь он принес ответ — никак не мог считаться предателем.

Мендель решил смолчать о первом письме жене. Охранника ни в коем случае не выдавать. Но инспектор прочитал подряд оба письма — и переданное через того охранника. Мендель понял: они против него расставили намеренно эту ловушку. Охранник получил письмо — для передачи следователю. Бейлису больше ничего не сказали — его возвратили в камеру.

Эту ночь Мендель не спал. Он с горечью думал об огромной пропасти — лежит в сей страшной темнице, в тюремной камере, среди преступников — несет постоянные нестерпимые страдания. И в этот светлый шабес… Все религиозные Евреи мира сейчас сидят за столом. Они молятся, распевают земирос, наслаждаются праздничной пищей. Неожиданно для всех сидельцев, тишину взорвали: распахнулись резко, шумно двери камеры. Даже не вошел — ворвался внутрь охранник: Бейлису грубо приказал: - С вещами — на выход!

Следуйте за мной! Мендель со своим небольшим имуществом направился к выходу. Повели его в очень маленькую, невыносимо холодную маленькую, пустую камеру. Менделя от страшного холода пробирает дрожь. Его не покидает страх. Страшны даже по виду мокрый пол — покрыт ледяной коркой.

Отвыкли его ноги уже давно от движения: подкашиваются, не в состоянии выдерживать вес тела — он присел. Действительно, останется живым — остается ожидать утра. В голове все время крутятся мысли о его письмах. Наличие этих писем может стать причиной обыска в его доме, ареста жены. В страшный мучениях Мендель провел эту субботнюю ночь. Неожиданно его утром явился проведать заместитель начальника тюрьмы.

Посмотрю предписания… Вы подождите с часок… Обещание свое он исполнил: в течение часа перевел Бейлиса в другую, тоже маленькую, но теплую комнату. Мендель с нетерпением ожидает воскресенья… Уже воскресное утро… Время медленно, но упрямо приближается к полдню… Менделю никто не приносит так им ожидаемую передачу. Уже он не знает о чем думать… Могла арестовать, заключить в тюрьму всю бедную его семью… Он точно не знает, что с ним происходит?

Из Петербурга приехал новый следователь и приступил к работе; черносотенцы распространяли прокламации о ритуальных убийствах с портретом «мученика киевского Андрея»; одна из газет сообщила читателям: «Семья Бейлиса совсем одичала от страха. В мае 1913 года киевская судебная палата рассмотрела новый обвинительный акт о предании суду Менделя Бейлиса. Большинством голосов судебная палата утвердила обвинительный акт, который заканчивался таким образом: «На основании изложенного мещанин гор. За несколько месяцев до суда министр юстиции И. Честь имею кланяться! Питается плохо и сильно ослаб. На процессе присутствовали журналисты столичных и провинциальных газет России; крупнейшие газеты Европы прислали своих представителей и публиковали на видных местах репортажи из зала суда; больной писатель В. Был даже конфискован тираж газеты «Киевлянин» за статью ее редактора В. Вот в чем состоит нынешняя обязанность правительства и лучших людей страны». Снаружи помещение охраняли пешие и конные городовые; в коридорах и на лестницах патрулировали чины полиции во главе с полицмейстером; в зал суда впускали по особым билетам. Резкие складки у носа. Выражение страдания. Входит свободно и легко; в движениях — ничего арестантского…» Первые вопросы председателя суда: «Вы мещанин? Солдаты с саблями наголо сопровождали подсудимого и стояли вокруг его скамьи. На вопрос о виновности Бейлис ответил: «Нет. Не виновен. Живу честным трудом. Обвинение поддерживал присланный из Петербурга товарищ прокурора О. Замысловский и известный антисемит московский адвокат А. Защищали Бейлиса присяжные поверенные Н. Григорович-Барский; единственным евреем среди них был О.

Эту операцию будут осуществлять два отряда. Первый отряд — командир подполковник Зелинский — выступит из деревни Покровки на штурм артскладов. Второй отряд собирается на даче фабриканта Бойкова, берет Мыркинские казармы, в которых находятся караульные роты артскладов... Савинков перебил латыша, спросил, кто возглавит этот отряд. Когда Ян Бреде назвал штабс-капитана Бусыгина, неожиданно для всех решил присоединиться к отряду, — Стоит ли так рисковать, Борис Викторович? Случайная пуля — и мы лишимся руководителя. Ян Бреде монотонно продолжил: — Отряд капитана Дулова собирается здесь, он берет Чека и Совдеп, Отряд под моим началом захватывает Красные казармы и вокзал, утром туда прибывает отряд полковника Зыкова. Действуя совместно, мы берем почту, банк, по списку арестовываем большевистских вожаков. На мой взгляд, самое удобное место для штаба — Коммерческое училище на Мологской улице. Здесь собирается отряд капитана Есина... Из-за портьеры вышел давешний «работник почты и телеграфа». Вспомнив, как бегал от него по городу, Савинков нахмурился. Ян Бреде извиняющимся тоном сказал: — Я приказал охранять вас!.. Не стал Савинков распекать офицеров за излишнее усердие, поинтересовался, чем удобно Коммерческое училище. А также своими подвалами, - многозначительно пояснил Ян Бреде. Савинков вспомнил, с каким энтузиазмом встретили его предложение о размещении арестованных ярославские заговорщики, и с решимостью произнес: — Особо опасных — на баржу. Не хлопотно и надежно... Была бы воля Савинкова — такими баржами смерти он заставил бы всю Волгу, до самой Астрахани. Но это предостережение не помогло. В летнее время мокшаны, гусянки, паузки, коломенки, расшивы, суряки, тихвинки, унженки, шитики, прочие мелкие и крупные суда густо сбивались у причалов. По ним с берега на берег можно было перейти, пользуясь перекладной доской. А иногда, в особо хлебные годы, обходились и без нее, так тесно стояли суда с зерном. При попутном ветре вверх по течению хлебные баржи шли под парусами. Но страдала хлебная коммерция от своеволия ветров. То ли дело бурлак: в тихую погоду бурлацкие артели по тридцать верст делали, на тыщу пудов — всего три бурлака, каждому за день — гривенник. Дотянули до Рыбинска — и расчет, а будут лишнюю копейку требовать — в зубы. Для купца, «накрахмаленного подлеца», от любого греха откупиться свечкой в церкви — пустячное дело. Потом, когда труба с дымом посреди Волги перестала быть диковинкой, на полторы версты, чуть не до самой Стрелки, вдоль берега протянулись пристани пароходств «Русь», «Север», «Кавказ и Меркурий», «Самолет», Город Рыбинск не столица, Только пристань велика,— орали пьяные крючники. Называли их еще зимогорами — крепко бедствовали они зимой, оставшись без работы. Обдирали их купцы и подрядчики как липу на лыко, из «дувана»— расчета — мало чего доставалось на руки. А что и попадало в карман — мигом спускалось в пивных, трактирах и кабаках, которыми были застроены целые кварталы Спасской и Ушаковской улиц. И шли пьяные крючники во главе со своими старостами — «батырями» — артель на артель, отводили душу в кровавых драках. Избитые, без денег, просыпались в тюрьме на окраине города, на голых нарах ночлежки «Батум», на Вшивой горке, возле общественной «царской кухни», которой «облагодетельствовали» их купцы. Была в городе и промышленность — мельницы, лесопилки, маслобойка, кустарные мастерские с десятком рабочих и учеников — «рашпилей». Работали по двенадцать часов, получая через день по полтиннику, в субботу — по рублю. Такая жизнь засасывала хуже Хомутовского болота на окраине, вместе с крючниками шумели по воскресеньям в трактирах и кабаках. Когда в пятом году железнодорожники вышли на первомайскую демонстрацию, на Крестовой купеческой улице их разгоняли не только жандармы, но и натравленные лавочниками и купцами крючники, такие вот рабочие-кустари и «рашпили». В первую мировую войну сюда эвакуировали из Прибалтики заводы «Рено», «Феникс», «Рессора». Появились новые рабочие, которых на мякине было уже не провести, эти свое место в надвигающихся событиях понимали. А хозяева города все еще думали, что Рыбинск прежний, замордованный и полупьяный. В феврале семнадцатого года полицмейстер Ораевский приказал не печатать в местной газете телеграмму о революции в Петрограде. Но революцию было уже не остановить самому рьяному полицмейстеру. После Октября в городе расформировали Двенадцатую армию, артиллерийскими орудиями и снарядами, винтовками и патронами, воинским снаряжением и обмундированием забили все склады. Были в армии и большевики, но многие сразу же уехали устанавливать Советскую власть дома, на родине. А вот офицеры оставались. В начале восемнадцатого года показалось им, что их час настал. Неумолимо сокращался хлебный паек, а слухи распространялись по городу удивительные, сведущие люди говорили, что благодетельный купец Калашников закупил сто тыщ пудов муки и хотел бесплатно раздать ее населению, но большевики запретили. Всколыхнулись обыватели, шинкари, подрядчики и шпана. Науськанные монархистами, эсерами и меньшевиками, разоружили два красногвардейских отряда, начались грабежи, погромы. Большевики поняли — дело идет к открытому мятежу. В конце января восемнадцатого года в Петроград ушла телеграмма: «Во имя революции немедленно дать отряд матросов для ликвидации беспорядков, представляющих угрозу Советской власти в Рыбинске». В город направили сотню матросов-добровольцев под начальством Михаила Лагутина, революционера-большевика родом из Ярославской губернии, участника Кронштадтского восстания моряков. В специальный состав из четырех классных вагонов и двух товарных погрузили пять пулеметов, несколько ящиков ручных гранат и «цинков» с патронами, три десятка резервных винтовок. На платформу поставили легковой «паккард», на котором укрепили «максим». До самого Рыбинска поезд шел без задержек, на зеленый свет. На вокзале матросов ждали с оркестром, со знаменами, не обошлось и без митинга. Не любил Лагутин выступать, спросил секретаря укома Варкина, зачем он все это затеял. Ты людям скажи, как там красный Петроград... После митинга матросы, к которым присоединились красногвардейцы и группа солдат из местного гарнизона, с оркестром впереди, развернутым строем через весь город направились к хлебной бирже, где было решено разместить отряд. Городские обыватели, поеживаясь от холода, стояли вдоль улиц молча, хмуро и неприязненно смотрели на колонну, над которой поблескивали штыки. В комнате на третьем этаже биржи собрались депутаты-большевики из местного Совета, командиры красногвардейских отрядов, большевики из полкового комитета. Расставив караулы и разместив матросов, Лагутин начал совещание: — Рассказывайте, товарищи, что у вас происходит? В декабре здесь уже были питерские матросы, навели порядок. Что опять случилось, почему такая паника? Куда Совет смотрит? Нет хлеба, сахара, такая спекуляция кругом, что рабочему человеку за кусок хлеба хоть последнюю рубаху снимай. И это еще не все. В городе стоит полк тяжелой артиллерии. Офицеры чего-то ждут, а солдаты кто пьянствует, кто население грабит да на базаре обмундирование со скла-дов сбывает. Если бы не они, то сегодня на вокзале ваш бы отряд не с оркестром встречали, а пулеметами — офицеры подбивали солдат разоружить вас. Мы ведь этот парад по городу устроили, чтобы все видели — и у нас сила есть... Выступления других участников совещания убедили Лагутина, что действовать надо немедленно и решительно. Поднявшись, оправил ремни и заговорил, загибая пальцы на руке: — Предлагаю следующий план. Первое — расформировать артиллерийский полк и создать из него хотя бы один батальон бойцов, преданных Советской власти. Второе — распустить Совет и провести выборы в новый, в Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Без депутатов-крестьян нам порядка в уезде не навести. Третье — разогнать к чертовой матери и буржуазную думу, и помещичью управу. Четвертое — временно всю власть в городе и уезде передать революционному комитету. И последнее — все склады у купцов, лавочников и фабрикантов обыскать, продовольствие реквизировать и передать населению. Окончательно установить Советскую власть в городе можно только так!.. За дверью послышались крики, топот, кто-то угрожающе сыпал отборной бранью. Оттолкнув матросов-часовых, в комнату вошел высокий военный в офицерской шинели, с кавалерийской шашкой на боку. Был он заметно пьян, лицо злое, заносчивое. Оглядев собравшихся, требовательно спросил, покачиваясь на ногах: — Кто тут у матросни за главного? Военный смерил его тяжелым, мутным взглядом, выдвинул на середину комнаты стул, неловко опустился на него и, закинув ногу на ногу, заявил: — Комиссар полка тяжелой артиллерии Дулов! Член партии социал-революционеров с пятого года! По какому поводу гуляешь с утра? Так вот знай — если сунетесь к казармам, разнесу биржу артиллерией, камня на камне не останется. Эсер качнулся в его сторону, презрительно выдавил: — Ты мной не командуй, болыпевичок! У меня свои командиры есть. Скажи спасибо, что до сих пор на свободе гуляешь. Лагутин не выдержал, ткнул папиросу в пепельницу, вплотную подошел к Дулову: — А ну, сволочь, сдай оружие! Дулов выкатил глаза, судорожно схватился заэфес шашки: — Да я тебя сейчас на куски... Вытащить шашку из ножен он не успел — в комнату ворвались матросы, содрали с него ремни с шашкой, во внутреннем кармане нашли взведенный браунинг. В коридоре обезоружили солдат из охраны Дулова — эти даже не сопротивлялись. Со скрученными за спиной руками Дулов матерился, стращал: — Ну, матросня, доиграетесь. В полку узнают, что я арестован, — в порошок вас сотрут! Дулова увели. Секретарь укома неуверенно обратился к Лагутину: — Может, зря погорячились? Теперь в полку шум начнется, как бы и впрямь по городу шрапнелью не шарахнули. Я сейчас же еду в полк. Секретарь укома поднялся на ноги: — Я с тобой, товарищ Лагутин. Машина с Лагутиным и шестью матросами подкатила к Скомороховой горе, возле которой разместился полк тяжелой артиллерии. Солдаты собрались на митинг, по адресу матросов в коротких бушлатах и бескозырках посыпались шуточки: — Эк вырядились! Вашими бескозырками только блох ловить! Об аресте Дулова солдаты еще не знали, кто-то из толпы спросил: — А где наш комиссар? Он к вам на переговоры уехал. Матросы у пулемета, укрепленного на «паккарде», замерли в напряжении — как ответит командир? Толпа качнулась, угрожающе зашумела: — Да мы тебя за комиссара к стенке! Солдаты в серых шинелях обступили черную машину, к Лагутину потянулись руки. Он вынул из кармана гранату, взялся за чеку: — А ну, три шага назад! Толпу от машины словно отбросило. Не давая солдатам опомниться, Лагутин укоризненно проговорил: — Что же вы в комиссары такого слабака выбрали? На переговоры пришел — едва на ногах держался. Неужели покрепче мужика не нашлось? А вы здесь настоящую контрреволюцию развели. Слышал, хотели вас офицеры натравить на матросов, разоружить. Было такое? Мы и сейчас могём, — донесся все тот же скрипучий голос. А дело у нас с тобой, солдат, общее — мы за Советскую власть вместе отвечаем. А вы что делаете? Пьянствуете, над мирным населением издеваетесь, ворованным обмундированием спекулируете. Разве для этого революцию делали? Подумайте о своих семьях — а если и над ними сейчас вот так же измываются солдаты, грабят, стращают оружием? Толпа молчала — слова Лагутина задели солдат, возразить было нечего. И тут на крыльцо казармы неторопливо поднялся пожилой степенный мужик в наглухо застегнутой шинели, рассудительно начал так: — Верно товарищ говорит — поизбаловались мы от безделья. И комиссар у нас пьяница и картежник, нечего из-за такого дерьма бучу подымать, Я так считаю: если Питер прислал матросов — значит, так надо. Но и вы нам, товарищи, помогите, — обернулся солдат к Лагутину. Так же неторопливо и степенно мужик спустился с крыльца. Из толпы — волной — одобрительные, возбужденные крики: — Правильно! В защиту Дулова больше никто слова не сказал, как забыли о нем; но под конец оратор из бывших крестьян так повернул речь, что только пуще возбудил солдат. Успокаивая толпу, Лагутин поднял руку, иронически спросил: — А как же быть матросам, мужики? Ведь они тоже воевали. Так что же им — тащить в деревни броненосцы и крейсера, на которых служили? Ими землю пахать? В толпе кто засмеялся, кто заворчал. Лагутин, дождавшись тишины, продолжил: — Советская власть предложила Германии мир, но война еще не закончилась, накапливает силы внутренняя контрреволюция. И если у Советской власти не будет мощной армии, то враги отнимут у вас не только лошадей, которых вы делить собираетесь, но и землю, полученную по декрету товарища Ленина. А кончится тем, что вы опять окажетесь в окопах и будете воевать с германцами «до победного конца». Кто не желает защищать Советскую власть — от имени Революционного комитета приказываю сдать оружие и по домам. Но предупреждаю: кто попытается уехать с винтовкой — разоружим, награбленное — отберем... Речь Лагутина переломила настроение солдат. У складов и конюшен встали часовые, из желающих остаться в полку в этот же день сформировали Первый Советский батальон. В новом Совете прочное большинство заняли коммунисты, над хлебной биржей, где он теперь разместился, под звуки «Интернационала» и ружейный салют был поднят красный флаг. Контрреволюция затаилась, но ненадолго. В местной газете было опубликовано постановление Совдепа: «... На почве недовольства временным уменьшением хлебного пайка, эксплуатируя чувство голода, разные темные силы организуют выступления народных масс против Советской власти Советом избрана специальная комиссия из семи человек по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией». Так в Рыбинске была создана уездная Чрезвычайная комиссия, начальником особого отряда Чека стал Михаил Лагутин. ЛАГУТИН Вечером седьмого июля возле здания Рыбинской Чрезвычайной комиссии нерешительно остановилась девушка — веснушчатая, круглолицая, на плечи накинут узорчатый платок, под ним белая кофта с пыжами. Подошла босиком, высокие черные башмаки держала в руке. Только у самого подъезда, оглядевшись по сторонам, обулась, повязала платок на голову и открыла тяжелую дверь. Молодой, рыжеватый, с жидкими усиками под вздернутым носом, он с интересом осмотрел девушку и отложил ложку. Девушка рассердилась: — Некогда мне лясы точить! Давай начальника! Дверь открылась, в комнату шагнул высокий плечистый военный в гимнастерке, перепоясанной широким ремнем, с деревянной колодкой маузера на боку, пересохшие губы крепко сжаты. Это был начальник особого отряда Лагутин. Пока нет! Поговорите с этой вот... Так глазами меня жгла — чуть спички в кармане не вспыхнули. Может, телок убежал, может, милок. Девушка от негодования побледнела, а веснушки засияли по всему лицу, будто и не июль сейчас, а весна в самом разгаре. Мне очень секретное надо сказать! Начальник особого отряда серьезно объяснил девушке: — Самый главный в Ярославль уехал, офицеры там мятеж подняли против Советской власти. Так в холостяках и останешься, — шутливо произнес Лагутин, но взгляд, который он бросил на посетительницу, был острый и внимательный. В кабинете начальника особого отряда, где, кроме стола с телефоном, сейфа и карты губернии, ничего не было, девушка оглянулась, плотно ли закрыта дверь, и прошептала чуть слышно: — У нас в Покровке банда. Хотят на артиллерийские склады напасть. Дед послал меня в подпол за самогоном, а там щели, все слышно. Девушка стянула с головы платок и ответила не сразу, разглядывая узоры на нем: — Ждите, направит... Он спит и видит, когда большевиков спихнут. Лагутин внимательно и настороженно посмотрел на девушку, спросил, живы ли у нее родители. Она вздохнула, ответила привычно: — Отец на германском фронте убитый, а мать от тифу умерла... Узнает — выгонит из дома. Дед и тетка меня вместо батрачки держат, наломалась я на них... О том, что после неудачи пятого июля контрреволюция в Рыбинске попытается еще раз поднять мятеж, в уездной Чека уже знали — в одну из пятерок подпольной организации удалось внедрить своего агента. Надо было ждать новых сведений. И вот это сообщение. Не провокация ли? Получив известие о мятеже в Ярославле, Кустов, начальник уездной Чека, с отрядом в полторы сотни человек отправился на выручку ярославцам. Теперь каждый боец был на счету, каждая винтовка и пулемет. Не задумала ли местная контрреволюция выманить из города еще один отряд чекистов, чтобы легче захватить Рыбинск? Девушка была одета просто, но во все крепкое, незаношенное. Вот только руки у нее, заметил Лагутин, были натруженные — потрескавшаяся кожа, черствые бугорки мозолей. Так и представлялось, как эти руки зимой, в черной проруби, полощут белье. Спросил, сколько бандитов в доме. А еще у соседа прячутся. Сколько их там — не знаю и врать не буду. Надо было немедленно принимать решение. Глаза у девчонки испуганные, искренние, а главное — эти натруженные руки. Одно сдерживало Лагутина — о выступлении в ближайшие часы ничего не сообщал агент Чека. Но начальник особого отряда догадывался, что после поражения пятого июля мятежники будут действовать хитрей и осторожней. И вдвойне осторожней надо было быть чекистам. Поэтому, оттягивая время, чтобы собраться с мыслями и принять единственно верное решение, Лагутин поинтересовался: — Как звать-то тебя, золотистая? Варя Буркина. Девушка, видимо, догадалась о сомнениях Лагутина и смущенно добавила: — Ты, товарищ начальник, если мне не веришь — спроси про меня у Игната из нашей деревни. Он теперь у вас в чека служит. Девушка покраснела до ушей, потупила голову и прямо не ответила: — Теперь он другую найдет, городскую... Ты у него спроси, товарищ начальник. Он про меня плохого не скажет. Девушка нервно смяла платок на коленях. Только теперь, увидев, как она взволнована, начальник особого отряда окончательно поверил девушке. Спросил, надевая фуражку: — Тебя не хватятся, не начнут искать? Не испугаешься? Только солдат побольше возьмите. У бандитов и пулемет с лентами есть, и винтовок много. Лагутин уже собрался выходить из кабинета, когда раздался телефонный звонок. Вернулся к столу, рывком снял трубку. Варя видела, с каким тревожным вниманием он выслушал то, что ему сказали. Будь осторожен. Мы будем вовремя, — кончил он разговор. Не доезжая Покровки, оставили грузовик на лесной дороге, пошли пешком. Лагутин торопился, но почему такая спешка — никто в отряде не знал. Лишь Варя, ставшая случайным свидетелем телефонного разговора, догадывалась: в Рыбинске с часу на час что-то должно случиться. В деревню вошли уже в сумерках, притаились у глухого забора, за которым стоял дом Буркиных. В окнах горел тусклый керосиновый свет. В соседней избе, где тоже были бандиты, окна темные, слепые. Быстро перекрестившись, Варя отворила калитку и медленно направилась к дому. Скрипнули ступени крыльца, хлопнула дверь. На конце деревни лениво, спросонья, тявкнула собака, Тучи плотно затянули небо и словно легли на горбатые деревенские крыши, придавили их своей тяжестью и чернотой. За день нагретая земля остывала, густая трава у забора пропиталась холодной росой. Прильнув к забору, Лагутин сжимал рукоять взведенного маузера. Рядом — Семенов, с дежурства напросившийся в отряд, другие чекисты. Всего — десять человек. Опять хлопнула дверь, скрипнуло крыльцо, послышался недовольный тягучий голос: — На кой ляд я Николаю потребовался? Сам прийти не мог? Варя молча шла впереди деда, зябко кутаясь в платок. Старик шлепал опорками, обутыми на босу ногу, ворчал. Только закрыл за собой калитку — Лагутин приставил к его спине ствол маузера: — Вечер добрый, Буркин. Еще гостей примешь? Хорошо заплатим, не просчитаешься. Старик икнул от страха, осторожно повернулся, Разглядев в темноте человека с маузером, людей с винтовками, испуганно и жалобно протянул; — Кто такие? Чуть слышно выдавил из себя: — Что надобно? Пожалейте старика немощного, отпустите душу на покаяние. Вздумаешь предупредить — вдарим по твоей избе из пушки, вон она стоит, — кивнул Лагутин в темноту. Прищурившись, Буркин покосился туда, ничего не разглядел, но поверил, согласился: — Только не стреляйте, все сделаю... А что сказать? Старик почесал грудь под расстегнутым воротом рубахи, повернулся к Варе: — Кормил, поил тебя, а ты родного деда на смерть толкаешь. Креста на тебе нет, тварь неблагодарная,— растягивая слова, с угрозой произнес он. Шаркая опорками, Буркин побрел к дому. Чекисты настороженно следили за ним, Лагутин приказал Варе спрятаться за сруб колодца — дощатый забор от пулеметной очереди не защитит. На крыльце Буркин затоптался, высморкался, рукавом вытер нос и скрылся за дверью. В окнах все так же тускло желтел неровный керосиновый свет, на занавесках редко двигались неясные тени. На крыльцо вышел грузный мужчина в накинутой на плечи шинели, чиркнул спичкой, прикурил. Спустился с крыльца. В тишине было слышно, как неприятно поскрипывают тяжелые сапоги. Бросились на него втроем и не сразу смогли скрутить руки, сунуть в рот кляп: бандит размахивал кулаками, пинал чекистов сапожищами. Повалили его на землю, набросили на голову шинель. Только после этого он присмирел, лишь иногда вздрагивал всем телом и глухо постанывал из-под шинели. На крыльце появился Буркин — оставаться в доме с бандитами побоялся. Отдышавшись, Лагутин пятерых чекистов послал в соседний дом, предупредил, чтобы действовали без шума. Потом сказал Буркину: — А ты с нами пойдешь. Лагутин молча подтолкнул его к крыльцу.

ОДЕССКИЕ РАССКАЗЫ

Приходько, ученика подготовительного класса Киевского Софийского духовного училища. На трупе было обнаружено 47 колотых ран. Уже в день похорон Ющинского в Киеве распространялись антисемитские прокламации, призывавшие к кровной мести евреям за смерть якобы замученного ими мальчика. Производившие следствие начальник Киевского охранного отделения Е. Мищук, пристав Н. Красовский, судебный следователь по особо важным делам В. Фесенко не видели в деле никаких оснований для подозрений в ритуальном характере убийства. Они хотели привлечь к ответственности настоящих виновников преступления — содержательницу воровского притона Веру Чеберяк и ее помощников, боявшихся, что мальчик, друг сына Чеберяк, много знал о преступной деятельности посетителей и владельцев притона. Статьи в черносотенной прессе, которые настаивали на ритуальном характере убийства, запрос крайне правых депутатов 3-й Государственной думы по поводу расследования убийства А. Ющинского повлияли на министра юстиции И.

Щегловитова, хорошо знавшего об антиеврейских настроениях императора, и он активно вмешался в ход следствия. Он отстранил от участия в расследовании судебного следователя В. Фесенко, не сменяемого по закону. Были уволены Е. Мищук и Н. Ведение следствия было поручено прокурору Киевской судебной палаты Г. Главный окружной прокурор Киева проигнорировал информацию полиции и вместо этого стал искать еврея, виновного в преступлении, через которого весь еврейский народ мог быть публично обвинен. В июле 1911 года фонарщик показал, что 12 марта, в день исчезновения Ющинского, он видел, как тот играл с двумя другими мальчиками на территории печи для обжига кирпича, принадлежащей еврею Зайцеву. Он также утверждал, что внезапно появился еврей и похитил Ющинского, потянув его к печи для обжига кирпича.

На основании этих показаний Мендель Бейлис, смотритель кирпичной печи, был арестован 21 июля 1911 года и отправлен в тюрьму, где находился более двух лет. Царю Николаю II было передано сообщение, что Бейлис рассматривается судебной властью как убийца Ющинского. Вместо В. Фесенко был командирован из Петербурга следователь по особо важным делам Н.

Фотокартотека От родных Если Вы располагаете дополнительными сведениями о данном человеке, сообщите нам. Мы рады будем дополнить данную страницу. Также Вы можете взять администрирование страницы и помочь нам в общем деле.

Еврейская сторона всегда подчеркивает, что «кровь запрещена к употреблению в пищу» — как это на процессе Бейлиса утверждала и защита, и все раввины России в своем знаменитом коллективном заявлении в связи с обвинением Бейлиса. Но речь в данном случае идет не о пище, а о символическом употреблении крови в ритуальных целях, даже если это бывает связано с принятием ее внутрь.

У многих народов с древних времен отношение к крови было мистическим, у язычников она использовалась в магии, нередко практиковалось употребление крови врагов как элемент военного магического ритуала а не как разновидность "пищи". И по книгам Ветхого Завета мы видим, что в еврейской традиции отношение к крови изначально было притягательным, мистически-ритуальным [61]. Кровь животных, приносимых в жертву в Иерусалимском храме, священники собирали в сосуды и ритуально проливали над главной святыней — ковчегом завета, помазывали ею край правого уха, большой палец правой руки и большой палец правой ноги первосвященника, пальцами окропляли его одежды, жертвенник, завесу храма [62]. И им от этого животного натурализма не было неприятно, наоборот. Резник в иудаизме — не мясник, а уважаемое религиозное лицо, как и могель, совершающий обрезание. При ритуале обрезания мальчиков это тоже как бы имитация жертвоприношения младенца еврейскому "богу" кровь отсасывается ртом, собирается в сосуд с водой и присутствующие должны с молитвою своему "богу" умываться этой кровяной водой [63]. О спасительном помазании жертвенной кровью косяков дверей при исходе из Египта уже сказано. Можно предположить, что и сегодня для подобных ритуальных целей евреям бывает нужна кровь, и берется она не только от ягнят, но и от христианских жертв впрочем, приравненных к животным: это все равно, что зарезать барашка. Заметим, что и признание евреем только по матери, объясняется прежде всего тем, что ребенок находился в ее чреве и заимствовал ее священную еврейскую кровь.

В Ветхом Завете отражено священное отношение евреев к крови: «Потому что душа тела в крови, и Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия душу очищает» Лев. У евреев кровь запрещено употреблять как обыкновенную пищу именно потому, что она считается священной и имеет более важное назначение. Как об этом писал о. Павел Флоренский в письме Розанову: «Кровь, изъятая из обращения кулинарного, изъята именно потому, что сохраняется для моментов священнейших... Так, во многих культах известное животное безусловно возбраняется верующим и окружено всяческими запретами: его нельзя убивать, его нельзя употреблять в пищу. Но в известные времена и сроки оно священно заколается и священно поедается... Кровь гоев, тоже животных, вероятно, надо рассматривать как именно такой род в обычное время запретной пищи. Но я охотно допускаю, что очень немногие, только из избранных избранные в иудействе посвящены в эту тайну» [64]. Даль в своем исследовании приводил ссылки на еврейские книги, разрешающие употребление крови: «В книге Сулхан Орух [Шулхан арух], стр.

Пранайтис привел цитаты из Талмуда трактат "Макширин", 6, 4 с разрешением пить кровь, которая «причисляется к таким же [чистым] напиткам, как молоко, вода, вино и пр. Там же далее говорится об употреблении, — именно как напитка, крови рудометной, то есть полученной от прокалывания кровеносного сосуда» но не от резания [65]. Эксперт Троицкий тоже признал на процессе, что в определенных важных случаях кровь у евреев имеет «громадное значение» и для употребления внутрь, «если бы врач прописал такой рецепт» [66] , а также допускается в пищу в вареном виде. Это означает, что подмешивание крови в "священную" мацу, которую пекут, для евреев не запрещено, тем более что ее поедание — важный религиозный ритуал. Таким образом, заключает Пранайтис: «Еврейский религиозный закон придает крови вообще, а человеческой в частности чрезвычайное значение — символическое, магическое и лечебное. Он допускает употребление этой крови даже в пищу» [67]. Все эти три значения, очевидно, соединяются в иудейских ритуалах. По зачитанному на Киевском процессе свидетельству бывшего раввина, ставшего афонским монахом Неофитом [68] его книга " Опровержение иудейской религии и ее обрядов на основании Ветхого и Нового Заветов" — искренняя исповедь человека, завершающего свою земную жизнь: все эти обряды, пишет Неофит, «я сам усердно совершал и хранил в строжайшей тайне все время, пока был хахамом или раввином» [69] , такая кровь пусть и в символических дозах — например, в виде пепла от сожженной материи, пропитанной кровью и др. Особенно очевидно это в коллективном вкушении мацы, которая готовится на Песах в одном месте для рассылки во все еврейские общины, и пасхального ягненка.

При этом «собирают кровь ягненка и окропляют ею дверные косяки и притолоки дома, в котором совершившие жертвоприношение люди будут есть мясо ягненка». Гирша: «пасхальная жертва необходима не только для того, чтобы закрепить связь евреев со Всевышним, она необходима и для того, чтобы объединить самих евреев в народ... Пасхальное жертвоприношение не должно рассматриваться как часть прошлого; это не просто памятный ритуал, посвященный дням минувшим. Это символ постоянно обновляющегося и устремленного вперед процесса созидания всего настоящего и всего будущего на древнем фундаменте, заложенном Исходом из Египта на вечные времена». Причем пасхальную жертву имеет право вкушать «лишь тот, кто является частью еврейской нации» [70] , гою это запрещено. Разумеется, некоторые традиции, связанные с употреблением крови и передаваемые устно строго избираемым посвященным, держатся в строгой тайне, как о том поведал монах Неофит в своей книге. Многим евреям они неизвестны, так что они вполне искренне могут возмущаться "кровавым наветом". Впрочем, по свидетельству Пранайтиса, Буткевича и других, существуют и еврейские книги с описанием этого "догмата крови" "Хохмес Ныстер" и др. Каббала: самообожествление еврейства и жертвопроношения для прихода царя-мошиаха 7.

Каббалистические причины, несомненно, играют особую роль в еврейских ритуальных убийствах см. На Киевском процессе экспертами в ответе на вопрос 25: «Заключается ли в учении еврейской религии, как древней, так и позднейшей "Зогар" и др. В связи с этим и обсуждался вопрос: какое назначение имели 13 колотых ран на виске Андрюши? Для выточения крови они не годились, для убийства тоже — для того и другого на теле были нанесены иные раны — но эти 13 зачем-то понадобились тоже. Некоторые православные ученые усматривают в этом «еще и кощунство евреев над священнодействием Православной Церкви. Именно над тем, что православный священник, приготовляя на проскомидии агнец, 12 раз знаменует копием просфору, а потом прободает ее копием в 13-й раз в бок, и что при приготовлении агнца он произносит те же слова пророка Исаии, что и еврейский резник: "как овца веден был на заклание и как агнец перед стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих" Ис. В принципе, экспертом Пранайтисом было приведено достаточно примеров из еврейских книг, дающих основание для выводов о ритуальных убийствах, не будем их повторять. Однако из-за ограничений секулярного судопроизводства многое осталось недоговоренным для цельного духовного понимания учения каббалы, которое еще более помогает объяснить причины и цели ритуальных убийств у евреев. Поэтому повторим ниже кое-что из "Справки о хасидах".

Каббала представляет собой сочетание иудаизма с древней восточной магией. Что это за бог — достаточно ясно. Неудивительно, что такому богу, «человекоубийце от начала», требуются человеческие жертвоприношения — это неотъемлемый элемент любой сатанинской магии. Даже такой опровергатель "кровавого навета", как проф. Хвольсон, признавал ритуальные убийства у семитов — халдейских колдунов ссабиев ; именно их культовое учение «было для позднейшего иудейства источником мистических идей» каббалы — на это обратил внимание о. Павел Флоренский в полемике вокруг дела Бейлиса. Одним из практически используемых "продуктов" этих убийств у евреев были "терафимы" — головы убитых первенцев, «вещавшие» в результате магических заклинаний [72] , о чем есть упоминания и в Ветхом Завете Иез. Поскольку каббалистическое учение резко противоречило ветхозаветному представлению о Боге Творце, оно не могло быть проповедано еврейскому народу открыто. Долгое время каббала была тайным учением посвященной иудейской верхушки, оказывая, впрочем, влияние на составление Талмуда.

Вступая затем во все более ожесточенную борьбу против христианства, еврейство все больше использует каббалу как религиозную форму получения помощи от нового "отца". И он в своем плане господства над человечеством тоже нуждается в верном себе народе, соблазненном ради этого на материальное мiровое господство. Еврейский "бог" уже в Талмуде изображается как капризное, охваченное страстями существо, которое не может править миром без помощи мудрых евреев. Более того: в хасидизме утвердилось положение, что цадики "святые" вожди "непогрешимы" и могут даже управлять "богом", который без совета с ними ничего не делает. Так, отвергнув истинного Бога, еврейский народ сам естественно возвышает себя до уровня "бога", что должно оправдывать все еврейские преступления по отношению к неевреям. В результате каббала и основанный на ней хасидизм стали у евреев логичным и наиболее откровенным проявлением их сатаноизбранной религиозности самообожествления, доходящей до ритуальных убийств христиан. Потому-то и был хасидизм после некоторого сопротивления принят ортодоксальным иудаизмом в свое лоно и стал его важнейшей частью: он наиболее последовательно выражал духовный смысл талмудического антихристианского иудаизма и как ничто иное сплачивал еврейство точнее, жидовство в выполнении его историософской задачи по созданию земного сатанинского царства во главе с мошиахом. Такое мистическое сплочение народа в "сборище сатанинское", по-видимому, присутствует во всех еврейских ритуальных убийствах независимо от их календарных и прочих поводов. Обратимся еще раз к словам раввина Гирша о том, что «пасхальная жертва необходима...

Видимо, и пасхальные убийства иудеями детей с целью получения христианской крови для ее коллективного употребления на важнейших иудейских праздниках и церемониях — пусть даже и в микроскопических количествах — должны символически повязывать рассеянный еврейский народ общей жертвенной кровью в его самообожествленной антихристианской вере в грядущее мiровое господство над рабами-гоями. Как тут еще раз не вспомнить страшную клятву богоубийц: «кровь Его на нас и детях наших» Мф. Такие ритуальные убийства должны крепить сатаноизбранный контроль над всем еврейским народом. А круговой порукой "защиты от кровавого навета" крепить его национальную солидарность в этой преступной богоотверженности. Вот что означают циничные слова Жаботинского в связи с "делом Бейлиса": «Ибо особа народа царственна, не подлежит ответственности и не обязана оправдываться... Мы такие, как есть, для себя хороши, иными не будем и быть не хотим» [74]. Вот с какой расстановкой сил мы имеем дело в данной проблеме, причем уже довольно близко к конечному этапу истории. Пришествие антихриста будет наивысшим моментом всемiрного торжества еврейского бога и еврейского народа, молитва о пришествии мошиаха является одним из 13 основных принципов иудаизма. Но в каббале имеются также и магические средства для приближения пришествия мошиаха, как их изложил в своей экспертизе Пранайтис.

Убивая "нечистых гоев-клипот", "богоизбранный" еврей освобождает из них частицы божественных искр, которые побуждают бога и его жену к совокуплению и рождению мессии см. Напомним в связи с этим лишь такое предписание о жертвоприношениях: «Отнимай жизнь у клипот и убивай их, тогда Шехина ["жена бога"] посчитает это тебе наравне с воскурением жертвы» "Сефер Ор Исроэль", 177, в [75]. Возможно, поэтому ритуальные убийства могут совершаться и с их привязкой, как упоминал монах Неофит, к «плачу о разрушении Иерусалима» 9 ава и близкому построению "третьего храма": «Согласно мистической традиции, Мошиах рождается 9 Ава — в день разрушения Храма... Месяц ав по еврейскому календарю приходится на июль-август. В это время, видимо, и приносятся особые жертвы для приближения пришествия мошиаха. Духовное значение Киевского процесса. К прославлению Андрея Киевского Церковь в своей истории прославила немало мучеников — жертв еврейской ненависти к христианам: начиная с первомученика св. Тот факт, что в последние века в Православной Церкви не было новых таких прославлений, говорит лишь об ослаблении решимости архиерев перед натиском сил мiра сего, а не об отсутствии таких мучеников. В чем смысл такого мученичества?

Господь попускает сатане добиваться кажущихся земных побед над христианами, но этим наглядно разоблачаются силы зла как таковые, разоблачается сатанинская суть жидовства — и его кажущиеся победы обращаются в духовные победы христиан над сатаной, ибо тем самым обнаруживается его безсилие перед Церковью. Мученики будят нашу совесть и побуждают нас к такому же безстрашному сопротивлению слугам сатаны. При этом умученные от жидов, обретая жизнь вечную, могут оказывать помощь тем молитвенно призывающим их собратьям, которые продолжают сопротивление "тайне беззакония" на земле. Поэтому, думается, не случайно нарастание числа ритуальных убийств, то есть случаев мученичества от жидов в последнее царствование перед революцией. Это происходило одновременно с нараставшей волной еврейского террора против лучших государственных деятелей России. Этим наглядно обнажалось сатаноизбранное национальное ядро антирусских революционных сил и их финансистов. Во всем этом мы не можем не видеть исполнения промысла Божия в истории. Не случайно именно в составе Российской империи как самого православного, удерживающего государства в мiре попущением Божиим оказалась основная часть самого антихристианского народа, оплота "тайны беззакония", — чтобы наглядно раскрыть суть мiровой войны сил добра и зла. Именно она предельно остро и наглядно проявилась в 1913 году в деле Бейлиса, как в капле воды, — это был последний предвоенный год перед началом всемiрной вооруженной атаки еврейства на русскую православную монархию.

В венской газете "Дер Хаммер" Молот в 1913 году было напечатано следующее откровение еврейства: «Русское правительство решило дать еврейскому народу генеральное сражение в Киеве. От исхода этой титанической борьбы зависит судьба — вы полагаете, еврейского народа? О нет, еврейский народ непобедим — на карту поставлена судьба русского государства. Быть или не быть? Победа русского правительства будет началом его конца. Для него нет выхода — заметьте это... Мы покажем в Киеве, перед глазами всего света, что евреи не позволяют с собой шутить... Если еврейство пока что, из тактических соображений, скрывало то, что оно руководит революцией в России, то теперь, после постановки русским правительством Киевского процесса, этому будет положен конец. Каков бы ни был исход этого процесса, для русского правительства нет спасения.

Так решило еврейство, и так будет» [77]. Подобно Римско-католической Церкви, еврейство есть религиозно-племенное братство, которое, не обладая политическими органами, может выполнять важные политические функции. И это Государство теперь предало отлучению русское Царство. Для великого северного племени нет больше ни денег от евреев, ни симпатии с их стороны... И Россия постепенно начинает понимать, что означает такая война» [78]. Ей были одновременно закрыты все кредиты, в России и за границей, ибо банки повсеместно были в еврейских руках. В декабре 1911 г. В печати началась страстная антирусская пропаганда, в том числе со стороны официальных лиц-евреев, например: «Пылающий страстью Герман Леб, директор Департамента Продовольствия, обратился... Пусть они натренируют нашу молодежь и обучат ее пристреливать угнетателей, как собак"...

Подобно тому, как трусливая Россия вынуждена была уступить маленьким японцам, она должна будет уступить Богоизбранному народу... Деньги могут это сделать» [81]. Еврейство подключило к антирусским протестам и американских "христиан". Русский посол в США Ю. Бахметев телеграфировал МИД в дни Киевского процесса: «Американские жиды не пропустили удобного случая и быстро воспользовались киевским делом, чтобы попытаться возбудить новую агитацию против России. Ежедневной пропагандой они достигли того... Депутация от американского духовенства явилась к [госсекретарю США] Брайану с просьбою доставить Государю Императору подписанное епископом нью-йоркским, одним кардиналом, 21 епископом и 12 духовными лицами различных христианских вероисповеданий прошение о прекращении дела Бейлиса и обвинения жидов вообще в ритуальных убийствах... Убийство в Киеве в сентябре 1911 г. Столыпина евреем Богровым, имевшим революционные связи с "анархистами" и с заграницей , также следует рассматривать в связи с Киевским процессом.

Дело, видимо, было не в мести лично премьер-министру, ибо в еврейском вопросе он имел весьма либеральные намерения с которыми не был согласен Государь. Этим, конечно, был устранен решительный и умный политик, стоявший на пути революции. Но, кроме того, это убийство, несомненно, еще больше возбудило антижидовские настроения в Киеве: опасались реальных погромов, которые полиция с трудом предотвратила. И такое нагнетание напряженности, лишь на первый взгляд могло показаться невыгодным еврейской стороне. С учетом мiрового масштаба дела Бейлиса именно погромы были для жидовства в тот момент очень даже желательны для оправдания антирусской политики Запада доказано, что многие погромы накануне "первой русской революции" были спровоцированы евреями именно с этой целью. Возможно, именно в этом была главная цель Богрова. Зная ныне о том, что именно еврейство Грузенберг , вопреки сопротивлению Киевского Окружного Суда, придало "делу Бейлиса" "ритуальный" характер, мы уверены, что такое нагнетание напряженности было преднамеренным, провокационным — для атаки на все здоровые оборонительные силы России по тому же образцу, как незадолго до того было использовано "дело Дрейфуса" для удушения "антисемитских" христианско-патриотических сил Франции. К сожалению, до сих пор не исследована эта закулисная сторона "дела Бейлиса": связи между российским и зарубежным, прежде всего американским, еврейством; для русских либералов-"бейлисаров" — координирующая роль масонства в печати, Государственной Думе, общественных и революционных организациях. Все они стремились раскрутить "позорный процесс" Бейлиса в своих антирусских целях.

По оценке Грузенберга, этот процесс был «смотром всех действенных сил», боровшихся против царской власти, и он «похоронил надежды на возможность мирного разрешения исторического конфликта» между русской властью и еврейством [84]. Для имеющих глаза и уши этот «смотр сил» наглядно высветил весь масштаб так называемого еврейского вопроса в России и в мiре: — Продемонстрировал все подлые методы действий жидовства, применяемые в случае разоблачения его преступлений: дезинформация, лжесвидетельства, подкуп чиновников, убийства свидетелей, давление на суд, общество и на власти через СМИ и международную политику, искажение решений суда. Примечательно, как жидовство старается даже из невыгодных фактов извлечь пользу для себя, интерпретировав их в нужном искажении. Так и в данном случае по сути разоблачительный судебный процесс они сумели сделать катализатором Мiровой войны против России и антирусской революции. Современный еврейский банкир-мондиалист, видный политик, автор многих историко-философских и футурологических книг Ж. Аттали сообщает: «Американские евреи вступают в соглашение со всеми другими рассматривать царскую Россию как единственную страну, против которой надо вести войну» [85]. Ее усилиями дело об изуверском убийстве ребенка было отодвинуто в забвение и превращено совместно с иудейской пропагандой в дело "невинно преследуемого" еврея; тем самым эта "русская" интеллигенция стала соучастником ритуального преступления. В своих протестах эти выразители "совести России" яростно клеймили царское правительство за "антисемитскую инсценировку", устраивали бойкоты, забастовки.

Главной фигурой был обыкновенный рабочий человек, тянувший свою маленькую лямку, день и ночь размышлявший только об одном: как бы свести концы с концами. Не надеясь улучшить свою, более чем скромную жизнь, у Бейлиса были честолюбивые планы для своего сына: чтобы иметь возможность определить его в гимназию, он продал корову, а жена его варила для столовников. Он работал 12 часов в сутки, надзирал за погрузкой кирпича, вел конторские книги, и вообще, исполнял любую работу. При таком образе жизни, только старого закала еврей, обладающий железной волей, страстно преданный своей религии таковые были, но Бейлис не был из их числа мог бы найти необходимые часы для изучения еврейской традиции. Такова была религиозная квалификация и Бейлиса, и молодых Зайцевых; что же касается торговца сеном и соломой Шнеерсона, будто бы обещавшего Андрюше найти его отца, чтобы заманить мальчика на его гибель, то у него было еще меньше религиозной подготовки. Шнеерсона описывают, как молодого человека, 58 безбородого, плотного, одетого в рабочую одежду; он даже не знал, что фамилия его принадлежала знаменитой династии раввинов; он никогда не слыхал о Шнеер Зальмане Шнеерсоне, основателе большой ветви Хасидизма - Хабад. Его спрашивали на суде об его религиозных связях; у него их не было. Посещал ли он могилы своих родителей, как многие другие евреи, накануне Судного Дня? Соседи его называли "наш Мендель" и на суде ничего кроме хорошего о нем не было сказано; дети-свидетели улыбались ему во время заседания суда. Он был в дружественных отношениях с приходским священником, которому он оказывал немало услуг; когда строилась местная приходская школа, Зайцевы, по настоянию Бейлиса, продали церкви кирпич ниже себестоимости в то время, как владелец другого кирпичного завода - христианин - отказался уступить хотя бы копейку. Этот же священник попросил того же христианского заводчика пропускать похоронные процессии через его двор, чтобы сократить путь, и ему тоже было в этом отказано; другой короткий путь проходил через Зайцевский двор, и Мендель добился у своих хозяев разрешения. Даже местные члены Союза Русского Народа хорошо относились к Менделю; во время погрома 1905 г. Роль фанатика-убийцы, вампира, пьющего кровь христианских детей, навязанная Бейлису обвинением, была, ко всей своей непристойности и цинизму, еще и смехотворна. Был бы он хотя бы колоритной экзотической фигурой, какой-нибудь фанатик с седой бородой, но ведь он был только "наш Мендель"! Роль мученика-героя, которую некоторые люди хотели ему приписать, тоже совсем к нему не шла; мучеником, конечно, он был и именно потому, что был простым, добрым 59 испуганным рабочим человеком, не принимавшим никаких поз и не произносившим речей. Он не был одним из тех, кто подымается твердой поступью на костер или на эшафот, чтобы возвеличить имя Господне и вдохновлять им потомство. У него не было желания сделаться исторической фигурой, он хотел только одного - чтобы его оставили в покое. Однако роль ему навязанную - непостижимую для него - он провел с достоинством, он жаловался, но не унижался. Покрывая процесс, русский корреспондент писал из зала суда: "Что можно сказать о нем, об этом совсем обыкновенном, среднего возраста еврее, чье лицо вдруг стало знакомо всему миру? Он бледный, исхудалый, но самообладание у него замечательное; никогда я не видел на судебном процессе такого тихого, беззащитного и испуганного человека, окруженного такой многочисленной стражей". До своего ареста и даже на короткий срок после него, Бейлис так же мало мог себе представить, что он будет замешен в убийстве Ющинского, как и тот факт, что два с половиной года спустя, его фотография появится во всех главных газетах мира.

Менахем Мендель из Коцка - Menachem Mendel of Kotzk

Мишка Япончик Акула Мендель Герш Сериал Жизнь и приключения Мишки Япончика (Однажды в Одессе).,, Я так розумию, что Японец правильный хлопец. Он все справно делает. Председатель губчека посоветовался с начальником иногороднего отдела, Лобов согласился – все возможно, не иначе как выручку за мануфактуру Мендель с бандитами делит. герой Гражданской войны. ДЕЛО МЕНДЕЛЯ БЕЙЛИСА Нелепые версии о ритуальном убийстве 12-летнего мальчика едва не привели к массовым еврейским погромам В тот день, 28 октября 1913 года, Софиевская. In the decades after his trial, Mendel Beilis—who moved to America and died in New York in 1934—was reliably mentioned in any anti-Semitic tract on Jewish ritual murder. Еще бы, если Мишка Япончик – король, то кто тогда этот самый Мендель Герш, к которому Винницкий гоняет пешком на цырлочках по первому свистку, Папа Римский, что ли?

Дело Менделя Бейлиса.

Разжигание военной истерии великими державами обеих коалиций стало приобретать зловещий характер. Приблизительно в это время в Киеве начался процесс Менделя Бейлиса. Мендель (Михаил) Маркович Хатаевич родился 22 марта 1893 года в г. Гомеле в семье мелкого торговца. Окончил начальную еврейскую школу (хедер). ДЕЛО МЕНДЕЛЯ БЕЙЛИСА Нелепые версии о ритуальном убийстве 12-летнего мальчика едва не привели к массовым еврейским погромам В тот день, 28 октября 1913 года, Софиевская. Отвечая на вопрос об обмене корреспондента WSJ Эвана Гершковича, Путин напомнил о «патриотической ликвидации» «бандита» в Берлине в 2019 году. обаятельный бандит Беня Крик по прозвищу Король, сын биндюжника Менделя Крика. широкоплечий блондин с голубыми глазами, подпоясанный красным кушаком.

Похожие новости: