Штурм екатеринодара март 1918

Пépвый штypм Eкaтepинoдápa — oпepaция зapoдившeйcя Дoбpoвoльчecкoй apмии пo взятию кyбaнcкoй cтoлицы, пpoxoдившaя c 27 мapтa (9 aпpeля) пo 31 мapтa (13 aпpeля) 1918 гoдa пpoтив чиcлeннo пpeвocxoдящиx кpacныx вoйcк A. И. Aвтoнoмoвa и И. Л. Copoкинa, зaнявшиx. 22 марта (4 апреля) было начато наступление на позиции красных южнее Екатеринодара и захват их складов с боеприпасами. К 24 марта (6 апреля) белые, заняв с боем станицу Георгие-Афипскую, «самоснабдилась» снарядами в количестве около 700 штук[8][3]. Первый штурм Екатеринодара — операция новосозданной Добровольческой армии по взятию кубанской столицы, проходившая с 27 марта (9 апреля) по 31 марта (13 апреля) 1918 года против численно превосходящих красных войск А. И. Автономова и И. Л. Сорокина. Между тем стало известно о захвате Красной Армией Екатеринодара в марте 1918 года. Корнилов решил уйти на юг, в горы, где армия сможет получить отдых в горных селениях.

БЕЛАЯ ГВАРДИЯ

Глава XXV Штурм Екатеринодара. К 27 марта на правом берегу Кубани была уже конница Эрдели и 2-я бригада Богаевскаго. Бригада Маркова прикрывала обоз. Бой 15 марта у Ново-Дмитриевской. Договор с кубанцами о присоединении Кубанского отряда к армии. Поход на Екатеринодар • Штурм Екатеринодара • Смерть генерала Корнилова • Вступление мое в командование Добровольческой армией. Снятие осады Екатеринодара. 27 – 31 марта 1918 года армия Корнилова штурмовала Екатеринодар. Это было первое крупное полевое сражение Гражданской войны в России и последнее сражение генерала Л. Г. Корнилова. 27 – 31 марта 1918. Поэзия (Стихи о войне). Название произведения: Атака добровольцев Штурм Екатеринодара 1918 Год. Автор: Юрий Удодов. Современный литературный сайт для поэтов, писателей, исполнителей музыки и песен.

Екатеринодар - столица Белого Юга

Начало жестокой битвы за Екатеринодар По приказу Корнилова начался штурм Екатеринодара, закончившийся поражением Добровольческой армии, Корнилов был убит снарядом, попавшим в дом, где размещался его штаб.
100 лет назад Красная армия захватила Екатеринодар Второй штурм Екатеринодара — операция Добровольческой армии на Кубани с 1 (16) по 2 (17) августа 1918 г. против превосходящих войск Сорокина, оборонявших Екатеринодар. Эпизод Второго Кубанского похода. Победу одержали части белого движения.

Атака добровольцев Штурм Екатеринодара март 1918

Ну что же вы! По цепи красных залпом пли! Стучат затворы дружно в такт Прицельно начали стрелять Под градом пуль встаём, бежим Врагов своих штыком разим Ведь нас сам Неженцев ведёт! Март 2015 год.

Отчего же нам не оторваться от Екатеринодара, чтобы действительно отдохнуть, устроиться и скомбинировать новую операцию? Ведь в случае неудачи штурма отступить нам едва ли удастся. Антон Иванович резко поднялся с места и произнёс взволнованно: - Ваше превосходительство! Если генерал Корнилов покончит с собой, то никто не выведет армии — она вся погибнет! И снова этот неподъёмный груз — «никто не выведет», «вся погибнет»… Нужно было уходить в зимовники. А лучше — в Сибирь… Как чувствовал Лавр Георгиевич, что не кончится добром этот Кубанский поход, а обернётся для армии Голгофой и Распятием… И неслучайной была та икона в Ольгинской — Положение во гроб… Гроб — вот, чем становится Екатеринодар для армии. Братская могила. И зев её уже раскрыт, и отступать некуда, потому что армия, её обескровленные остатки зажаты в тиски, и не вырваться из них… Отступить? Снова идти сквозь станицы, каждая из которых ощетинивается штыками и встречает огнём? Тот же гроб, та же смерть, но только растянутая во времени… Армия будет таять изо дня в день — для чего? Екатеринодар — по крайности, достойная цель. И погибнув у её стен, армия не узнает позора. А погибнув при отступлении, пожнёт позор, потому что отступление бегство! Нет, довольно будет с этих бандитов гибели армии, её позора они не увидят, и не получат возможности ещё и тыкать грязными пальцами, насмехаться над беженством «кадетов». Они отпразднуют победу, но армия не будет побеждена. Потому что дух погибшей армии не будет побеждён. Армия принесёт себя в жертву на алтарь России, прольёт искупительную кровь, будет распята на её кресте, но не побеждена. Останется на земле её непобеждённый, непобедимый дух, который, может быть, достигнет русских сердец, заставит их биться по-новому. Но от армии побитой при отступлении не останется и этого… Нет иного выхода. Только штурм. Победа или смерть. И он сам, Верховный, поведёт послезавтра в последний бой свою армию. И иного не дано… Когда растревоженный Деникин ушёл, Лавр Георгиевич отправился в свою комнату. Небольшое окно было завешено старым мешком. У печки стоял стол, специально перевезённый сюда из Елизаветинской, на столе была расстелена карта, на которой лежал браунинг, с которым Корнилов не расставался. Генерал затеплил свечу и, опустившись на единственный стул, стал смотреть на карту. За эти дни он запомнил каждую точку на ней и мог бы с закрытыми глазами начертить её на листке бумаги. Взгляд упал на тускло поблёскивающий браунинг. Впервые мысль свести счёты с жизнью посетила Лавра Георгиевича в роковые августовские дни, когда почти все предали его, отвернулись от него, затаились все, кто обещал поддержку и чествовал ещё несколько дней назад. Ничего нет тяжелее, чем разочаровываться в людях. И нет ничего труднее, чем бороться, не чувствуя рядом надёжного плеча, твёрдой почвы. Куда не ступи — болото, на кого не понадейся — предадут… Конечно, оставались верные офицеры. Но и их в критический момент оказалось немного — немного, открыто поддержавших — большинство предпочло безмолвствовать. Для любого дела нужны, прежде всего, люди. Мало воли и энергии вождя, но нужна всесторонняя поддержка, нужны умные, честные и готовые работать люди рядом с ним. А людей-то и не было! Авантюристы, прожектёры, фокусники… Они все играли в политические игры, не видя надвигающейся катастрофы, делали ставку на его имя, втягивая его самого в водоворот происходящих событий, сильно отдающих всеобщим безумием. И никогда нельзя было знать наверняка, не воткнут ли эти люди нож в спину. Если на фронте, стоя на наблюдательном пункте и замечая всё зорким глазом, Корнилов управлял боем, то в битве политической всё было наоборот: уже не он, а она управляла им. Когда-нибудь все узнают, что сделали с Корниловым… В Корниловы он пошёл не сам… С самого начала, с того момента, как его призвали после Февраля командовать Петроградским военным округом, разные силы пытались использовать его авторитет в свих целях, а сами эти цели оставались туманны и переменчивы. Чёткая цель была у Гучкова: понимал Александр Иванович неизбежность большевистского восстания и считал, что именно Корнилов должен подавить его и навести в стране порядок железной рукой, потому и добивался его назначения командующим Северным фронтом. Но воспрепятствовал этому Алексеев, так рьяно воспрепятствовал, что пригрозил даже оставить пост главнокомандующего. И отправился Лавр Георгиевич на Юго-Западный, откуда до Петрограда ой как не близко было… А Гучков остался не у дел, как и почти все, стоявшие у истоков Февраля… Не таким простым делом оказалось управлять распадающейся страной. И в чьих руках оказалась власть? В руках этого вертлявого адвокатишки с непомерным честолюбием и эффектами, достойными ярмарочного шута, а не главы правительства! Консервативная общественность ждала чуда от Корнилова, провозглашённого «вождём партии порядка», но сама уклонялась от действий. Всеобщее бессилие и нежелание делать что-либо приводило Лавра Георгиевича в отчаяние. Ультиматум за ультиматумом отправлял он в Петроград, вопия о катастрофе, нарастающей на фронте: «Армия обезумевших тёмных людей, не ограждавшихся властью от систематического развращения и разложения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит. На полях, которые нельзя назвать полями сражений, царят сплошной ужас, позор и срам, которых русская армия не знала с самого начала своего существования… Выбора нет: революционная власть должна встать на путь определённый и твёрдый. Лишь в этом спасение родины и свободы. Я, генерал Корнилов, вся жизнь которого от первого дня сознательного существования доныне проходит в беззаветном служении родине, заявляю, что отечество гибнет, и потому, хотя и не спрошенный, требую немедленного прекращения наступления на всех фронтах, в целях сохранения и спасения армии для её реорганизации на началах строгой дисциплины… Я заявляю, что если правительство не утвердит предлагаемых мною мер и тем лишит меня единственного средства спасти армию и использовать её по действительному назначению — защиты родины и свободы, то я, генерал Корнилов, самовольно слагаю с себя полномочия главнокомандующего». Отдельные меры возвращение смертной казни на фронте и др. Бывший террорист, писатель, а теперь товарищ военного министра Борис Савинков, комиссар Восьмой армии Филоненко, ординарец Корнилова, странный субъект, рисовавший перед генералом почти фантастические проекты, Завойко, политический эмигрант, депутат Первой Думы, дважды арестовывавшийся за революционную деятельность, а в войну ставший британским корреспондентом Аладьин… Сокрушался позже Антон Иванович, спрашивал, как мог допустить Лавр Георгиевич, чтобы столь малогосударственные элементы, мечтающие лишь завладеть министерскими портфелями и уже заранее делившие их, составили его окружение. А разве был кто-то другой! Если бы только был! Всех этих заштатных фокусников, нечистых на руку, генерал толком и не знал, и не доверял никому из них, кроме разве что Завойко, казавшимся способным и искренним человеком, но все они, по крайней мере, хотели работать… А остальные пассивно ждали манны небесной, чуда, не желая шевельнуть пальцем для его осуществления. Зато все эти сладкоголосые витии, боящиеся действия, очень хорошо знали, что должен был делать Корнилов, назначенный ими спасителем России, и чего он делать был не должен… Кто везёт, того и погоняют… Разорвись надвое: скажут — почему не начетверо! А, как только удача отвернулась от него, как только мерзавец Керенский объявил его изменником, принялись судить, осуждать, давать запоздалые советы, отмежёвываться… И зачем, зачем им было так стараться? Зачем так истово втаптывать в грязь? Упрекали иные, почему промедлил и не повёл войска на Петроград. Ведь если бы вовремя схватиться — можно было бы успеть — столица сдалась бы без боя! Крепки все задним умом, все всё знают и понимают, все любят судить чужие ошибки, а попробовали бы сами… В те дни Корнилов был болен. К обострению застарелой невралгии, от которой болела и отнималась правая рука, добавился приступ лихорадки. Болезненное состояние, растерянность и ряд внешних факторов отняли день, в который взятие Петрограда могло бы быть осуществлено, а затем железнодорожники получили приказ не пропускать поезда Верховного. Таким образом, все пути оказались перекрыты, а Главнокомандующий фактически пленён в Могилёве… Губительно промедление! Промедлил и Крымов, ещё раньше, ещё по договорённости с Керенским посланный в Петроград со своим конным корпусом для подавления грядущего восстания большевиков. Промедлил, и всё пошло прахом… Только и осталось генералу, что застрелиться… И Лавр Георгиевич, покинутый всеми, объявленный мятежником, хотя вся история мнимого мятежа была от начала и до конца состряпана Керенским, испугавшимся чрезмерного влияния Верховного и решившим, что большевики представляют меньшую угрозу его «власти», ожидая приезда нового главнокомандующего, подумывал последовать примеру Крымова. Мёртвые сраму не имут, а продолжать пить этот позор, участвовать во всеобщем безумии и смотреть, как гибнет Россия, было невыносимо. Своему верному адъютанту Хаджиеву он говорил дрожащим от бешенства голосом: - Хан, а ведь нас свои предали! Какая мерзость! Ведь надо же было дойти до такой пошлости! Вы, пожалуйста, Хан, объясните, если кто из джигитов не понял, и держите их в руках, ограждая от влияния вредных агитаторов! Ничтожный фигляр! Так бессовестно и ловко обвести вокруг пальца… Пообещать действовать совместно и тотчас предать! Протянул Александр Фёдорович ручку, да и подставил ножку… Сам себя объявил Верховным Главнокомандующим и назначил начальником штаба… генерала Алексеева. Ждал Корнилов прибытия Михаила Васильевича вне себя от гнева. Как мог согласиться? Или на всё готов пойти? Быть начальником штаба при Императоре, затем поддержать его отречение, а теперь принять эту же должность при особе господина Керенского после его подлой измены! Какая пошлость! Пустить себе пулю в лоб я всегда успею. Часами просиживал Корнилов в одиночестве, глядя перед собой воспалёнными глазами. Всё рушилось, как карточный домик. Даже войска оказались не готовы консолидировано выступить в защиту своего Главнокомандующего. Он сидел в той самой комнате, где некогда томился свергаемый Император и теперь совершенно постигал, что должно было твориться в душе Государя… Образ низложенного монарха настойчиво вставал перед взором. Образ, запечатлевшийся в памяти в тот день, когда здесь же, в Ставке, Император принял бежавшего из немецкого плена генерала и долго говорил с ним, не сводя своих ясных, светлых глаз, излучая доброжелательство и поражая своей удивительной памятью. Мог ли вообразить Лавр Георгиевич тогда, что не пройдёт и года, и ему, назначенному уже Временным правительством командующим Петроградским гарнизоном, придётся объявлять об аресте Государыне?.. В страшном сне не могло приснится… Как наяву всплыл в памяти мартовский день, Царское Село, сумрачные покои, усталая, разбитая болезнями, но гордая женщина, в которой столь многие видели злой рок… - Ваше Величество, на меня выпала тяжёлая задача объявить вам постановление Совета министров, что вы с этого часа считаетесь арестованной. Если вам что-то нужно — пожалуйста, через нового коменданта. Императрица кивнула. Её усталое лицо ничего не выразило. Алексей, сначала было поправлявшийся, опять в опасности… - Государыня внезапно заплакала, но, взяв себя в руки, добавила: - Я в вашем распоряжении. Делайте со мной, что хотите… Тяжело было на душе после этого разговора, и теперь как-то совсем иначе вспоминался он. Взял грех на душу, принял участие в недостойном, по совести говоря, деле… Но как было поступить? Подать в отставку, как граф Келлер? Умыть руки и не попытаться даже спасти армию и Россию, повлиять на события, уклониться? В чём был долг офицера? В сохранении верности Императору, который отрёкся от престола за себя и за Наследника, умножив тем самым смуту, даже не попытавшись бороться, взывать к верным подданным? Хотя… А было ли к кому взывать? Откликнулись ли бы на этот призыв своего Государя? Или промолчали так же, как молчали на призывы своего Главнокомандующего?

Деникин , И. Романовский , С. Марков , А. Кроме них, Корнилов пригласил А. Филимонова , а также Л. Быча , присутствие которого, на первый взгляд, выглядело странным ввиду известной всем антипатии Корнилова к Бычу из-за «самостийных» взглядов последнего и неприятия им «реставраторских намерений» Добровольческой армии. Расчёт Корнилова, чувствовавшего желание многих из его ближайшего окружения снять осаду города для спасения армии, состоял в желании получить поддержку своим планам от кубанцев, стремившихся взять город во что бы то ни стало [22]. Каждый из приглашённых генералов сделал доклад о положении на своём участке боевых действий. Общая картина была довольно мрачной: у красных было подавляющее преимущество в численности, вооружении и боеприпасах; кубанские казаки не пришли на помощь армии; в Екатеринодаре не произошло никаких выступлений против большевиков, которые могли бы помочь взятию города; потери добровольцев были очень тяжелы: командный состав выбит, только раненых более 1,5 тыс. Корнилов выслушал всех молча, и после этого высказался со всей своей обычной резкостью и непреклонностью [22] : Положение действительно тяжёлое, и я не вижу другого выхода, как взятие Екатеринодара. Поэтому я решил завтра на рассвете атаковать по всем фронту. Всем присутствующим было понятно, что Корнилов уже всё заранее решил, и совет ему нужен лишь для того, чтобы внушить военачальникам, а через них и всей своей армии, собственную непреклонность и уверенность в победе. Мнения разделились. С Корниловым были согласны Алексеев и Филимонов с Бычем. Деникин, Романовский, Марков, Богаевский были против продолжения неудачно складывавшейся операции. Алексеев предложил перенести решающую атаку на послезавтра — 1 апреля, использовав день 31 марта для отдыха и перегруппировки оставшихся войск. Корнилов согласился с Алексеевым и подвёл черту: Итак, будем штурмовать Екатеринодар на рассвете 1 апреля. Отход от Екатеринодара будет медленной агонией армии. Лучше с честью умереть, чем влачить жалкое существование затравленных зверей. Несмотря на то, что все начальники заявили об обречённости последней атаки, Корнилов назначил её, тем не менее, на утро 1 апреля. Сутки давались войскам на отдых [15]. Гибель генерала Корнилова[ править ] Основная статья: Судьба тела генерала Корнилова Ферму на берегу Кубани, в которой находился штаб Корнилова, красные обстреливали несколько дней. Подчинённые многократно просили главнокомандующего перенести штаб в другое, более безопасное место, однако Корнилов относился равнодушно к рвущимся рядом снарядам [16] [17]. Ночь на 31 марта Корнилов не спал. По свидетельству адъютанта Хаджиева , Лавр Георгиевич выглядел совершенно измождённым: «глаза его были неестественно открыты и блестели на жёлтом от усталости лице. Мне показалось, что я вижу на лице Верховного предсмертную пыль… Я постарался отогнать эту мысль» [15]. Долго смотрел в лицо покойного. Затем снова вернулся в дом, принял доклады Богаевского и Деникина, намечал места завтрашней атаки по карте. В 7:20 утра очередной снаряд, выпущенный большевиками по ферме, пробил стену здания и разорвался внутри, когда генерал сидел за столом. Он умер, вынесенный на воздух, на руках А. Деникина , И. Романовского , адъютанта — поручика В. Долинского, командира текинцев Хана Хаджиева. Тело Главнокомандующего в сопровождении текинского конвоя отвезли в немецкую колонию Гначбау [23] , где убитого уложили в простой сосновый гроб, в который кем-то были положены свежие весенние цветы. Священник Елизаветинской отслужил панихиду , и 2 апреля Корнилова тайно похоронили, при этом оказать последние почести генералу были допущены лишь несколько самых близких лиц. Рядом с Корниловым был похоронен уважаемый им человек и боевой товарищ — М. Чтобы не привлекать внимание посторонних, обе могилы тщательно сровняли с землёй, и старшие военачальники Добровольческой армии, прощаясь с Главнокомандующим, намеренно обходили захоронение стороной, чтобы лазутчики красных не смогли точно определить место захоронения. Деникин и Романовский распорядились скрыть от сражающейся армии гибель её Главнокомандующего хотя бы до вечера, но весть мгновенно облетела войска. Алексеев издал приказ о назначении Деникина командующим армией. Деникин, и до этого считавший правильным отступить от Екатеринодара, понимал, что смерть Корнилова так сильно подорвала боевой дух белых, что победа стала невозможной [24].

Решение о штурме Екатеринодара было принято на совещании представителей Советов и ревкомов Ейского, Майкопского, Таманского, Екатеринодарского, Баталпашинского отделов Черноморской губернии и 39-й дивизии, состоявшемся в станице Крымской. Совещание избрало Кубанский областной военно-революционный комитет во главе с Яном Полуяном и назначило штурм Екатеринодара с тем, чтобы открыть в областном центре объявленный на 25 января Первый съезд Советов Кубани. Революционные силы в районе Крымской - Новороссийска были сведены в два отряда. Однако это наступление на Екатеринодар оказалось неудачным и закончилось тяжёлым поражением красногвардейских отрядов. В бою под Энемом погибли командир красногвардейского отряда, бывший юнкер, председатель Новороссийского революционного комитета Александр Яковлев и его заместитель С. Перов, а также направленные в Екатеринодар парламентеры Глеб Седин и С. Стрилько одновременно краевому правительству была послана телеграмма с предложением отойти от власти, разоружить дружины и не мешать проведению съезда Советов; «пролитие крови — вина на вас», - говорилось в ней.

Штурм Екатеринодара (март 1918)

Лёгкость победы привела к тому, что Корнилов приказал немедленно штурмовать город, не подтянув всех сил. И сразу же корниловцы попали под шквальный огонь. Погиб командир Корниловского полка подполковник Неженцев. Погибла любимица Партизанского полка Вавочка Гаврилова, падчерица полковника Грекова, лихая разведчица, прошедшая весь Ледяной поход. Была убита шрапнелью вместе со своей подругой, такой же девочкой-гимназисткой. Генерал Марков, лично возглавляя атаку, занял сильно укреплённые Артиллерийские казармы. Бой за город продолжался три дня, хотя войска уже выдохлись. Измотанные и выбитые, они не могли продвинуться ни на шаг. Корнилов принял решение дать войскам день отдыха, перегруппировать силы, а 1-го апреля идти в последнюю отчаянную атаку. И решил сам вести армию на штурм: — Наденьте чистое бельё, у кого есть. Екатеринодара не возьмём, а если и возьмём, то погибнем.

Но штурм так и не начался. Одинокая ферма, где расположился штаб Корнилова, уже давно стала мишенью для артиллерии красных. Силой взрыва его тело отбросило и ударило о печь. Когда вбежали в комнату, он ещё дышал. И скончался, вынесенный на воздух. Смерть командующего хотели скрыть от армии хотя бы до вечера. Мгновенно узнали все. Люди, прошедшие огонь и воду, плакали навзрыд... Станица Елизаветинская Тело Корнилова в сопровождении верных текинцев отвезли в станицу Елизаветинскую под городом. Чтобы уберечь останки от врагов, станичный священник тайно отслужил панихиду.

Рядом похоронили его друга и любимца полковника Неженцева. Могилы сровняли с землей. Даже командование, чтобы не привлекать внимания, проходило стороной, прощаясь издалека. Но всё оказалось тщетно. Уже на следующий день в Елизаветинскую ворвались солдаты красного Темрюкского полка в поисках "зарытых буржуями сокровищ". Обнаружили свежие могилы, по генеральским погонам опознали Корнилова. С гиканьем привезли тело в Екатеринодар, где толпа содрала с трупа последнюю рубаху, пыталась повесить на дереве, потом, после различных надругательств, оно было увезено на бойню и сожжено. С собой везти было бесполезно, да они бы и не пережили эвакуацию. Судьба их была трагична: только 11 человек выжили, остальных же большевики порубили шашками. Станция Медведовская После смерти Корнилова главнокомандующим Добровольческой армией стал генерал Антон Деникин, который принял решение выводить армию из-под удара.

С юга была река Кубань, с востока — Екатеринодар, а с запада — плавни и болота. Оставался путь на север. Вечером 2 апреля авангард Добровольческой армии выступил на север. Его заметили, начали обстреливать ураганным огнём. Но едва стемнело, колонна круто повернула на восток. Вышли к железной дороге вблизи станции Медведовской. Марков со своими разведчиками захватил переезд, а потом и обезвредил бронепоезд, курсировавший возле станции. Просто вышел на пути и бросился навстречу бронепоезду, размахивая нагайкой: — Стой, сукин сын! Разве не видишь, что свои?! Ошеломлённый машинист затормозил, и Марков тотчас зашвырнул в кабину паровоза гранату.

Бронепоезд ощетинился огнём, но бойцы Офицерского полка во главе с Марковым уже полезли на штурм. Рубили топорами крышу и бросали туда гранаты, стреляли через бойницы. Большевики упорно защищались, но были перебиты. Тем временем Кубанский стрелковый полк атаковал станцию, заставив бежать большевиков. А через переезд уже текли многочисленные телеги обоза — раненые, беженцы. Армия вырвалась из кольца. Станица Ильинская Последующие дни петляли между железнодорожными ветками, подрывая пути и запутывая следы. В армию потекли кубанцы, пополняя ряды выбывших. В станицах встречали уже как старых знакомых.

Добровольческая армия предприняла 3-дневный штурм Екатеринодара.

Добровольческие части смогли захватить только предместья города. В этот момент погиб Лавр Корнилов, командование принял генерал А. Он приказал прекратить штурм и отходить. После ожесточенных боев новый командующий смог выйти из окружения и двинуться обратно на Дон. Так закончился поход, ставший вскоре легендой белого движения. Добровольцы разместились по станицам, раненых отправили в лазареты Ростова-на-Дону и Новочеркасска. В воспоминаниях, которые оставили участники похода упоминается и наша станица: "Наиболее приветливо встретила нас станица Егорлыкская. Во всем - в сердечности приема, в заботах о раненых, в готовности продовольствовать войска....

Быча , присутствие которого, на первый взгляд, выглядело странным ввиду известной всем антипатии Корнилова к Бычу из-за «самостийных» взглядов последнего и неприятия им «реставраторских намерений» Добровольческой армии. Расчёт Корнилова, чувствовавшего желание многих из его ближайшего окружения снять осаду города для спасения армии, состоял в желании получить поддержку своим планам от кубанского правительства, стремившихся взять город во что бы то ни стало [25] , чужими руками [20]. Каждый из приглашённых генералов сделал доклад о положении на своём участке боевых действий. Общая картина была довольно мрачной: у красных было подавляющее преимущество в численности, вооружении и боеприпасах; кубанские казаки не пришли на помощь армии; в Екатеринодаре не произошло никаких выступлений против большевиков, которые могли бы помочь взятию города; потери добровольцев были очень тяжелы: командный состав выбит, только раненых более 1,5 тыс. Корнилов выслушал всех молча, и после этого высказался со всей своей обычной резкостью и непреклонностью [25] : Положение действительно тяжёлое, и я не вижу другого выхода, как взятие Екатеринодара. Поэтому я решил завтра на рассвете атаковать по всем фронту. Всем присутствующим было понятно, что Корнилов уже всё заранее решил, и совет ему нужен лишь для того, чтобы внушить военачальникам, а через них и всей своей армии, собственную непреклонность и уверенность в победе. Мнения разделились. С Корниловым были согласны Алексеев и Филимонов с Бычем. Деникин, Романовский, Марков, Богаевский были против продолжения неудачно складывавшейся операции. Алексеев предложил перенести решающую атаку на послезавтра — 1 апреля, использовав день 31 марта для отдыха и перегруппировки оставшихся войск. Корнилов согласился с Алексеевым и подвёл черту: Итак, будем штурмовать Екатеринодар на рассвете 1 апреля. Отход от Екатеринодара будет медленной агонией армии. Лучше с честью умереть, чем влачить жалкое существование затравленных зверей. После выступления генерала Алексеева было решено отложить штурм на один день и произвести его 1 апреля [12]. Несмотря на то, что все начальники заявили об обречённости последней атаки, Корнилов назначил её, тем не менее, на утро 1 апреля. Сутки давались войскам на отдых [17]. Генерал Марков, на совещании из-за большой усталости почти спал. Он молча выслушал решение о продолжении штурма. Вернувшись в свой полк, он сказал - завтра штурмуем Екатеринодар, город мы не возьмем, и все погибнем, у кого есть чистое белье оденьте, оно вам больше не понадобится [20]. Гибель генерала Корнилова[ ] Основная статья: Судьба тела генерала Корнилова Ферму на берегу Кубани, в которой находился штаб Корнилова, красные обстреливали несколько дней. Подчинённые многократно просили главнокомандующего перенести штаб в другое, более безопасное место, однако Корнилов относился равнодушно к рвущимся рядом снарядам [18] [19]. Ночь на 31 марта Корнилов не спал. По свидетельству адъютанта , Лавр Георгиевич выглядел совершенно измождённым: «глаза его были неестественно открыты и блестели на жёлтом от усталости лице. Мне показалось, что я вижу на лице Верховного предсмертную пыль… Я постарался отогнать эту мысль» [17]. Место, где скончался генерал Корнилов В 6 часов утра Корнилов попрощался с телом М. Долго смотрел в лицо покойного. Затем снова вернулся в дом, принял доклады Богаевского и Деникина, намечал места завтрашней атаки по карте. В 7:20 утра очередной снаряд, выпущенный большевиками по ферме, пробил стену здания и разорвался внутри, когда генерал сидел за столом. Он умер, вынесенный на воздух, на руках А. Деникина , И. Романовского , адъютанта — поручика В. Долинского, командира текинцев Хана Хаджиева. Тело Главнокомандующего в сопровождении текинского конвоя отвезли в немецкую колонию Гначбау [26] правильное название немецкой колонии в русском написании - Гнадау [20] , где убитого уложили в простой сосновый гроб, в который кем-то были положены свежие весенние цветы. Священник Елизаветинской отслужил панихиду , и 2 апреля Корнилова тайно похоронили, при этом оказать последние почести генералу были допущены лишь несколько самых близких лиц. Рядом с Корниловым был похоронен уважаемый им человек и боевой товарищ — М. Чтобы не привлекать внимание посторонних, обе могилы тщательно сровняли с землёй, и старшие военачальники Добровольческой армии, прощаясь с Главнокомандующим, намеренно обходили захоронение стороной, чтобы лазутчики красных не смогли точно определить место захоронения. Деникин и Романовский распорядились скрыть от сражающейся армии гибель её Главнокомандующего хотя бы до вечера, но весть мгновенно облетела войска. Алексеев издал приказ о назначении Деникина командующим армией. Деникин, и до этого считавший правильным отступить от Екатеринодара, понимал, что смерть Корнилова так сильно подорвала боевой дух белых, что победа стала невозможной [27]. Теперь, после вступления в командование армией, его главной задачей стал не отвод её «с честью» из создавшегося положения, но спасение людей и сохранение шанса на продолжение начатой Корниловым борьбы [28]. Положение, в котором оказался новый главнокомандующий, диктовало только одно решение: прекращение штурма города и отрыв форсированным маршем от екатеринодарской группировки армии А. В середине дня 31 марта Деникин, Алексеев, Романовский, А. Филимонов и Л. Быч решили отходить на север, к станице Медведовской , а дальше — на Дядьковскую [29]. Отход белых от Екатеринодара. Подвиг генерала Маркова[ ] Основная статья: Бой у станицы Медведовской В ночь с 31 марта на 1 апреля Добровольческая армия сняла осаду кубанской столицы и двинулась к Медведовской. При оставлении Елизаветинской , когда большевики уже почти окружили станицу, обозное начальство не верно, решение было принято командованием армии и оставлено было около 200 человек, часть из них были забраны однополчанинами, чтобы не оставлять красным на растерзание [20] нашло иного выхода, как оставить 64 тяжелораненых, для которых транспортировка была равносильна смерти, на попечение врача и сестёр милосердия — в надежде на великодушие красных. С ними были оставлены и деньги. Однако пришедшие следом большевики убили 53 раненых добровольцев, и лишь одиннадцати удалось избежать расправы. Акт Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков при Главнокомандующем ВСЮР , составленный чиновниками министерства юстиции в Екатеринодаре 20 марта 1919 года, свидетельствовал о случаях злодеяний красных в отношении мирного населения, раненых добровольцев и медицинского персонала, оставленного за ними ухаживать [30] : Около 20 раненых было оставлено для того, чтобы отвезти их в Екатеринодар и показать как пленных. Оставили по 2 на каждую найденную телегу для перевозки. Остальных зарубили.

На паперти — священник. Ах горе, горе, человек-то какой был, необыкновенный… Он жил у меня несколько дней, удивительно прямо. Много вы потеряли, много. Теперь уйдете, с нами что будет… Господи… Придут они, завтра же разорят станицу…» Мне показалось в темноте, что священник заплакал. Было от чего отцу Леонтию Гливенко расплакаться, он ведь прекрасно понимал, что ожидает станицу, казаков и его с семьей с приходом большевиков. Последние дни штурма у него были самыми напряженными. В день приходилось отпевать десятки погибших солдат — добрармейцев и казаков. После чтения заупокойной священник отходил к зарешеченному окну, где на столе лежала церковная книга и в графе умершие записывал: «Март, 29. Студенты Петроградских курсов — убиты в бою под Екатеринодаром. Дочь полковника Валентина Петровна Грекова — убита в бою под Екатеринодаром… Полковник неизвестный — убит в бою под Екатеринодаром. Евдокия Петровна Гавайская — убита в бою под Екатеринодаром. Казак ст. Марьянской Николай Иванов Мусиенко… Март, 30. Елисаветинской Никифор Варфоломеев Дружинец — от ранения. Елисаветинской Василий Гаврилов Сокол — от ранения. Елисаветинской Иван Иванов Кисиль — убит. Елисаветинской Филипп Иванов Остапенко — убит. Елисаветинской Григорий Елезаров Высоцкий — убит. Елисаветинской Феодот Косьмин Крайний — убит. Елисаветинской Емельян Константинов Стрыгун — убит. Сотник Василий Ефимов Хмара — убит. Елисаветинской Иван Гордиев Канивец — убит. Елисаветинской Феодор Яковлев Подварко — убит. Елисаветинской Мефодий Емельянов Рунец — убит. Елисаветинской Максим Сергеев Юрченко — убит. Прапорщик ст. Елисаветинской Косьма Алексеев Крайний — убит. Елисаветинской Наум Ефимов Довбыш — застрелился. Елисаветинской Алексей Кириллов Васильченко — убит. Елисаветинской Петр Афанасьев Носенко — умер от ранения. Ахтырской Петр Васильев Повалий. Новотитаровской Иоанн Терентьев Карпенко — убит под Елисаветинской». Отпевать погибших приходилось и после ухода добрармейцев: «29 апреля. Казака ст. Елисаветинской Александра Григорьева Косатого сын Иван, 14 лет — убит большевиками. Елисаветинской Василий Иванов Чиж — умер от ранения. Казак Иван Иванов Остроух — от ранения. Елисаветинской Владимир Петров Онисич — убит. Ксения Петровна Гемус — от ранения ». Отпевал погибших в сражениях под Екатеринодаром священник Владимир Орлинский и в Елизаветинской Преображенской церкве о чем свидетельствуют записи: «Март, 27. Ильской Иоанн Прокопов Грицык — убит в бою с большевиками. Партизан Чернецовского отряда 2-й сотни Вячеслав Кашкин и пять неизвестных партизан — убиты в бою с большевиками. Корнет Василий Рябинин — убит в бою. Сестрица Тамара Дубровская — убита большевиками. Фельдшер из казаков в ст. Елисаветинской Иосиф Давидов Подварко — убит на войне с большевиками. Елисаветинской Феодор Антонов Чухрай — убит большевиками. Мещанин г. Екатеринодара Василий Евдокимов Федоренко — скоропостижно скончался. Прапорщик легкой полевой артиллерии 2-й отдельной добровольческой батарее Николай Иванов Рахманов — убит в бою с большевиками. Елисаветинской Иоанн Феодоров Медведев — убит… Прапорщик Корниловского полка — заведующий Восточным одноклассным училищем ст. Елисаветинской Филипп Иванович Быхун — умерший от сквозной раны в грудь в бою под Екатеринодаром. Апрель, 2. Елисаветинской Трофим Ильин Квадра — в бою с большевиками. Елисаветинской Михаил Ефимов Рубан — в бою с большевиками. Елисаветинской Феодор Иванов Высоцкий — в бою с большевиками. Елисаветинской Вонифатий Пименов Луценко — в бою с большевиками. Елисаветинской Дионисий Иванов Сокол — убит в бою с большевиками. Марьянской Николай Хмара — убит большевиками. Елисаветинской Стефан Тимофеев Левченко — убит… Прапорщик из мещан г. Екатеринодара Стефан Дмитриев Сидоренко — расстрелян большевиками. Елисаветинской Димитрий Яковлев Филь — от раны, полученной в бою с большевиками. Казак Тарасий Елизаров Бабич — убит. Елисаветинской Феодор Ефстафиев Журавель. Елисаветинской Каленик Феодосьев Захарченко — в бою с большевиками. Трупы погребены неизвестно где. Елисаветинской Феодор Иванов Пистун — от раны. Елисаветинской Павел Никитин Бугай — от ран. Окончивший ускоренный курс в Владимирском военном училище, состоящий в Корниловском отряде Георгий Гаврилов Лобачев - убит. Погребен на степу у казака Константина Палия. Приказной ст. Елисаветинской Иоанн Симеонов Каун — умер от раны, полученной в бою под Екатеринодаром. Гражданка Параскева Иванова Кудинова — найдена убитой у Панахеса. Урядник ст. Елисаветинской Павел Петров Ержов — убит большевиками. Май, 2. Северской Яков Полешко. Найден под станицей с огнестрельными ранами. Елисаветинской Макарий Косьмин Васькович — убит в бою с большевиками. Сотник 2-го Запорожского полка Михаил Георгиев Передерий — убит в бою с большевиками». До сих пор ведутся споры о целесообразности штурма малочисленным отрядом Екатеринодара, особенно в дни прохождения в нем областного съезда?

Екатеринодар в период исторических потрясений первых десятилетий ХХ в.

Начался, ставший уже легендарным, 1-й Кубанский Ледовый поход. В нашем представлении, белогвардейское движение - это что-то смертельно опасное для молодой советской республики. Думаю, многих удивит тот факт, что Добровольческая армия насчитывала в тот момент всего 2 400 штыков и сабель, а противостояла ей вся рабоче-крестьянская страна. Генерал Лавр Корнилов был слабым политиком Генерал Лавр Корнилов был слабым политиком Покажем, как умеет умирать русская армия Более детально, в состав Добровольческой армии в феврале 1918 года входило 242 штаб-офицера, 2 087 обер-офицеров, 1 076 нижних чинов и ударников, 630 добровольцев. При этом им противостояла 20-тысячная группировка красных под командованием бывшего казачьего подъесаула И.

Движение на Екатеринодар сопровождалось тяжёлыми боями. Силы таяли на глазах, и для корниловцев было ясно, что перевес сил не на их стороне и перевес этот для них смертелен. Генерал Л. Корнилов, шедший во главе Ледового похода, лучше других понимал бесперспективность начатого им дела.

Не случайно, что для себя он желал скорейшей смерти, а в целом говорил: "Если не суждено будет победить - покажем, как умеет умирать русская армия". Другой вождь белогвардейцев - генерал М. Алексеев - перед походом говорил: "Мы можем вернуться, если только будет милость Божия. Но нужно зажечь светоч, чтобы хоть одна светлая точка была среди охватившей Россию тьмы…".

Потрясенный сказанным, я бросился к обозу и, стараясь быть услышанным всеми, крикнул: "Назад отходить нам некуда, мы можем двигаться только вперед; требуется резерв для подкрепления флангов, предлагаю всем способным носить оружие собраться ко мне". Не более как через четверть часа около меня было уже 150--200 человек, которых я лично повел к месту резервов, и, сдав их начальнику резерва, приказал доложить Туненбергу, что если нужно, то из обоза можно добыть еще много бойцов. Оказалось, что вслед за этим все кубанское правительство и Законодательная Рада также стали в ружье и вышли густой цепью к правому флангу нашего боевого расположения. Ободренная видом приближающихся свежих стрелков, конная полусотня полковника Косинова бросилась в атаку, и противник дрогнул. Правый фланг его побежал, увлекая за собой остальных. Дело было выиграно.

Впоследствии члены правительства и Рады очень гордились этим делом [Подробности этого эпизода изложены в книжке члена Рады Сверчкова "От Екатеринодара до Мечетинской". Почти одновременно с криком "ура" преследующих бегущего противника послышались крики "ура" в тылу, в обозе. Оказалось, что из Шенджия прискакали горцы с известием, что там остановился на отдых разъезд Корнилова и скоро будет здесь. Сведение было слишком радостное, чтобы ему все поверили сразу. Раздавались голоса: "Это провокация Екатеринодарских большевиков"; "Горцев-вестников нужно арестовать" и т. Я пошел разыскивать Покровского, который после боя вышел из шалаша и пошел вперед.

Я нагнал его на месте, где только что были цепи бежавших большевиков. Поздравление мое с победой он принял холодно, на вопрос, что он думает о приближении корниловского разъезда, сделал непроницаемое лицо. Покровский поехал вперед распоряжаться войсками, я остался ждать корниловского разъезда. Уже с наступлением сумерек вдали показалась группа всадников, медленно приближающихся к нам. Толпы наших кубанцев бросились им навстречу, их окружили и расспрашивали. От нас к ним и обратно перебегали наиболее экспансивные осведомители, и чувствовалось, что сомнение в подлинности корниловцев еще не рассеялось.

Когда, наконец, они были приведены и выстроены для представления мне, то Л. Быч подверг их допросу, направленному к выяснению их личностей. Это был смешанный взвод кавалеристов и донских казаков. Видимо, они уже чувствовали недоверие к себе, и лица их были серьезны и неприветливы.. Чтобы положить конец действительно тяжелому их положению, я подошел к ним и приветствовал каждого пожатием руки. Сомневаться в их подлинности было смешно.

Итак, в момент, когда всякие надежды на встречу с Корниловым были утеряны, накануне дня, когда мы должны были, как затравленные звери, искать спасения в неприветливых, занесенных снегом ущельях гор с малочисленным и бедным населением, когда мы должны были броситься в тяжелое, полное неизвестности странствование, корниловский разъезд 11 марта, вечером, привез нам весть о спасении. Все были взволнованы, на глазах многих видны были слезы. Да, мы были спасены! Впоследствии, когда между добровольцами и кубанцами возникли несогласия и споры, часто можно было слышать даже из уст очень почтенных добровольцев такой упрек: "Мы спасли кубанцев, а они теперь идут против нас". Однако справедливость требует сказать, что спасение было взаимное. Из всего, что произошло в ближайшее после соединения отрядов время, и из всего, что теперь пишется о состоянии и настроениях корниловского отряда до встречи с нами, нужно сделать один вывод: "В спасении кубанцев было спасение добровольцев".

Отряды по численному составу и вооружению были почти равны. Во главе добровольцев стояли вожди, пользовавшиеся славой, любовью и непререкаемым авторитетом у всего отряда, у них не имели и не могли иметь места случаи, подобные нашим под Саратовской и у Вогепшия, но зато добровольцы вынесли на своих плечах около 20 боев до встречи с кубанцами, были утомлены физически и везли за собой громадный обоз с ранеными, а самое главное, они были лишены пополнения и ежедневно таяли. Кубанцы сохранили еще вполне свежие силы и могли надеяться на привлечение новых сил из казачьих станиц, в особенности ввиду присутствия в отряде войскового атамана, правительства и Рады. Порознь каждый отряд был слаб и осужден на гибель; вместе они составляли силу, способную на борьбу. Необходимо было только, чтобы физическое соединение отрядов сопровождалось бы духовным слиянием их руководителей, чтобы произошла органическая спайка двух групп, преследующих одну задачу -- борьбу с большевиками. К величайшему несчастью для обеих сторон, этого как раз и не произошло.

Но вечером 11 марта мы не задавались этими вопросами -- это был вечер радости, надежды и счастливых планов. Станица Калужская отстояла от нас верстах в восьми, и занимать ее на ночь было признано опасным, решено было, что отряд переночует под открытым небом. Но к закату солнца погода стала значительно портиться. Небо нахмурилось, начал моросить дождь, который затем, к вечеру 12 марта, перешел в снег, не прекращавшийся дней пять. Я, штаб армии и генерал Эрдели укрылись на одном хуторе и расположились в комнате с одной кроватью и столом. Кровать была уступлена мне, все остальные разместились на полу.

В течение ночи к нам подходили мокрые, продрогшие люди и тоже располагались в комнате. К утру на полу оказалось 30 человек. Шесть человек офицеров лежали под моей кроватью. Снятое платье мое и моей жены было использовано нижними квартирантами для изголовья. Пробуждение было шумное, сумбурное, но веселое. Быч с секретарем правительства поместился в закроме маленького амбара, и оба с раннего утра проявляли намерение устроить совещание.

Лицо Быча было оживлено, без обычной, свойственной ему мрачности, он даже улыбался и острил по поводу своего ночного помещения. Мы решили пока поговорить о случившемся в самом тесном кругу кубанцев. Кроме нас троих на совещание в амбаре Быча был приглашен полковник Науменко. Поговорили о неизбежности перемены жизни нашей армии и о возможных попытках к обезличению кубанского правительства. Решений никаких не выносили, но условились держаться теснее и быть начеку. В это время Покровский в сопровождении корниловского разъезда объезжал войска, приветствуя соединение двух отрядов.

К полудню 12-го к нам прибыл другой разъезд во главе с подполковником генерального штаба Барцевичем. Выяснилось, что генералы Алексеев и Корнилов со штабом остановились в Шенджие и там будет дневка. Случилось так, что Быч и Покровский поместились в одной комнате и прожили вместе целую неделю. Я несколько раз навещал их и каждый раз заставал в самой приятельской беседе. Тогда я много этому удивлялся, но впоследствии я привык к неожиданным эволюциям во взглядах Быча на события и людей. Под влиянием боевой удачи и под впечатлением радости соединения с Корниловым забыто было все недавнее недовольство Покровским.

Утром полковник Савицкий назначенный в станице Пензенской 5 марта членом правительства по военным делам вместо полковника Успенского принес мне приказ о производстве полковника Покровского в генерал-майоры в воздаяние "за умелую эвакуацию армии из Екатеринодара, приведшую к соединению с Корниловым". Приказ был скреплен не только Савицким, но и Бычом" Производство Покровского Быч признал необходимым для поднятия престижа командующего Кубанской армией перед генералами Добровольческой армии. Я также охотно подписал этот приказ, так как полагал, что на этом будут закончены мои официальные отношения к Покровскому, что роль его, как командующего армией, с прибытием Корнилова и "настоящих боевых генералов" должна пасть, а также потому, что Покровский был единственным, который в решительную для кубанцев минуту предложил свои услуги... По возвращении они сообщили, что были приняты ставкой добровольцев довольно холодно. Необходимыми условиями соединения двух отрядов там ставили полное подчинение атамана и армии генералу Корнилову, упразднение правительства и Рады. Покровский ответил, что он не уполномочен разрешать эти вопросы, но полагает, что такие условия кубанцами приняты не будут.

Решено было оставить суждение об этих вопросах до встречи с представителями Кубани, а пока Покровский поступал в распоряжение Корнилова с сохранением функций командующего армией. Покровский сообщил мне и то, что по дороге в Шенджий они встретили конного нарочного, который вез ко мне открытое отношение генерала Романовского с приглашением меня на совещание в Шенджий. Приглашение было написано карандашом на клочке бумаги и адресовано: полковнику Филимонову. Покровский и Науменко признали такую форму обращения к кубанскому войсковому атаману оскорбительной для всех кубанцев. Бумагу взяли себе, а нарочного вернули обратно. На вопрос генерала Романовского "Почему не приехал Филимонов?

Встреча представителей Кубани в числе пяти человек с руководителями Добровольческой армии состоялась 17 марта в станице Ново-Димитриевской, в квартире генерала Корнилова. Под Ново-Димитриевской шел бой. Восточная окраина станицы, со стороны которой пришлось подъезжать кубанцам, обстреливалась артиллерийским огнем из слободы Григорьевской, занятой сильным отрядом большевиков, кубанцы на рысях проскочили обстреливаемый район. С западной стороны станицы слышалась ружейная и пулеметная стрельба. Квартира генерала Корнилова была на церковной площади в доме священника. Предупрежденные о нашем приезде, нас уже ждали, кроме хозяина квартиры, генералы Алексеев, Деникин, Романовский, Эрдели.

Таким образом, совершенно случайно число представителей с обеих сторон оказалось одинаковым. На совещании с правом совещательного голоса по приглашению генерала Алексеева присутствовал еще кубанский генерал Гулыга, который из Екатеринодара с армией не пошел, а выехал в одиночном порядке в Ейский отдел, где случайно встретил Добровольческую армию и присоединился к ней. Впоследствии генерал Алексеев говорил мне, что Гулыга аттестовал всех правителей Кубани очень нелестно и что это будто бы и обусловило холодность нашей первой встречи. На совещании председательствовал генерал Алексеев. Разрешению подлежал, в сущности, только один вопрос: как быть с Кубанской армией? Алексеев и Корнилов требовали ее упразднения и влития всех кубанских частей в части Добровольческой армии.

Мы же хотели сохранить армию, подчинив ее главному командованию Корнилова. Корнилова наша- претензия очень раздражила. По соединении обоих отрядов у нас будет лишь одна бригада, а вы хотите из нее сделать две армии, а меня назначить главнокомандующим! Корнилов резко отозвался о поведении Покровского, задачей которого два дня тому назад была поддержка из станицы Калужской Добровольческой армии, наступающей на Ново-Димитриевскую, но Покровский, ссылаясь на разлитие рек и снежную метель, задачи этой не выполнил. Если соединение не будет полным, -- говорил Корнилов, -- то я уведу добровольцев в горы. Михаил Васильевич, -- обратился он к генералу Алексееву, -- ставьте вопрос о движении в горы.

Покровский пробовал возражать, заявляя, что он не понимает таких требований. После непродолжительных прений было решено, что Кубанский стрелковый полк под командой полковника Туненберга сохранит свою организацию, а остальные кубанцы вольются в добровольческие части. Вопрос о подчинении атамана и упразднении правительства и Рады на совещании 17 марта совершенно не поднимался; наоборот, генерал Корнилов сказал, что он "требует", чтобы эти учреждения остались на своих местах и разделили с ним ответственность за последствия. Редактирование состоявшегося соглашения генерал Алексеев поручил генералу Романовскому, который для этого удалился в соседнюю комнату, а все оставшиеся были приглашены к обеду, который был сервирован в той же, где мы совещались, комнате. За обедом атмосфера разрядилась, и все беседовали в тоне взаимного доброжелательства. Корнилов говорил, что он "пойдет на Екатеринодар.

Вскоре после обеда был принесен для подписи текст соглашения. На совещании присутствовали: Командующий Добровольческой армией, генерал от инфантерии Корнилов; генерал от инфантерии Алексеев; помощник командующего Добровольческой армией, генерал-лейтенант Деникин; генерал от инфантерии Эрдели; начальник штаба Добровольческой армии, генерал-майор Романовский; генерал-лейтенант Гулыга; войсковой атаман Кубанского казачьего войска, полковник А. Филимонов; председатель Кубанской Законодательной Рады Н. Быч; командующий войсками Кубанского края генерал-майор Покровский. Постановили: 1. Ввиду прибытия Добровольческой армии в Кубанскую область и осуществления ею тех же задач, которые поставлены Кубанскому правительственному отряду, для объединения всех сил и средств признается необходимым переход Кубанского правительственного отряда в полное подчинение генералу Корнилову, которому предоставляется право реорганизовать отряд, как это будет признано необходимым.

Законодательная Рада, войсковое правительство и войсковой атаман продолжают свою деятельность, всемерно содействуя военным мероприятиям командующего армией. Командующий войсками Кубанского края с его начальником штаба отзывается в состав правительства для дальнейшего формирования постоянной Кубанской армии. Подлинное подписали: генерал Корнилов, генерал Алексеев, генерал Деникин, войсковой атаман полковник Филимонов, генерал Эрдели, генерал-майор Романовский, генерал-майор Покровский, председатель кубанского правительства Быч, председатель Кубанской Законодательной Рады Н. После подписания Алексеев и другие генералы ушли к себе на квартиру, а генерал Корнилов, окончательно повеселевший, начал нам рассказывать "быховскую историю". Между тем бой вокруг станицы Ново-Димитриевской делался напряженнее. Снаряды все чаще и чаще рвались на площади и над самым домом Корнилова.

После одного из разрывов Корнилов сказал нам: "Вы уберите своих лошадей они были привязаны к забору дома священника , а то останетесь без средств передвижения". Несколько раз рассказ Корнилова прерывался донесениями с фронта, и Корнилов при нас отдавал боевые распоряжения; несколько раз шрапнельные пули барабанили в крышу дома, где мы сидели. Корнилов спокойно и интересно продолжал рассказ, мы его с большим вниманием слушали. Но когда он дошел до самого интересного места -- момента хитро придуманного им освобождения -- вошел быстро кто-то из его офицеров-ординарцев и доложил, что большевики ворвались в станицу и идет бой на улицах станицы. Корнилов встал и пошел в штаб узнать, в чем дело. Покровский вслед за ним вышел из комнаты и, взяв с собой конвой, куда-то поехал через площадь.

Мы вышли во двор к своим лошадям. По улицам станицы действительно раздавалась беспорядочная ружейная стрельба, несколько пуль с характерным визгом впились в стену дома священника. Мы решили ехать к штабу армии вслед за всеми. Было уже совсем темно, лошади, шлепая по колена в грязи, неуверенно и пугливо шли вперед. Шрапнельные разрывы время от времени освещали нам путь, и мы подъехали к штабу; там была уже целая толпа всадников и пеших. Никто ничего не знал, все жались к стенам и деревьям, укрываясь от шальных, свистящих кругом пуль.

Кто-то сказал, что Покровский нашел квартиру и приглашает всех нас на ночлег. Мы отправились в указанном направлении и действительно нашли Покровского, который расположился в казачьей хате и пил чай [Кстати, скажу несколько слов об исключительной способности Покровского устраиваться с удобствами при всяких обстоятельствах. Даже в качестве гостя он с первых же дней начинает "подсказывать" хозяевам, чего он хочет, на второй день он уже требует, а затем просто берет сам все, что ему нужно. Выяснилось, что местные большевики, воспользовавшись темнотой ночи, открыли стрельбу на улицах и дворах и создали панику [Алексей Порошин в своей книге "Поход Корнилова", описывая, очевидно, с чужих слов это совещание, рисует кубанцев в очень непривлекательных красках и отзывается о них в очень пренебрежительном тоне. Переночевав в Ново-Димитриевской, мы на рассвете вернулись в Калужскую. Через два дня после подписания договора кубанцы, по предложению генерала Корнилова, переехали в станицу Ново-Димитриевскую, чтобы вместе двигаться в станицу Георгие-Афипскую, а потом на Екатеринодар.

Но для этого нужно было сначала выгнать большевиков из Григорьевской слободы, находившейся у нас в тылу, а затем взять станицу Георгие-Афипскую, занятую противником, поддерживаемым артиллерией бронепоездов, стоящих на разъезде Энем. Несколько дней шла подготовка к наступлению. Атаман, правительство и Рада пассивно ожидали развития дальнейших событий. Отношение штаба армии к нам было индифферентное. Только однажды, часов в 11 утра, я увидел генерала, который в дубленке и сером барашковом треухе пробирался по колена в грязи под заборами казачьих домов. Одной рукой он придерживался за забор, другой опирался на толстую палку.

Это был генерал Корнилов, который шел ко мне отдать визит. Я вышел ему навстречу и ввел в свою хату. Корнилов, как всегда, был прост в обращении и легко завязывал беседу. Охотно говорил о походе своем из Ростова, о своих планах на будущее. Говорил, что поход и постоянные опасности его утомили, что он скучает по семье, что по взятии Екатеринодара он передаст его казакам, а сам будет отдыхать, поедет к семье. Но через минуту лицо его озарилось, и он уже говорил: "Если бы у меня теперь было 10 тысяч бойцов, я бы пошел на Москву".

Я ему сказал, что после взятия Екатеринодара у него их будет трижды десять тысяч. Он задумчиво смотрел вдаль. Я внимательно всматривался в этого человека, с мелкими чертами лица, с маленькими руками и монгольскими глазами. Это был особенный человек, впечатление от него было особенное, незабываемое. Я радовался, что судьба наша в его руках, и верил ему. Я никак не мог думать, что ровно через десять дней я увижу его мертвым.

Корнилов посетил также Быча и Рябовола. Сведение об этом последнем обстоятельстве облетело всех кубанцев и было предметом самого оживленного обсуждения. Исполнение элементарной вежливости Корниловым сначала удивило казаков, а потом привело их в восхищение. Вниманием к представителям кубанцев Корнилов купил сердца казаков. Как мало казаки вообще избалованы вниманием со стороны предержащих властей и как они реагируют на всякую к ним ласку, свидетельствует следующий случай. В мае месяце 1918 года, когда Быч был в Новочеркасске, как-то к нему в номер гостиницы зашел генерал Сергей Леонидович Марков и, застав там несколько членов правительства, вступил с ними в беседу и около часа оживленно толковал на разные темы.

Все знали, что генерал Марков очень не жаловал Кубанской Рады и на походе по ее адресу отпускал разные крылатые словечки. Но теперь радяне совершенно забыли его прегрешения и говорили: "Вот человек, который, когда нужно, умеет быть солдатом, а когда потребуется, то держится профессором". Быч, передавая мне свое впечатление о Маркове, говорил: "Вот бы нам такого походного атамана! В июне 1919 года перед совещанием с Деникиным все казачьи атаманы Дона, Кубани, Терека и Астрахани серьезно говорили о том, что если бы Круги и Рада постановили, а Деникин согласился стать во главе всех казачьих войск, то этим подводился бы правовой фундамент власти Добровольческого главного командования и прекратились бы разговоры о "захватническом" ее происхождении. С занятием станицы Елизаветинской атаману и правительству представлялась возможность выполнить пункт второй соглашения в Ново-Димитриевской путем поднятия елизаветинцев и казаков соседних с ними станиц на борьбу с большевиками. Но, к большому нашему удивлению, заведовавший переправой генерал Эльснер, ссылаясь на распоряжение генерала Корнилова, отказался перевезти на правый берег не только правительство и Раду, но и меня и штаб Покровского.

Двое суток мы провели в вынужденном бездействии, пока шли кровопролитные бои на подступах к Екатеринодару. На третий день я с трудом один переправился в Елизаветинскую и пошел к Корнилову, чтобы объясниться по поводу его странного распоряжения. Корнилов на этот раз был очень сух. Когда я начал говорить ему о поведении генерала Эльснера, он меня прервал. Я не люблю, когда мои приказания выполняются не точно. Паром мал, а успех дела зависит от скорейшей переправы строевых частей.

Вслед за тем Корнилов сообщил, что на случай взятия Екатеринодара, что должно произойти дня через два, он назначает генерал-губернатором города генерала Деникина. Подтвердив это распоряжение входившему в этот момент генералу Деникину, Корнилов тут же стал отдавать приказания новому генерал-губернатору. Заметив недоумение на моем лице, Корнилов прибавил: "Это я делаю на первые дни, пока все не успокоится". Большевики под Екатеринодаром отчаянно сопротивлялись, и осада города затянулась. По дороге ко мне присоединился член Кубанской Рады со стороны иногороднего населения Николай Николаевич Николаев депутат IV Государственной думы , который ехал к ставке с тою же целью. Нам навстречу поминутно попадались телеги с ранеными, а также идущие группами легкораненые.

Всех их Николаев расспрашивал о положении дел на фронте, наконец он, не доезжая верст пяти до ставки, сказал мне: -- Знаете, Александр Петрович, я вернусь назад за вещами, не подлежит сомнению, что Екатеринодар сегодня возьмут, это общее мнение раненых.

The farm on the banks of the Kuban where Kornilov had installed the General Staff was still under attack from the Red artillery. His assistants insisted that he should move, but Kornilov despised the danger of projectiles. On the same March 31, he dismissed the council due to the immediacy of the attack, the following day, April 1. At 7:20 in the morning a projectile launched by a Bolshevik battery hit the farm, opening the wall and exploding inside, causing the death of Kornilov. The burial took place in secret and the tomb was raided to hide it from the Bolsheviks.

Denikin was appointed commander in his place, who understood that the moral blow was too strong to continue trying to storm the city [ 3 ] And that the best option was to save the troops and preserve the possibility of continuing the fight.

Однако Временное правительство, ввиду отказа демонстрантов сложить оружие, жестко пресекла их выступление, расстреляв митингующих. В Петрограде было объявлено военное положение, расформированы части, принимавшие участие в акциях протеста, на фронтах была введена смертная казнь и военно-полевые суды, началось преследование большевиков. В конце июля 1918 было сформировано новое правительство во главе с эсером А. К концу августа обстановка на фронте катастрофически ухудшилась — немецкие войска перешли в наступление и захватили хорошо укрепленный город Ригу. После поражения в Курляндии, Верховный главнокомандующий генерал Л. Корнилов для защиты столицы направил корпус генерала Крымова в Петроград.

Керенский расценил этот шаг как попытку свержения Корниловым Временного правительства и установления военной диктатуры. Корпус генерала Крымова был остановлен. По распоряжению Керенского петроградским рабочим было выдано оружие из государственных складов в целях «обороны» столицы, что положило начало формированию красной гвардии. Верховный главнокомандующий генерал Корнилов обратился с воззванием к русскому народу, обвинив Временное правительство в сговоре с большевиками и германским генеральным штабом, и открыто выступил против Керенского, однако был сам обвинен в попытке контрреволюции, измены и мятежа, смещен с должности главкома и арестован. Многих видных генералов Ставки и фронтов постигла та же участь. Связь между офицерами и солдатами была разорвана окончательно. Юрист Керенский объявил себя Верховным главнокомандующим, чем вызвал недоумение и негодование среди офицерского корпуса.

Многие современники и историки считают выступление генерала Корнилова началом возникновения Белого движения в России. Другие историки склонны считать возникновение Белого движения с приездом генерала Алексеева на Дон сразу же после Октябрьской революции в середине ноября 1917. Символику белого цвета следует трактовать как олицетворение законной государственности и восстановления старого порядка. Отсюда — «Белая гвардия», «Белое движение», «Белое дело», «белогвардейцы» и просто «белые». Советская историография называла «белыми» вооруженные формирования, воевавшие против Советской власти во время Гражданской войны — чехословацкий корпус белочехи , польские вооруженные силы белополяки , финское сопротивление белофины. Начало вооруженного сопротивления Белого движения во время Гражданской войны 1918—1922. Оказавшись на свободе, генералы направились на Дон, где атаманствовал генерал А.

Донская область была провозглашена независимой от власти Советов «до образования общегосударственной, всенародно признанной власти». Прибывший на Дон генерал от инфантерии М. Алексеев начал формирование военизированной «Алексеевской организации» впоследствии — Добровольческой армии в Новочеркасске. К нему присоединились генералы Каледин и Корнилов. В Оренбурге полковник Н. Дутов объявил о неповиновении большевикам и собрал вокруг себя различные казачьи воинские части. В Забайкалье есаул забайкальского казачьего войска Г.

Семенов с верными ему казачьими частями оказывает сопротивление большевистским вооруженным формированиям, создав уже в январе 1918 Особый Маньчжурский отряд, ставший впоследствии основой для дальнейшей вооруженной борьбы с Советами на Дальнем Востоке.

БЕЛАЯ ГВАРДИЯ

10 апреля 1918 г. Добровольческая армия, которую так и не удалось уничтожить при отходе с Дона, начала штурм Екатеринодара. Бои носили исключительно тяжелый характер. Взять город не удалось, на 1(14) апреля был назначен решающий штурм, командующий армией ген. от инф. Деникин, сменивший Корнилова на посту командующего, принимает единственное верное решение: отводит остатки войск от Екатеринодара. Несколько суток армия была на волоске от гибели, спасаясь от преследования большевиков. В конце марта 1918 года части Добровольческой армии попытались взять штурмом столицу Кубани — Екатеринодар.

Первопоходники. За что боролась Добровольческая армия

В 7 час. вечера 26 августа 1918 г. Новороссийск перешел в руки белогвардейцев. Этот захват Новороссийска в августе 1918 г. положил конец Советской власти на Кубани, так как пока еще Новороссийск был в руках Красных, были надежды и на большее. (Летом 1918 года он был схвачен деникинцами и повешен в родной станице, которая теперь носит его имя). После тяжелых боев, когда судьба горстки офицеров и юнкеров, не изменивших присяге, висела на волоске, Добровольческая армия все же смогла вырваться из окружения и 15 марта перешла в наступление. Самым тяжелым оказался штурм Екатеринодара, происходивший 27-31 марта. В конце марта 1918 года части Добровольческой армии попытались взять штурмом столицу Кубани — Екатеринодар. Поэзия (Стихи о войне). Название произведения: Атака добровольцев Штурм Екатеринодара 1918 Год. Автор: Юрий Удодов. Современный литературный сайт для поэтов, писателей, исполнителей музыки и песен.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий