Showpieces from von Arx and his 1754 Guadagnini. концерт сарасате - Слушайте и скачивайте музыку онлайн бесплатно! Песни в альбоме Mozart-Sarasate-Kabalevsky-Wieniawski: Selected Works for Violin.
Пабло де Сарасате. 174 года со дня рождения испанского скрипача и композитора
слушай и скачивай бесплатно музыкальные новинки отличного качества (320 kbps). Анализ стихотворения «Концерт Сарасате» Вертинского. Лейтмотив «Концерта Сарасате» Александра Николаевича Вертинского – о недостойном кумире и драме влюбленной в него женщины. Стихотворение датируется приблизительно 1927 годом. Ваш любовник скрипач, он седой и горбатый. Он Вас дико ревнует, не любит и бьет. Но когда он играет «Концерт» Сарасате, Ваше сердце, как птица, летит и поет. Он альфонс по призванью. Концерт Сарасате. Концерт Сарасате Песня на стихи Александра Вертинского. Юлия Зиганшина - Концерт Сарасате (Вертинский).
Концерт сарасате скрипка
| Сарасате слушать и скачать музыку в mp3 на телефон – LightAudio | Полное имя Пабло Мартин Мелитон де Сарасате-и-Наваскес — Pablo Martín Melitón de Sarasate y Navascués; 10 марта 1844, Памплона — 20 сентября 1908, Биарриц. Испанский скрипач и композитор П. Сарасате был блестящим представителем вечно живого, виртуозного искусства. |
| Пабло де Сарасате Интродукция и тарантелла Ефременко Софья - скрипка | Концерт Сарасате. Концерт Сарасате. Александр Вертинский. |
| Лариса Крылова – Концерт Сарасате скачать песню на телефон или слушать онлайн | "Концерт Сарасате" стоял последним в программе. Весь концерт я пел, стоя точно посреди эстрады, и когда дошёл до последней песни и назвал её, демонстративно резко перешёл на правый конец эстрады и остановился против его места в первом ряду. |
Дмитрий Висковатый - Концерт Сарасате
Allegro 04:09 Бах. Allegro 04:09 Концерт для скрипки с оркестром ре минор соч. Концерт для скрипки с оркестром ля минор, соч. Grave 03:53 Концерт для скрипки с оркестром ре минор соч.
Публика тепло отозвалась на мой призыв. В разгаре бала, в час ночи, из редакции газеты нам сообщили: — Мозжухин скончался. Продолжать программу я уже не мог, меня душили слезы.
Умирал Иван в Нейи — в Париже. Ни одного из его бессчисленных друзей и поклонников не было возле него. Пришли только бродячие цыгане, певшие на Монпарнасе. Мы сидели в большом кафе в Черновицах. Этим городом заканчивалось мое гастрольное турне по Европе. Утром я должен был улететь в Париж.
Мой старый приятель Петя Барац, с которым я проводил свой последний вечер, был человеком небольшого роста. Но при этом скромном росте у него была довольно большая лысая голова, что придавало ему сходство с колобком — каким его рисуют в детских книжках. Этой жестокой шуткой Петя был ранен в самое сердце и на всю жизнь. Еще в детстве, в Одессе, Петя был однажды приглашен в Европейский театр. Ему было тогда семь лет. Вместе со своей пятилетней сестренкой он исполнял какую-то рольку в одной из гауптмановских пьес.
Его нарумянили, напудрили, завили волосы. На него надели что-то вроде хитона и твердо наказали говорить громко и отчетливо. В руки им обоим дали урну. Сердобольные одесские мамы заливались слезами. Вся Молдаванка ходила смотреть, как играют дети аптекаря, известного всему городу. Петю задаривали подарками и осыпали поцелуями.
Это и погубило его. Актера из него так и не вышло, но театральным администратором он стал, чтобы хоть таким образом удовлетворить свою любовь к театру… В кафе зажгли электричество. Музыканты шумно настраивали инструменты и спорили, с чего начать. За отдельным маленьким столиком невдалеке от меня сидела уже немолодая красивая женщина, устало опустившая руки на колени. В ее позе было что-то обреченное. Она напряженно смотрела на входную дверь и вздрагивала от ее скрипов.
Я обернулся. В кафе входил толстый сияющий румын в светлосером летнем костюме, с гвоздикой в петлице. На мизинце его правой руки сверкая большой желтый бриллиант, какие обыкновенно носят карточные шулера. Он слащаво-любезно раскланивался с публикой, закатывая глаза и скаля свои цыганские зубы с золотыми пломбами. К своему уже заметному животу он нежно прижимал футляр со скрипкой. Он продвигался к эстраде.
Я вспомнил его. Это был один из пяти ресторанных знаменитостей — королей цыганского жанра. У его скрипки был необычайно густой и страстный звук, нежный и жалобный, точно плачущий. Это был какой-то широкий переливчатый стон, исходящий слезами. Что-то одновременно напоминавшее и зурну и «Плач на реках Вавилонских». Для начала оркестр сыграл марш.
Владеско не участвовал в этом. Как солист, он стоял впереди оркестра самодовольный и презрительный и, манерничая, небрежно вертел в руках скрипку, точно разглядывая ее и не доверяя ей. Наконец, после всех этих ужимочек, подходцев и примерок он снисходительно дотронулся смычком до струн. Страстная, словно изнемогающая от муки, полилась мелодия «Дойны…». Звуки были смуглые, горячие, до краев наполненные печалью. Казалось, из-под смычка лилась струя тяжелого, красного, как кровь, старого и густого вина.
Его скрипка то пела, то выла, как тяжело раненый зверь, то голосила пронзительно и звонко, тоскливо умирая на высоких тонах… И еще порою казалось, что какой-то плененный раб, сидя в неволе, мучительно и сладко поет, словно истязая самого себя воспоминаниями, песню своей несчастной родины. Играть он, конечно, умеет! Подлинный стон народа. Владеско принимали горячо и дружно. С разных концов зала публика выкрикивала названия любимых пьес, прося сыграть их. Официант уже нес музыканту на серебряном подносе посланную кем-то бутылку шампанского.
Петя неохотно заговорил. Ты слышал это имя? Весь мир знал ее. Это была звезда! И какая звезда! Ему до нее было как до неба!
Из-за него, конечно. Он ревновал… — И что же дальше? Он бьет ее! Да еще при всех! По лицу! Когда пьян или не в духе.
Кому охота вмешиваться в отношения мужа с женой? Ведь она же его любит! Понимаешь, любит! Она для него всю жизнь свою поломала! Отказалась от сцены, имени, богатого мужа, успеха… Он забрал ее бриллианты, деньги, славу, покой душевный… И вот видишь, таскается за ним по всем кабакам мира! Сидит по ночам… ждет его!
Я молчал, взволнованный этим рассказом. Постепенно зал затих. Владеско играл одну из моих любимейших вещей — «Концерт Сарасате». Это было какое-то колдовство! Временами из-под его пальцев вылетали не присущие скрипке, почти человеческие интонации. Живые и умоляющие, они проникали в самое сердце слушателей… Как лунная голубая дорога, его мелодия властно влекла за собой и какой-то иной мир, мир высоких, невыразимо-прекрасных чувств, светлых и чистых, как слезы во сне.
Я не мог отвести глаз от него. Он играл весь собранный, вытянутый, как струна, до предела напряженный и словно оторвавшийся от земли. Пот градом катился с его лба. Огневые блики гнева, печали, боли и нежности сменялись на суровом лице. Обожженное творческим огнем, оно, было вдохновенно и прекрасно. Он кончил.
Буря аплодисментов была ответом. Опустив скрипку, с налитыми кровью глазами, ничего не видя, полуслепой, Владеско уходил с эстрады, даже не кланяясь… Равнодушно и нехотя он возвращался на землю. Я оглянулся. Сильвия ждала его стоя. В ее огромных зрачках испуганной птицы отразился весь тот заколдованный мир, о котором пела скрипка. Точно опрокинутый в лесные озера таинственный ночной пес, залитый лунным светом.
Серебряными ручейками из него катились слезы. Владеско подошел к своему столу. Она протянула к нему руки, ничего не видя и не слыша. Сноп красных роз, присланный ей кем-то из поклонников, лежал на столе. Он сбросил его на пол и упал в кресло. Большим шелковым платком Сильвия отирала пот с его лица.
Постепенно оно принимало свое обычное выражение… — Да— мечтательно сказал Петя, улыбаясь куда-то в пространство. В голове у меня бешено крутились строчки. Так родилась песня. Прошло три года. За это время я успел побывать во многих странах. Пел в Александрии, Бейруте, в Палестине.
Был в Африке, где снимался в кинофильме. В этот сезон я начал свое концертное турне с Германии. Первые гастроли были назначены в Берлине. В прекрасном и большом «Блютнер-зале», отделанном палисандровым деревом, и звучащем, как резонатор виолончели, петь было приятно и интересно. В моей программе было много новых вещей. Был в ней и «Концерт Сарасате» как назвал я песню, рожденную в Черновицах.
Песня имела успех. Ее уже знали. В день концерта у меня в отеле появился Петя Барац. Он был в Берлине проездом, направляясь в Дрезден. Мы разговорились. Помнишь, тот?
Я слушал его вчера и сказал ему, между прочим, что ты написал о нем песню. Огромный «Блютнер-зал» был переполнен. В этот вечер я был в приподнятом настроении. Перед началом концерта заглянул в дырочку занавеса. Владеско сидел в первом ряду. Рядом с ним в простом и строгом платье сидела Сильвия Тоска.
Владеско раскланивался. Его жирное круглое лицо сияло, как начищенный медный таз на солнце. Он пришел слушать «свою» песню. Ждать ему пришлось долго. Владеско слушал внимательно и слегка удивленно. Как артист, редко свободный от кабацкой работы, он, по-видимому, не бывал на концертах других артистов и кроме себя самого, вероятно, редко кого-нибудь слушал.
Всем своим видом и горячими аплодисментами он старался дать мне понять свое удовлетворение от моего искусства. Но я был сух. Ни улыбкой, ни поклоном не выражал ему никаких симпатий. Весь концерт я пел, стоя точно посреди эстрады, но когда дошел до последней песни и назвал ее, демонстративно резко перешел на правый конец эстрады и остановился прямо против его места в первом ряду. Аккомпаниатор сыграл вступление, я начал: Ваш любовник скрипач. Он седой и горбатый, Он вас дико ревнует, не любит и бьет… Но когда он играет «Концерт Сарасате», Ваше сердце, как птица, летит и поет… Я смотрел и пел, глядя в упор, то в его глаза, то в глаза Сильвии.
Владеско слушал в смертельном испуге. Глаза его, казалось, готовы были выскочить из орбит. Он весь как-то съежился, почти вдавившись в глубь кресла. Он вас скомкал, сломал, обокрал, обезличил… Слова били, как пощечины. Он прятал лицо, отворачивался от них, пытался закрыться программкой, но они настигали его — жестокие и неуловимые, предназначенные только ему, усиленные моим гневом, темпераментом и силой интонаций… И когда вы, страдая от ласк хамоватых, Тихо плачете где-то в углу, не дыша, Он играет для вас свой «Концерт Сарасате», От которого кровью зальется душа! Он стонал от ярости и боли, утке не владея собой, закрыв лицо руками.
Я допевал песню: Умирающей, нищей, больной и брюхатой, Ненавидя его, презирая себя, Вы прощаете все за «Концерт Сарасате», Исступленно, бессильно и больно любя! Мои руки, повторявшие движения пальцев скрипача, упали. В каком-то внезапном озарении я бросил наземь воображаемую скрипку и в бешенстве наступил на нее ногой.
Для этого нажмите на кнопку «Поделиться» в верхнем правом углу плеера и скопируйте код для вставки. Дополнительное согласование не требуется.
О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам Условия использования Конфиденциальность Правила и безопасность Как работает YouTube Тестирование новых функций видео, поделиться, телефон с камерой, телефон с видео, бесплатно, загрузить.
Лариса Крылова - Концерт Сарасате
Дмитрий Висковатый. 2022 блюз. Слушать. те Цапатеадо, те - Интродукция и тарантелла и другие мелодии/рингтоны на звонок. Лариса Крылова – Концерт Сарасате. Исполнитель: Лариса Крылова, Песня: Концерт Сарасате, Длина: 04:00, Размер: 4.09 МБ, Формат: mp3. №10572229. Анализ стихотворения «Концерт Сарасате» Вертинского. Лейтмотив «Концерта Сарасате» Александра Николаевича Вертинского – о недостойном кумире и драме влюбленной в него женщины. Стихотворение датируется приблизительно 1927 годом. Песни в альбоме Mozart-Sarasate-Kabalevsky-Wieniawski: Selected Works for Violin. 22: No. 1, Romanza Andaluza. Dvorak Chamber Orchestra. Violin Recital: Chausson, Sarasate, Tchaikovsky.
Сарасате Концерт
Александр Николаевич был явно взволнован. Он не ожидал такой сердечной теплоты. Когда-то в молодости он выходил на эстраду в костюме Пьеро, его шея была обтянута воротником из траурного крепа, лицо обсыпано слоем пудры, выделялись глаза, сведенные в изогнутую дугу и алая лента рта. Перед нами оказался совсем другой человек — утомленный и много повидавший. Безукоризненный черный костюм, накрахмаленная сорочка, серебристая с отливом бабочка придавала его облику значительность и некоторую величавость. Он был скорее похож на успешно практикующего врача, чем на артиста «легкого» жанра.
Смолкли голоса. Аккомпаниатор взял первый аккорд: Матросы мне пели про остров, Где растет голубой тюльпан. Он большим отличается ростом, Он огромный и злой великан. Один скупой жест, насупленные брови, и мы видим рослого, злого матроса. Взрыв аплодисментов вызвала песенка «Я маленькая балерина».
После двух последних куплетов: Я маленькая балерина, Всегда нема — И скажет больше пантомима, Чем я сама. Но знает мокрая подушка Что я усталая игрушка Больших детей. Позвольте, милый друг, преподнести вам на память шкатулку из уральских самоцветов, которую я храню много лет. По лицу растроганного артиста, не спросясь, побежали слезы. Потом он мастерски исполнил песню «Чужие города».
Во время исполнения песни-новеллы «Концерт Сарасате» у многих зрителей были увлажненные глаза. Вот Александр Николаевич изображает капризную, угловатую девочку, песня «Девочка с капризами» была им написана в Ялте летом сумбурного 1917 года. Тот незабываемый вечер-концерт он закончил песней «Сумасшедший шарманщик»: Каждый день под окошком он заводит шарманку. Монотонно и сонно он поет об одном, Плачет старое небо, мочит дождь обезьянку, — Пожилую актрису с утомленным лицом. Мы увидели больного, высохшего шарманщика; старую обезьянку, такую же труженицу, как и ее усталый, больной хозяин.
Театральная Москва тепло благодарит художника за сладкие минуты душевного и неповторимого волнения. Свирепая цензура, именуемая «Главлитом», изъяла многие песни из репертуара артиста. Новоиспеченный советский гражданин Вертинский вынужден был подчиниться «законам Родины». Ему навязывали шумно-бравурные, ура-патриотические песни-призывы Дунаевского, Покрасса, Мокроусова. В таких случаях артист говорил: — Ваши произведения не для моего исполнения, по смыслу они слишком глубокие, а я ведь старый декадент.
Однажды на приеме в композиторском союзе «отец советской музыки» Тихон Хренников подошел к захмелевшему Вертинскому с бокалом шампанского: — Позвольте за вас выпить! Мы с супругой приглашаем вас на дачу, я хочу показать вам свои романсы. Иронически улыбнувшись, слегка грассируя, Александр Николаевич ответил: — Я слышал, что вы интенсивно трудитесь над многоактной оперой «Капитал»! Когда она будет закончена, вы познакомите меня с клавиром и я с большим удовольствием исполню речитативом куплеты Карла, Дженни и Фридриха. На другой день вся Москва смеялась над остротами Вертинского.
Все последующие годы супруги Хренниковы всячески избегали артиста, потому что маститому композитору без конца звонили домой, на дачу, на работу и с издевкой спрашивали: «Когда появится ваш «Капитал»? Толстого, Илья Львович, задумал экранизировать рассказ отца «Чем люди живы». Он был режиссером и сценаристом. Никто не хотел играть Ангела, которому по сценарию полагалось голым прыгать в снежный сугроб. На дворе декабрь.
Стоит лютая зима. Сначала эту роль предложили Ивану Мозжухину. Но тот отказался. Я согласился из-за озорства. Актеры считали меня ненормальным.
Вечером мы поехали в Ясную Поляну. Утром, выпив чаю с Софьей Андреевной, мы отправились в поле. Я загримировался под Ангела, надел парик с золотыми локонами и, раздевшись догола, выпил полбутылки коньяка. Потом залез на крышу амбара и прыгнул оттуда в снег. Я окоченел, от холода мое тело стало стеклянным.
Меня укутали в меховые шубы. В избе оттирали снегом и отпаивали коньяком, медом, крепким, горячим чаем. Хозяйка дома, древняя старуха, горько причитала надо мной: — Бедненький горемыка… Как же ты так допился, сердешный? Кто же тебя ограбил, родименький? Догола человека людоеды раздели… Совести у людей нет!
К обеду я уже сидел за столом с Софьей Андреевной. Утром уехал. В Москве меня окружили журналисты, они подробно расспрашивали о съемке, и я, конечно, ее расписал. Вертинский пел в знаменитом Петербургском кабарэ «Павильон де Пари». Как-то в полночь к нему за кулисы пришел худощавый человек с прокуренной трубкой.
Предлагаю вам контракт на два фильма. Съемки начнутся через неделю, аванс прилагаю, вас рекомендовал Илья Львович Толстой. С легкой руки И. Толстого, Александр Вертинский за один год снялся в десяти фильмах. Назову наиболее известные: «Медовый месяц», «Неврастеники», «Поборники равноправия», «Дочь Нана», «Жизнь начинается завтра», «До дна осушенный бокал».
Успех они имели грандиозный, открытки с изображением артиста тысячами продавались по всей России. Набравшись смелости, по совету Вс. Мейерхольда, Вертинский постучался в двери Художественного театра. После экзамена Станиславский ему остро сказал: — Простите меня, господин Вертинский, но русский актер обязан иметь отточенную дикцию и не имеет права грассировать. У нас с вами ничего не получится.
Вертинского, как и многих молодых людей, волновала судьба России. Он добровольно отправился на фронт. Девятнадцать месяцев провел военный санитар на передовой, среди раненых. Из захламленной, опустошенной, не имеющей будущего страны, десятки тысяч людей, бросив на произвол судьбы имущество, бежали от большевистского ига на Запад. И среди них — молодой артист Александр Николаевич Вертинский.
Он пел в Париже. Среди зрителей — величественный, седовласый кумир Москвы Станиславский и его верный сподвижник пухлый, холеный Немирович-Данченко. Во время перерыва Константин Сергеевич и Владимир Иванович отправились за кулисы. Внимательно посмотрев на Вертинского, Станиславский сказал: — Однако, годы над вами не властны. Как жаль, что мы когда-то не сумели понять друг друга!
Ведь вы наш художественник! Вас непременно пустят, Немирович все уладит, он специалист по этим делам. Обещаю дать в работу Федора Протасова. У вас не все еще потеряно! Вертинский с горечью ответил: — Если бы вы меня не оттолкнули в тот день, возможно, все было бы по-иному.
Менялись города и страны, отели и пароходы, самолеты и поезда. И на всех эстрадах мира Вертинский оставался русским артистом. Помимо своих песен, он исполнял произведения русских поэтов: Блока, Северянина, Тэффи, Инбер, Гумилева, Агнивцева и др. В 1952 году мы оказались во Владивостоке в одной гостинице. Александр Николаевич очень любил ночные прогулки по океанскому побережью.
Неторопливо он рассказывал о встречах и городах, людях и странах. Я переделал слова песни; можете запомнить, но никому не показывайте: Если завтра война, если завтра пошлют Умирать ради сталинских планов, Как один человек, все штыки повернут И раздавят кремлевских тиранов. Если завтра война — всколыхнется страна От Камчатки до польской границы, И Кремлевская вас не укроет стена, И ничто не спасет вас, убийцы!.. Мы оба долго молчали. Спросил А.
Перед глазами прошла жизнь И. Бунина, И. Северянина, М. Цветаевой, К. Бальмонта, Алексея Ремизова… Возможно, они не умели жить?!
Не мне их судить. Скажу правду, у меня родились две девочки, Я поздно познал счастье отцовства. Война, уносила сотни тысяч людей в могилы. Гитлеровцы безжалостно сжигали в газовых камерах несчастных евреев. А главы правительств упрямо сжимали уста.
Я испугался голодной смерти. Как правило, старые актеры, если у них нет накопленного состояния — никому не нужны, ни Франции, ни Америке, ни Англии. Лучше об этом не говорить… 8. В 1954 году я сделал для радио передачу — литературно-художественную композицию о А. Вертинском, она была рассчитана на эмигрантов.
Так родились «Записки. Рукопись начисто «переработал» Лев Никулин. Значительную часть «Воспоминаний» он выбросил. Опущены куски о гастролях в Палестине, о встречах с В. Маяковским, Вс.
Мейерхольдом, А. Белым, С. Есениным, Евг. Вахтанговым, Д. Бурлюк, А.
Крученых, И. Северяниным, З. Гиппиус, Д. Мережковским, Б. Пастернаком, М.
Цветаевой, С. Дягилевым, Н. Балиевым, В Инбер, И. К счастью, эти записки сохранились в моем архиве. Спектакль был подлинным праздником искусства.
Начиная с декораций и костюмов, написанных Пикассо, до музыки Равеля, Стравинского и Прокофьева, — все было необычайно. Когда на сцене появилась с Мясиным юная Рябушинская в классической пачке с розовым венчиком на голове, точно сошедшая со старого медальона Тальони — легкая, бестелесная, неземная, — у меня захватило дыхание. От первых ее движений зрители замерли. Она танцевала «Голубой Дунай». Когда она закончила и зал задрожал от аплодисментов, я обернулся: М.
Кшесинская плакала, закрыв рот платком. Ее плечи содрогались. Я взял ее за руку. Моя жизнь. Мои ушедшие годы!
Все, что я умела и что не смогла, я вложила в эту девочку. Всю себя.
Зал грохнул… Точно почувствовал, что это сейчас уже не концерт, а суд… публичная казнь, возмездие, от которого некуда деться… как на лобном месте. За кулисами душераздирающая сцена продолжилась. Владеско нашел Вертинского и: Одну минуту мы стояли друг против друга, как два зверя, приготовившихся к смертельной схватке. Он смотрел мне в лицо широко открытыми глазами, белыми от ярости, и тяжело дышал. Это длилось всего несколько секунд.
Потом… Что-то дрогнуло в нем. Гримаса боли сверху донизу прорезала его лицо. Убили… — бормотал он, задыхаясь. Руки его тряслись, губы дрожали. Его бешено колотила нервная дрожь… — Я знаю… Я понял… Я… Но я не буду! Не буду! Слезы ручьем текли из его глаз.
Дико озираясь вокруг, он точно искал, чем бы поклясться. Сейчас же! Мне будет легче! И вдруг, точно сломившись, он зарыдал, упав в кресло… Как думаете - было ли это на самом деле или Вертинский немного преувеличил для пущего эффекта?
Был в Африке, где снимался в кинофильме. В этот сезон я начал свое концертное турне с Германии. Первые гастроли были назначены в Берлине.
В прекрасном и большом «Блютнер-зале», отделанном палисандровым деревом, и звучащем, как резонатор виолончели, петь было приятно и интересно. В моей программе было много новых вещей. Был в ней и «Концерт Сарасате» как назвал я песню, рожденную в Черновицах. Песня имела успех. Ее уже знали. В день концерта у меня в отеле появился Петя Барац. Он был в Берлине проездом, направляясь в Дрезден.
Мы разговорились. Помнишь, тот? Я слушал его вчера и сказал ему, между прочим, что ты написал о нем песню. Огромный «Блютнер-зал» был переполнен. В этот вечер я был в приподнятом настроении. Перед началом концерта заглянул в дырочку занавеса. Владеско сидел в первом ряду.
Рядом с ним в простом и строгом платье сидела Сильвия Тоска. Владеско раскланивался. Его жирное круглое лицо сияло, как начищенный медный таз на солнце. Он пришел слушать «свою» песню. Ждать ему пришлось долго. Владеско слушал внимательно и слегка удивленно. Как артист, редко свободный от кабацкой работы, он, по-видимому, не бывал на концертах других артистов и кроме себя самого, вероятно, редко кого-нибудь слушал.
Всем своим видом и горячими аплодисментами он старался дать мне понять свое удовлетворение от моего искусства. Но я был сух. Ни улыбкой, ни поклоном не выражал ему никаких симпатий. Весь концерт я пел, стоя точно посреди эстрады, но когда дошел до последней песни и назвал ее, демонстративно резко перешел на правый конец эстрады и остановился прямо против его места в первом ряду. Аккомпаниатор сыграл вступление, я начал: Ваш любовник скрипач. Он седой и горбатый, Он вас дико ревнует, не любит и бьет... Но когда он играет «Концерт Сарасате», Ваше сердце, как птица, летит и поет...
Я смотрел и пел, глядя в упор, то в его глаза, то в глаза Сильвии. Владеско слушал в смертельном испуге. Глаза его, казалось, готовы были выскочить из орбит. Он весь как-то съежился, почти вдавившись в глубь кресла. Он вас скомкал, сломал, обокрал, обезличил... Слова били, как пощечины. Он прятал лицо, отворачивался от них, пытался закрыться программкой, но они настигали его — жестокие и неуловимые, предназначенные только ему, усиленные моим гневом, темпераментом и силой интонаций...
И когда вы, страдая от ласк хамоватых, Тихо плачете где-то в углу, не дыша, Он играет для вас свой «Концерт Сарасате», От которого кровью зальется душа! Он стонал от ярости и боли, уже не владея собой, закрыв лицо руками. Я допевал песню: Умирающей, нищей, больной и брюхатой, Ненавидя его, презирая себя, Вы прощаете все за «Концерт Сарасате», Исступленно, бессильно и больно любя!
У тебя все? Метрдотель Ваш выход через пять минут. Перекусить не желаете? Владеско: Принеси ей что нибудь. Будешь надоедать — уйду в «Криоло».
Входит Вертинский и Миша. Метрдотель: Миша, рад видеть. Александр Николаевич, решили перед выступлением зайти? Сейчас будет играть Владеско. Слышали его скрипку? Король цыганского жанра. Миша: Сволочь редкая. Метрдотель: Страстная музыка.
Горячие звуки, до краев наполненные печалью. Подлинный стон народа. Ваш столик, меню, пожалуйста. Чего изволите? Очень советую котлеты Де Воляй и цыплят. Вертинский делает заказ, несколько легких блюд. Метрдотель: Сию минуту. Лично вас обслужу.
Метрдотель убегает. Владеско берет скрипку и уходит за кулисы. Вертинский: Уютный зал, акустика отличная. Немного темно, это можно обыграть. Там повесим занавес, на его фоне я буду петь в белом костюме Пьеро. Хороший контраст и ничего лишнего. Пианино какой марки? Как давно настраивали?
Попроси проверить. Надеюсь, посетителей будет не много, я люблю интимность. Метрдотель приносит заказ. Вертинский: Кто будет мне аккомпанировать? Метрдотель: Джони. Вертинский: Знаю, умный малый. Миша: Где афиши? На входе я не видел.
Метрдотель: Все будет, не беспокойтесь. Да и зачем Александру Николаевичу афиши? Все знают. Вертинский поет в «Магнолии» — большое событие, а для нас хорошая касса. Будет полный зал. Вертинский: Жаль. Миша: Выступление в среду? Изменений в программе нет?
Метрдотель: Все как договаривались. Завтра, Александр Николаевич, в пять сможете порепетировать, опробовать сцену. А в среду в двенадцать ваш выход. Приятного аппетита, если буду нужен зовите. Метрдотель уходит. Генерал: Пива! Сколько я буду ждать? Метрдотель: Не кричите, я слушаю вас.
Прошу прощения за заминку, обслуживал Александра Вертинского. Генерал: Кто? Метрдотель: Здесь. Генерал: Не кричите, слышу. Я сижу, старый глухой тетерев, не заметил тебя. Читал, ты из России? Как там? Помнишь поезд?
Дорога на Ельню. Андрея убили. Что говоришь? Не слышу, и Романа Петровича, снарядом, прямо в грудь. Да да. Все бежали, сижу тоскую, плачу по России. Вертинский: Как вы здесь обосновались? Генерал: Ужасно.
Старый белый генерал без Родины.
А. Вертинский – Концерт Сарасате ( о скрипаче Владеску)
то в румынском кафе Александру Вертинскому довелось слышать изумительную игру известного ресторанного скрипача, короля цыганского жанра Владеско. Ему рассказали историю этого талантливого музыканта. Saint-Saëns - Prokofiev - Verdi: Selected Works без ограничений! Исполнитель: Анастасия Степанова, Песня: Концерт Сарасате (Александр Вертинский, муз. Пабло де Сарасате), Длина: 08:21, Формат: mp3. №118723274.
Вертинский
"Цыганские напевы" для скрипки с оркестром. SmyslPesni, @00858=Пабло де САРАСАТЕ-(Руджеро Риччи) - Русские песни op.49, Андрей Горбачев (балалайка), оркестр. Исполнитель: Лариса Крылова, Песня: Концерт Сарасате, Длина: 04:01, Формат: mp3. №191331522. то в румынском кафе Александру Вертинскому довелось слышать изумительную игру известного ресторанного скрипача, короля цыганского жанра Владеско. Ему рассказали историю этого талантливого музыканта. Концерт 3 размером 9.40 MB.