У Пастернака все творчество пронизано осознанием «выпадения» из идеологической конструкции советской литературы. В данной статье анализируется творческое наследие поэта Б.Л. Пастернака в плане пе-реосмысления отношения к революции и освобождения от.
Человек и революция в романе Бориса Пастернака «Доктор Живаго»
Сам Юрий вынужден против воли участвовать в революции. Его разлучили с женой и детьми, он ничего не знает о них. Лара, возлюбленная доктора, живет в полной зависимости от постоянно меняющейся власти. Она живет в страхе, готовая к тому, что ее в любой момент могут призвать к ответу за действия мужа.
Постепенно Юрий лишается всех своих близких: жена с детьми и ее отцом высланы из России, Лара пропадает без вести. Герой чувствует себя одиноким, никому не нужным, у него уже нет сил просто жить. И Живаго умирает: в трамвайном вагоне у доктора начинается сердечный приступ.
Смерть его была предрешена теми катастрофами и революционными испытаниями, которые ему пришлось пережить. Эта развязка была подготовлена самим романом, его развитием, самой историей. На протяжении всего произведения Живаго, а вместе с ним, и автор, воспринимал все события как несправедливые, лишенные смысла, жестокие.
По его мнению, революция — это насилие над самой жизнью, над природой, всеми человеческими и естественными законами. Поэтому, можно сказать, что отношение Пастернака к революции совершенно неоднозначное. Положительным же, по мнению автора, было то, к чему революция стремилась: равноправие, братство, права народа.
Но какими были методы, чтобы добиться всего этого?! Разрушение семей, жестокие убийства, в том числе, детей и женщин… Да, цели были благими, но люди утопали к крови. А на крови, как известно, ничего хорошего не построишь.
Так, на противопоставлении живого и мертвого, строится все произведение Пастернака. Меньше всего и Юрий Живаго, и сам автор были ее противниками, меньше всего они […]... Драма интеллигенции и революции в романе Б.
Этот роман, ставший для писателя делом почти всей жизни, является, по сути, эпопеей, произведением, охватывающим значительнейшие […]... Изображение интеллигенции и революции Б. В этом романе Борис Пастернак высказывает свою точку зрения, свое отношение к революционным событиям, их роли в истории, а главное — роли революции в жизни целого поколения людей, представляющих, по мнению автора, самую ценную часть […]...
Проблема интеллигенции и революции в романе Б. Собственно, это первая настоящая моя работа. Я в ней хочу дать исторический образ России за последнее сорокалетие, и в то же время всеми сторонами своего сюжета, тяжелого, печального и подробно разработанного, как, в […]...
Сочинение по роману Б. В нем упоминаются такие важнейшие события русской истории начала XX века, как русско-японская война, Первая мировая война, революция 1917 года, гражданская война, а также Великая Отечественная война. Интересно, что Б.
Пастернак долго искал название для своего романа. Известно, что отно- шение Пастернака к революции было про- тиворечивым. Идеи обновления обществен- ной жизни он принимал, но писатель не мог не видеть, как они оборачивались своей противоположностью.
Так и главный герой произведения Юрий Живаго […]... Ахматова Анна Ахматова написала эти строчки о Борисе Пастернаке 19 января 1936 г. Но эти […]...
Стихотворения Юрия Живаго в романе Б. В романе они выделены в отдельную часть. Перед нами не просто небольшой сборник стихотворений, но цельная книга, имеющая собственную строго продуманную композицию.
Открывается она стихотворением о Гамлете, который в мировой культуре стал образом, символизирующим […]... Почему-то из всего летнего списка они первым делом взялись именно за этот Роман. Тогда же, увы, впервые, его стала читать и я.
Мы встречались в летнем бедламе переезжающих с этажа на этаж кабинетов среди перевернутых парт и обрывков какой-то прошлой жизни и […]...
Этот роман — лучшая, гениальнейшая и незабвенная страница русской и мировой литературы. Да, по гениальности и мастерству написания с этим романом мало какие произведения могут сравниться. Во-первых, роман многогранен: в нем поставлено огромное количество проблем: человек и совесть, человек и человек, человек и любовь, человек и власть, вечное и мимолетное, человек и революция, революция и любовь, интеллигенция и революция, и это еще не все. Но я бы хотел остановиться на проблеме взаимоотношения интеллигенции и революции. Перед нами род автобиографии, в которой удивительным образом отсутствуют внешние факты, совпадающие с реальной жизнью автора. Пастернак пишет о самом себе, но пишет как о постороннем человеке, он придумывает себе судьбу, в которой можно было бы наиболее полно раскрыть перед читателем свою внутреннюю жизнь. Как уже было сказано выше, я бы хотел остановиться на проблеме интеллигенции и революции, ибо, как мне кажется, именно в ней наиболее полно раскрываются интереснейшие моменты романа.
В романе главная действующая сила — стихия революции. Сам же главный герой никак не влияет и не пытается влиять на нее, не вмешивается в ход событий. Взять и разом артистически вырезать старые вонючие язвы! В том, что это так без страха доведено до конца, есть что-то национально близкое, издавна знакомое. Что-то от безоговорочной светоносности Пушкина, от невиляющей верности фактам Толстого... Главное, это гениально! Если бы перед кем-нибудь поставили задачу создать новый мир, начать новое летосчисление, он бы обязательно нуждался в том, чтобы ему сперва очистили соответствующее место. Он бы ждал, чтобы сначала кончились старые века, прежде чем он приступил к постройке новых, ему нужно было бы круглое число, красная строка, неисписанная страница.
Это небывалое, это чудо истории, это откровение ахнуто в самую гущу продолжающейся обыденщины, без наперед подобранных сроков, в первые подвернувшиеся будни, в самый разгар курсирующих по городу трамваев. Это всего гениальнее. Эти слова в романе едва ли не самые важные для понимания Пастернаком революции. Во-первых, они принадлежат Живаго, им произносятся, а следовательно, выражают мысль самого Пастернака. Во-вторых, они прямо посвящены только что совершившимся и еще не вполне закончившимся событиям Октябрьской революции. Революции нельзя избежать, в ее события нельзя вмешаться.
Эти слова в романе едва ли не самые важные для понимания Пастернаком революции. Во-первых, они принадлежат Живаго, им произносятся, а следовательно, выражают мысль самого Пастернака.
Во-вторых, они прямо посвящены только что совершившимся и еще не вполне закончившимся событиям Октябрьской революции. Революции нельзя избежать, в ее события нельзя вмешаться. То есть вмешаться можно, но нельзя поворотить. Неизбежность их, неотвратимость делает каждого человека, вовлеченного в их водоворот, как бы безвольным. И в этом случае откровенно безвольный человек, однако обладающий умом и сложно развитым чувством, — лучший герой романа! Он видит, он воспринимает, он даже участвует в революционных событиях, но участвует только как песчинка, захваченная бурей, вихрем, метелью. Примечательно, что у Пастернака, как и у Блока в. Не просто ветер и вихрь, а именно метель с ее бесчисленными снежинками и пронизывающим холодом как бы из межзвездного пространства.
Нейтральность Юрия Живаго в Гражданской войне декларирована его профессией: он военврач, то есть лицо официально нейтральное по всем международным конвенциям. Прямая противоположность Живаго — жестокий Антипов-Стрельников, активно вмешивающийся в революцию на стороне красных. Стрельников — воплощение воли, воплощение стремления активно действовать. Его бронепоезд движется со всей доступной ему скоростью, беспощадно подавляя всякое сопротивление революции. Но и он также бессилен ускорить или замедлить торжество событий. В этом смысле Стрельников безволен так же, как и Живаго. Что такое Россия для Живаго? Это весь окружающий его мир.
Россия тоже создана из противоречий, полна двойственности. Живаго воспринимает ее с любовью, которая вызывает в нем высшее страдание.
Так, в записке охранного отделения, посвященной событиям 23 февраля, говорится: «…на Невском проспекте, вблизи Знаменской площади, часть бастующих рабочих, проникшая туда в вагонах трамвая, а равно одиночным порядком и небольшими группами с боковых улиц, произвела несколько попыток задержать движение трамваев и учинить беспорядки, но демонстранты были тотчас же разгоняемы, и движение трамваев восстановилось. К 7 часам вечера нормальное движение по Невскому проспекту было установлено» 6. Хабалов телеграфирует Николаю II: «Доношу, что 23 и 24 февраля вследствие недостатка хлеба на многих заводах возникла забастовка. Движение трамвая рабочими было прекращено» 7. Основываясь на документальной информации, Солженицын выстраивает художественную картину, в которой трамвай занимает одну из центральных позиций. Группка рабочих стоит, забиячный вид. Чертыхнулись: — Ну куда прёшь, не видишь? Вожатый трамвая стоит на передней площадке за стеклом, как идол, и длинной ручкой крутит в своём ящике.
Один рабочий вскочил к нему туда, на переднюю площадку — не понимаешь по-русски? Отпихнул его, сорвал с его ящика эту ручку — как длинный рычаг накладной, и с подножки народу показывая, над головой тряся длинную вагонную ручку! Остановился трамвай, нет ему хода без той ручки. Глядит тремя окнами передними, и вагоновожатый посерёдке, лбом в стекло. Хохочет вся толпа! Отвлекаясь от темы, скажем, что таким разорванным пространством к лету 17-го года станет и вся Россия из-за настигшего ее железнодорожного кризиса, что тоже найдет отражение в «Красном Колесе». Остановка трамвая кажется бастующим важным символическим шагом к победе, в то же время это первый из актов бессознательного вандализма и террора, который вот-вот выплеснется на столичные улицы. Вагоновожатый за лобовым стеклом, который «крутит ручкой в своем ящике», воспринимается рабочими как враг, потому что занимается своим делом, исполняет профессиональный долг, в отличие от бастующих — работает. Так сталкивает Солженицын две силы: разнузданную, «забиячную» веселость рабочих, которая вот-вот переродится в агрессию и хаос, и противостоящий ей порядок, который соблюдают те, кто честно исполняет свой долг. В этом смысле рабочие правы: вагоновожатый их идеологический противник.
Трамвайная тема вновь возникнет на страницах «Красного Колеса» при описании дневных событий 23 февраля: А по Невскому, по сияющей в солнце стреле Невского, в веренице уходящих трамвайных столбов — этих трамваев, трамваев что-то слишком густо, там какая-то помеха, не проедешь: цепочкой стоят один за другим. Публика из окон выглядывает, как дура, не знает, что дальше будет. Передняя площадка одна пустая. Другая пустая, и переднее стекло выбито. А по мостовой идут пятеро молодцов, мастеровые или мещане, с пятью трамвайными ручками, длинными! Хохот толпы второй раз маркирует насильственную остановку трамвая. Видно, однако, и качественное изменение событий — они явно сворачивают к насилию. Остановлен уже не один, а пять трамваев, стекла выбиты, пустота передней площадки говорит об отсутствии вагоновожатых. Что с ними стряслось? Вероятно, насилие обращено в первую очередь на них.
Симптоматично, что «пятеро молодцов» заметим, по числу трамваев — их сила не в множестве, а в поддержке хохочущей толпы и равнодушии чистой публики уже размахивают трамвайными ручками «как оружием». Раз оружие появилось, оно должно быть пущено в ход. В следующей сцене его жертвой падает помощник пристава, который пытается навести порядок: «…протянулся ключ отобрать у одного — а сзади его по темени — другим ключом! Революция, как пожар, быстро расползается по городу: «А быстрей забастовок в этот день распространилась по столице новая шутка: отнимать трамвайные ручки. Всем понравилось, огненно-весело распространилось по городу, полутора десятком вагонов закупорили все линии, а сотня трамваев сама уехала в парки». Так проходит первый день возмущений, пока закончившийся вничью. Солженицын пишет: «К вечеру стал восстанавливаться порядок и на Петербургской стороне и на Выборгской, снова безпрепятственно пошли по всему городу трамваи…» Признаком восстановления порядка, то есть временного возвращения к привычному образу жизни, законности и спокойствию оказывается возобновление трамвайного движения. С утра 24 февраля, однако уже очевидно, что порядок этот иллюзорен. Трамваи не ходят. Пустота питерских улиц и проспектов описана в соединении с двумя сущностными характеристиками столичного пространства — очередями за хлебом и демонстрациями: «По Большому проспекту Васильевского без трамваев далеко видны хлебные хвосты — по одну сторону и по другую.
Отметим, что шествие подменяет собой трамвайное движение, демонстранты идут прямо по трамвайным путям.
Первая русская революция в поэмах Б.Л. Пастернака "Девятьсот пятый год" и "Лейтенант Шмидт
Интеллигенция и революция в романе Пастернака “Доктор Живаго” (стр. 1 из 3). Герои романа испытываются огнем русской революции, которую Пастернак считал поворотным событием в судьбах XX века. Тем не менее Пастернак утверждал, что в этой книге «выразил всё, что можно узнать о революции самого небывалого и неуловимого». На поэта повлияли и демократические традиции русской культуры (например, позднее творчество Льва Толстого. Многие сходятся в том, что роман «Доктор Живаго» занимает центральное место в творчестве Б. Л. Пастернака.
Публицистика первых лет революции (темы, проблемы)
Пастернак был уже взрослым, но молодым, когда началась революция. Вырос он в семье культурной и интеллигентной – его отец был известный художник-портретист Леонид Пастернак, довольно близкий ко Льву Толстому и лично и по душевному настроению. ВЛИЯНИЕ ИТАЛИИ НА ТВОРЧЕСТВО ПАСТЕРНАКА Корольков Р.В. Борис Пастернак в своем знаменитом романе «Доктор Живаго» считает, что революция стала огромной трагедией в жизни русской интеллигенции, так как принесла с собой насилие и жестокость. Изображение интеллигенции и революции Б. Пастернаком (по роману «Доктор Живаго») Роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго» уже давно завоевал славу как талантливое и значительное произведение о судьбе интеллигенции в эпоху революции. Изображение интеллигенции и революции Б. Пастернаком (по роману «Доктор Живаго»). Роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго» уже давно завоевал славу как талантливое и значительное произведение о судьбе интеллигенции в эпоху революции.
Человек и революция в романе Б. Л. Пастернака “Доктор Живаго”
Так, для глав, повествующих о дореволюционной России, как верно заметил Ермолов Л. В первой части упоминается «канун Покрова», в третьей главе той же части автор говорит о «казанской, в разгар жатвы». В дальнейшем подобные упоминания уже не будут иметь место в той части произведения, в которой будут присутствовать события революции. Светоносный образ революции, в ранних этапах присутствующий на разных художественных уровнях в романе постепенно будет все сильнее видоизменяться в сторону «ужаса». На почве переосмысления революции зарождается и новый этап понимания Юрием Живаго роли поэзии. Точнее было бы сказать так: у Пастернака есть определенное понимание того, какой должна быть поэзия нового времени, она, по задумке автора-героя, должна была родиться вместе с революцией. Однако изначальные представления о революции как блага, страшного с точки зрения отказа от привычного, но величественного с точки зрения сулящего будущего, перешли к ее полному неприятию, как событию антисоциального и антидуховного. В связи с этим поменялся и принцип осмысления поэтом себя и своего творчества.
Желание создать новое искусство не ушло, даже после того, как изначальные представления о революции увенчались крахом. В качестве отличительной особенности этой поэзии должна была стать фигура Христа, ведущая к новому, она и осталась, изменился изначальный вектор, по которому должно было двигаться поэтическое искусство. Об этой разнице писал М. Слоним, рассуждая над образом главного героя: «В сущности, в его лице Пастернак ставит вопрос о творческой личности в революции, о безысходном противоречии между тем, кто утверждает свое право думать, и говорить, и жить по-своему, и стихией разрушения…». Иными словами творческая личность заняла иную сторону, не ту, которую планировала занять изначально. Если раньше поэт готов был использовать свое поэтическое слово, свой дар для воспевания всеобщей мечты, нового духовного поворота, то в дальнейшем первоначальный курс изменился. Все, все, что гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья При попытке объяснить роль поэзии в новом мире, уместно вспомнить строки Пушкина.
Ужас, который испытывает Юрий Живаго перед революцией с одной стороны, заставляет его острее чувствовать любовь к прежней жизни. Жизнь вернулась так же беспричинно, Как когда-то странно прервалась. Я на той же улице старинной, Как тогда, в тот летний день и час. А с другой стороны Юрий Живаго попадает в новую реальность, которая требует от него обрыва связей, сжигание мостов, нарушения обетов разрыв с семьей. Главный герой испытывает перелом, связанный с трагизмом раздвоения.
Вернувшись с фронта, главный герой видит отчаянное положение своих близких в холодной революционной Москве, однако ничего не может с этим поделать. С этого момента даже название романа приобретает ироничный смысл, ведь после революции доктор Живаго уже никогда не работал по призванию.
Юрий превращается в безвольную куклу в руках обстоятельств. Он боится принимать решения, не может найти работу. Его семья умудрялась выживать лишь благодаря помощи со стороны. Именно так Пастернак изображает перед читателем судьбу отдельного человека во времена исторических катаклизмов. Неглупый и талантливый Живаго просто пытается выжить в этом жестоком мире, однако его надежды на мирную жизнь с семьёй терпят крах. Юрия забирают в партизанский отряд, навсегда разлучая с женой и детьми.
И эта даль — Россия, его несравненная, за морями нашумевшая, знаменитая родительница, мученица, упрямица, сумасбродка, шалая, боготворимая, с вечно величественными и гибельными выходками, которых никогда нельзя предвидеть! О, как сладко существовать! Как сладко жить на свете и любить жизнь! О, как всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому существованию, сказать это им самим в лицо! То ли это слова Пастернака, то ли Живаго, но они слиты с образом последнего и как бы подводят итог всем его блужданиям между двумя лагерями. Итог этих блужданий и заблуждений вольных и невольных — любовь к России, любовь к жизни, очистительное сознание неизбежности совершающегося. Вдумывается ли Пастернак в смысл исторических событий, которым он является свидетелем и описателем в романе? Что они означают, чем вызваны? И в то же время он воспринимает их как нечто независимое от воли человека, подобно явлениям природы. Чувствует, слышит, но не осмысливает, логически не хочет осмыслить, они для него как природная данность. Ведь никто и никогда не стремился этически оценить явления природы — дождь, грозу, метель, весенний лес, — никто и никогда не стремился повернуть по-своему эти явления, личными усилиями отвратить их от нас. Что такое сознание? Сознательно желать уснуть — верная бессонница, сознательная попытка вчувствоваться в работу собственного пищеварения — верное расстройство его иннервации. Сознание — яд, средство самоотравления для субъекта, применяющего его на самом себе. Сознание — свет, бьющий наружу, сознание освещает перед нами дорогу, чтобы не споткнуться. Сознание — это зажженные фары впереди идущего паровоза. Обратите его светом внутрь, и случится катастрофа! По-моему, философия должна быть скупою приправою к искусству и жизни. В целом же Пастернак принимает жизнь и историю такими, какие они есть. Как всегда с ним бывало и прежде, множество мыслей о жизни личной и жизни общества налетало на него за этой работой одновременно и попутно. Он снова думал, что историю, то, что называется ходом истории, он представляет себе совсем не так, как принято, ему она рисуется наподобие жизни растительного царства.
Во-первых, роман многогранен: в нем поставлено огромное количество проблем: человек и совесть, человек и человек, человек и любовь, человек и власть, вечное и мимолетное, человек и революция, революция и любовь, интеллигенция и революция, и это еще не все. Но хотелось бы остановиться на проблеме взаимоотношения интеллигенции и революции. Перед нами род автобиографии, в которой удивительным образом отсутствуют внешние факты, совпадающие с реальной жизнью автора. Пастернак пишет о самом себе, но пишет как о постороннем человеке, он придумывает себе судьбу, в которой можно было бы наиболее полно раскрыть перед читателем свою внутреннюю жизнь. Эти слова в романе едва ли не самые важные для понимания Пастернаком революции. Во-первых, они принадлежат Живаго, им произносятся, а, следовательно, выражают мысль самого Пастернака. Во-вторых, они прямо посвящены только что совершившимся и еще не вполне закончившимся событиям Октябрьской революции. Революции нельзя избежать, в ее события нельзя вмешаться. То есть вмешаться можно, но нельзя поворотить. Читайте также: Смелость — это сопротивление страху Неизбежность их, неотвратимость делает каждого человека, вовлеченного в их водоворот, как бы безвольным. И в этом случае откровенно безвольный человек, однако обладающий умом и сложно развитым чувством, — лучший герой романа! Он видит, он воспринимает, он даже участвует в революционных событиях, но участвует только как песчинка, захваченная бурей, вихрем, метелью. Не просто ветер и вихрь, а именно метель с ее бесчисленными снежинками и пронизывающим холодом как бы из межзвездного пространства. Нейтральность Юрия Живаго в Гражданской войне декларирована его профессией: он военврач, то есть лицо официально нейтральное по всем международным конвенциям. Прямая противоположность Живаго — жестокий Антипов-Стрельников, активно вмешивающийся в революцию на стороне красных. Стрельников — воплощение воли, воплощение стремления действовать. Его бронепоезд движется со всей доступной ему скоростью, беспощадно подавляя всякое сопротивление революции. Но и он также бессилен ускорить или замедлить торжество событий. В этом смысле Стрельников безволен так же, как и Живаго. Что такое Россия для Живаго? Это весь окружающий его мир. Россия тоже создана из противоречий, полна двойственности. Живаго воспринимает ее с любовью, которая вызывает в нем высшее страдание. В одиночестве Живаго оказывается в Юрятине. Воздух весь размечен звуками. Важно Голоса играющих детей разбросаны в местах разной дальности как бы в знак того, что пространство насквозь живое. И эта даль — Россия, его несравненная, за морями нашумевшая, знаменитая родительница, мученица, упрямица, сумасбродка, шалая, боготворимая, с вечно величественными и гибельными выходками, которых никогда нельзя предвидеть! О, как сладко существовать! Как сладко жить на свете и любить жизнь! О, как всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому существованию, сказать это им самим в лицо! То ли это слова Пастернака, то ли Живаго, но они слиты с образом последнего и как бы подводят итог всем его блужданиям между двумя лагерями. Итог этих блужданий и заблуждений вольных и невольных — любовь к России, любовь к жизни, очистительное сознание неизбежности совершающегося. Вдумывается ли Пастернак в смысл исторических событий, которым он является свидетелем и описателем в романе? Что они означают, чем вызваны? И в то же время он воспринимает их как нечто независимое от воли человека, подобно явлениям природы. Чувствует, слышит, но не осмысливает, логически не хочет осмыслить, они для него как природная данность. Ведь никто и никогда не стремился этически оценить явления природы — дождь, грозу, метель, весенний лес, — никто и никогда не стремился повернуть по-своему эти явления, личными усилиями отвратить их от нас. Сознательно желать уснуть — верная бессонница, сознательная попытка вчувствоваться в работу собственного пищеварения — верное расстройство его иннервации. Обратите внимание Сознание — яд, средство самоотравления для субъекта, применяющего его на самом себе. Сознание — свет, бьющий наружу, сознание освещает перед нами дорогу, чтобы не споткнуться. Сознание — это зажженные фары впереди идущего паровоза. Обратите его светом внутрь, и случится катастрофа! По-моему, философия должна быть скупою приправою к искусству и жизни. В целом же Пастернак принимает жизнь и историю такими, какие они есть. Мы видим философию истории, помогающую не только осмыслить события, но и построить ткань романа: романа-эпопеи, романа — лирического стихотворения, показывающего все, что происходит вокруг, через призму высокой интеллектуальности. Недаром оно признано шедевром мировой литературы. И в наше время читателя интригует сюжет романа. Я прочитала его с большим удовольствием и мои взгляды на многие вещи поменялись. Пастернака «Доктор Живаго» Тема революции и гражданской войны в романе Б. Бориса Леонидовича Пастернака по праву можно называть талантливым русским писателем и поэтом XX века. Двадцать третьего октября 1958 года ему вручили Нобелевскую премию по литературе «За выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской прозы». Роман «Доктор Живаго» занимает, возможно, ведущее место в творчестве Бориса Леонидовича. Этому труду Пастернак отдал свои наилучшие годы литературной жизни и воистину сотворил творение, Ч: которым мало что можно сравнить.
Борис Леонидович Пастернак. Лекция II
В декабре 1935 года Пастернак шлёт в подарок Сталину книгу переводов Грузинской лирики и в сопроводительном письме благодарит за «чудное молниеносное освобождение родных Ахматовой» [36]. В январе 1936 года Пастернак публикует два стихотворения, обращённые со словами восхищения к И. Однако уже к середине 1936 года отношение властей к нему меняется — его упрекают не только в «отрешённости от жизни», но и в «мировоззрении, не соответствующем эпохе», и безоговорочно требуют тематической и идейной перестройки. Это приводит к первой длительной полосе отчуждения Пастернака от официальной литературы. По мере ослабевающего интереса к советской власти, стихи Пастернака приобретают более личный и трагический оттенок.
В 1936 году поселяется на даче в Переделкино , где с перерывами проживёт до конца жизни. С 1939 по 1960 год живёт на даче по адресу: улица Павленко, 3 сейчас мемориальный музей. Его московский адрес в писательском доме с середины 1930-х до конца жизни: Лаврушинский переулок, д. К концу 1930-х годов он обращается к прозе и переводам, которые в 40-х годах становятся основным источником его заработка.
Пастернак понимал, что переводами спасал близких от безденежья, а себя — от упрёков в «отрыве от жизни», но в конце жизни c горечью констатировал [39] , что «… полжизни отдал на переводы — своё самое плодотворное время». По протекции драматурга Переца Маркиша , уезжавшего в Ташкент , Пастернак сумел снять небольшую угловую комнату на втором этаже дома банковского служащего Василия Вавилова улица Володарского, 75. В 1990 году в этой квартире был организован Мемориальный музей Бориса Пастернака. Помогал денежно многим людям, в том числе репрессированной дочери Марины Цветаевой — Ариадне Эфрон.
В 1943 году выходит книга стихотворений « На ранних поездах », включающая четыре цикла стихов предвоенного и военного времени. Послевоенные годы В 1946 году Пастернак познакомился с Ольгой Ивинской 1912—1995 , и она стала «музой» поэта. Он посвятил ей многие стихотворения. До самой смерти Пастернака их связывали близкие отношения.
В 1952 году у Пастернака произошёл первый инфаркт, описанный в стихотворении «В больнице»: «О Господи, как совершенны Постели, и люди, и стены, Ночь смерти и город ночной…» Положение больного было серьёзным, но, как Пастернак написал 17 января 1953 года Нине Табидзе, его успокаивало, что «конец не застанет меня врасплох, в разгаре работ, за чем-нибудь недоделанным. То немногое, что можно было сделать среди препятствий, которые ставило время, сделано перевод Шекспира, Фауста, Бараташвили » [40]. Доктор философских наук Евгений Громов , рассказывая о телефонном разговоре Сталина с Пастернаком по поводу судьбы Осипа Мандельштама, делал акцент на высокой оценке политиком поэта, на желании Пастернака поговорить со Сталиным не только о Мандельштаме, но и «о жизни и смерти» услышав эти слова, Сталин повесил трубку , а также о разрешении секретаря Сталина Пастернаку открыто рассказывать о телефонной беседе с вождём [41]. Сталин и дело Мандельштама 1934 года» в своей монографии «Поэт и Царь: Из истории русской культурной мифологии Мандельштам, Пастернак, Бродский » посвятил этим событиям литературовед, исследователь русского литературного модернизма и авангарда Глеб Морев [42].
Английский историк, писатель и журналист, доктор философии по истории, специализирующийся на истории Российской империи и СССР, Саймон Себаг-Монтефиоре в своей монографии «Молодой Сталин» рассказывает, что в 1949 году к официальному празднованию 70-летию Сталина член Политбюро ЦК КПСС Лаврентий Берия поручил лучшим переводчикам, в том числе Борису Пастернаку и Арсению Тарковскому , подготовить подарочное русское издание стихотворений, созданных Сталиным в 1895—1896 годах. Им не сказали, кто автор, но один из поэтов оценил их как достойные Сталинской премии первой степени, правда, Саймон Себаг-Монтефиоре предполагал, что, вероятно, он догадался о личности их автора. В разгар проекта работа была прекращена. Саймон Себаг-Монтефиоре утверждал, что Сталин хотел, чтобы история запомнила его как лидера революции и руководителя советского государства, а не как поэта-подростка из Грузии [43].
Профессор кафедры мировой литературы и культуры Московского государственного института международных отношений Министерства иностранных дел Российской Федерации Дмитрий Быков в книге «Борис Пастернак», вышедшей в серии « Жизнь замечательных людей » в 2007 году, по другому излагает легендарную, по его убеждению, историю попытки публикации книги стихов Сталина и роли Бориса Пастернака в ней. В его версии Сталин лично показал Пастернаку некую подборку стихотворений в русских переводах и спросил его мнение о стихах. Пастернак якобы сказал, что стихи посредственные. После этого издание было остановлено [44].
Пастернак и Грузия Впервые интерес Пастернака к Грузии [45] проявился в 1917 году, когда было написано стихотворение « Памяти Демона », в котором зазвучала навеянная творчеством Лермонтова кавказская тема. В октябре 1930 года Пастернак познакомился с приехавшим в Москву грузинским поэтом Паоло Яшвили. В июле 1931 года по приглашению П. Леонидзе , С.
Чиковани , Ладо Гудиашвили , Николо Мицишвили и другими деятелями грузинского искусства. Впечатления от трёхмесячного пребывания в Грузии, тесное соприкосновение с её самобытными культурой и историей оставили заметный след в духовном мире Пастернака. Яшвили, что будет писать о Грузии [46]. В августе 1932 года вышла книга «Второе рождение» [47] с включённым в неё циклом «Волны», полным восторга: …Мы были в Грузии.
Помножим Нужду на нежность, ад на рай, Теплицу льдам возьмём подножьем, И мы получим этот край… В ноябре 1933 года Пастернак совершил вторую поездку в Грузию, уже в составе писательской бригады Н. Тихонов , Ю. Тынянов , О. Форш , П.
Павленко и В. В 1932—1933 годах Пастернак увлечённо занимался переводами грузинских поэтов.
Это весь окружающий его мир.
Россия тоже создана из противоречий, полна двойственности. Живаго воспринимает ее с любовью, которая вызывает в нем высшее страдание. В одиночестве Живаго оказывается в Юрятине.
И вот его чрезвычайно важные размышления-чувства: «…весенний вечер на дворе. Воздух весь размечен звуками. Голоса играющих детей разбросаны в местах разной дальности как бы в знак того, что пространство насквозь живое.
И эта даль — Россия, его несравненная, за морями нашумевшая, знаменитая родительница, мученица, упрямица, сумасбродка, шалая, боготворимая, с вечно величественными и гибельными выходками, которых никогда нельзя предвидеть! О, как сладко существовать! Как сладко жить на свете и любить жизнь!
О, как всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому существованию, сказать это им самим в лицо! То ли это слова Пастернака, то ли Живаго, но они слиты с образом последнего и как бы подводят итог всем его блужданиям между двумя лагерями. Итог этих блужданий и заблуждений вольных и невольных — любовь к России, любовь к жизни, очистительное сознание неизбежности совершающегося.
Вдумывается ли Пастернак в смысл исторических событий, которым он является свидетелем и описателем в романе? Что они означают, чем вызваны? И в то же время он воспринимает их как нечто независимое от воли человека, подобно явлениям природы.
Чувствует, слышит, но не осмысливает, логически не хочет осмыслить, они для него как природная данность. Ведь никто и никогда не стремился этически оценить явления природы — дождь, грозу, метель, весенний лес, — никто и никогда не стремился повернуть по-своему эти явления, личными усилиями отвратить их от нас. Во всяком случае, без участия воли и техники мы не можем вмешиваться в дела природы, как не можем просто стать на сторону некой «контрприроды».
В этом отношении очень важно следующее рассуждение о сознании: «…Что такое сознание? Сознательно желать уснуть — верная бессонница, сознательная попытка вчувствоваться в работу собственного пищеварения — верное расстройство его иннервации. Сознание — яд, средство самоотравления для субъекта, применяющего его на самом себе.
Сознание — свет, бьющий наружу, сознание освещает перед нами дорогу, чтобы не споткнуться. Сознание — это зажженные фары впереди идущего паровоза.
В романе главная действующая сила — стихия революции. Сам же главный герой никак не влияет и не пытается влиять на нее, не вмешивается в ход событий.
Взять и разом артистически вырезать старые вонючие язвы! Простой, без обиняков, приговор вековой несправедливости, привыкшей, чтобы ей кланялись, расшаркивались перед ней и приседали». В том, что это так без страха доведено до конца, есть что-то национально близкое, издавна знакомое. Что-то от безоговорочной светоносности Пушкина, от невиляющей верности фактам Толстого… Главное, это гениально!
Если бы перед кем-нибудь поставили задачу создать новый мир, начать новое летосчисление, он бы обязательно нуждался в том, чтобы ему сперва очистили соответствующее место. Он бы ждал, чтобы сначала кончились старые века, прежде чем он приступил к постройке новых, ему нужно было бы круглое число, красная строка, неисписанная страница. Это небывалое, это чудо истории, это откровение ахнуто в самую гущу продолжающейся обыденщины, без наперед подобранных сроков, в первые подвернувшиеся будни, в самый разгар курсирующих по городу трамваев. Это всего гениальнее.
Так неуместно и несвоевременно только самое великое». Эти слова в романе едва ли не самые важные для понимания Пастернаком революции. Во-первых, они принадлежат Живаго, им произносятся, а следовательно, выражают мысль самого Пастернака. Во-вторых, они прямо посвящены только что совершившимся и еще не вполне закончившимся событиям Октябрьской революции.
И в-третьих, объясняют отношения передовой интеллигенции и революции: «…откровение ахнуто в самую гущу продолжающейся обыденщины…» Революция — это и есть откровение, и как и всякая данность, не подлежит обычной оценке, оценке с точки зрения сиюминутных человеческих интересов. Революции нельзя избежать, в ее события нельзя вмешаться. То есть вмешаться можно, но нельзя поворотить. Неизбежность их, неотвратимость делает каждого человека, вовлеченного в их водоворот, как бы безвольным.
И в этом случае откровенно безвольный человек, однако обладающий умом и сложно развитым чувством, — лучший герой романа! Он видит, он воспринимает, он даже участвует в революционных событиях, но участвует только как песчинка, захваченная бурей, вихрем, метелью. Примечательно, что у Пастернака, как и у Блока в «Двенадцати», основным образом — символом революционной стихии — является метель. Не просто ветер и вихрь, а именно метель с ее бесчисленными снежинками и пронизывающим холодом как бы из межзвездного пространства.
Нейтральность Юрия Живаго в Гражданской войне декларирована его профессией: он военврач, то есть лицо официально нейтральное по всем международным конвенциям. Прямая противоположность Живаго - жестокий Антипов-Стрельников, активно вмешивающийся в революцию на стороне красных.
Оно состоит в том, чтобы воспринимать историю, каковая она есть, не ввязываясь в нее, не стараясь трансформировать ее. Подобная точка зрения позволяет познать события революции беспристрастно. Изуверства белых и красных соперничали по жестокости, попеременно возрастая одно в ответ на другое, точно их перемножили». Нужда и разлад изгоняют семейство Живаго из обжитого московского дома на Урал. Самого Юрия берут в плен красные партизаны, он принужден против своего желания принимать участие в вооруженной борьбе. Любимая Живаго Лара проживает в абсолютной подчиненности от произвола меняющих друг друга властей, давно уже готовая к тому, что ее в любой час могут призвать к ответу за мужа, давным-давно уже покинувшего их с дочерью.
Жизненные и созидательные силы Живаго затухают, поскольку он не может примириться с обманом, который чувствует вокруг себя. Невозвратимо покидают окружавшие доктора люди: кто в небытие, кто за границу, кто в другую, новую жизнь. Интерлюдия кончины Живаго становится апогеем в романе. В трамвайном вагоне у доктора возникает сердечный приступ. Он попал в неисправный вагон, на который все время сыпались несчастья…» Перед читателем олицетворение задохнувшейся жизни, задохнувшейся вследствие того, что очутилась в той полосе исторических экзаменов и катаклизмов, которая вошла в жизнь России с 1917 года. Этот венец подготавливался всем развитием романа. На всем его простирании и герой, и сам автор воспринимали события как произвол над жизнью. Причастность к революции выражалась как синтезирование несовместимого: правота расплаты, греза о справедливости и разрушения, узколобость, неотвратимость жертв.
На финальных страницах романа уже спустя пятнадцать лет после кончины героя вырисовывается дочь Живаго, Татьяна. Обратите внимание Она заимствует качества Юрия Андреевича, но ничего не знает о нем: «…ну, конечно, я девушка неученая, без папы, без мамы, росла сиротой». Заранее летом 1917 года Живаго прогнозировал: «…очнувшись, мы уже больше не вернем утраченной памяти. Мы забудем часть прошлого и не будем искать небывалому объяснения…». Однако роман увенчивается монологом автора, принимающим этот мир, каковой бы он в настоящий момент ни был. Жизнь в самой себе дышит начатками неизбежного обновления, независимостью и гармонией. Это своего рода следствие любви к жизни, к России, к данной реальности, какой бы она ни была. О, как всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому существованию, сказать это… на исходе тягчайшей зимы 1920 года».
Эти мировоззренческие размышления проявляются и в цикле стихов, венчающих роман. Роман «Доктор Живаго» как произведение русской и мировой литературы 2. Юрий Андреевич Живаго — представитель интеллигенции в романе Литература 1. Этому произведению Пастернак посвятил свои лучшие годы литературной жизни и действительно создал шедевр, равного, которому нет. Да, по гениальности и мастерству написания с этим романом, мало какие произведения могут сравниться. Но я бы хотел остановиться на проблеме взаимоотношения интеллигенции и революции. Диапазон оценок романа велик, что понятно, когда речь идет о произведении, не вписывающемся в привычный круг литературных представлений. Сам Борис Леонидович считал свой роман первой настоящей работой.
Борис Леонидович отдавал себе прямой отчет в том, что романом отныне круто менял весь маршрут своей жизни, свою судьбу, но у него вырвалось наружу «желание начать договаривать до конца…» Пастернак ощущал неправедность своего спокойного существования в условиях тоталитарной власти и хотел эту несправедливость искупить. Важно Создание романа — сознательная жертва — недаром первым из сочиненных стихов Юрия Андреевича — «Гамлет» насыщенно новозаветным смыслом. Лихачев уверен, что автор Пастернак пишет о самом себе, но пишет как о постороннем, он придумывает себе судьбу, в которой можно было бы наиболее полно раскрыть перед читателем свою внутреннюю жизнь, что жизнь Юрия Андреевича Живаго — это альтернативный вариант жизни самого Пастернака. Доктор Живаго — выразитель сокровенного, лирический герой Пастернака, который и в прозе остался лириком. Реальная биография Бориса Леонидовича не давала ему возможности высказать до конца всю тяжесть положения между двумя лагерями в революции. В романе эта двойственность замечательно показана в сцене сражения между партизанами и белыми. Доктор Живаго ранит одного из юнцов Белой армии, а затем находит и у этого бойца и у убитого партизана один и тот же 90-й псалом, по представлениям того времени, оберегавший от гибели. Живаго переодевает белого солдата в одежду партизана, выхаживает его, зная намерение парня после поправки вернуться в армию Колчака.
Он лечит Человека. В «Докторе Живаго» же Пастернак взглянул на события гражданской войны с позиции «неприсоединившегося» интеллигента. Почему — то ее принято изображать как торт с кремом…» — это из слов автора о своем романе. Юрий Андреевич — человек твердых убеждений, основу которых составляет взгляд на человека, как на высшую ценность жизни. Гуманистические принципы доктора ставят его выше того выбора, перед которым встает бессильный Мечик, включившийся в схватку, и не способный на жертвенность. Живаго не принимает законы этой схватки, обрекающей народ на несчастья и лишения. Читайте также: Какие причины могут привести человека к измене? С этим связано определенное понимание героем своего долга, оказывающегося сильнее личных симпатий: доктор с одинаковой заботой выхаживает раненых партизан и Сережу Ранцевича, добровольца колчаковской армии, видя в них, прежде всего страдающих людей.
У Пастернака одна из центральных проблем романа — незащищенность творческой личности, проблема свободолюбивой, ответственной личности, утверждающей, а не разрушающей жизнь. Совет Писатель убеждает нас в том, что интеллигенция в 20-е годы «колебаться» могла только в сторону неприятия революции. Вот только характеры этого неприятия различны: один доказывает этим свою несостоятельность, другой, наоборот демонстрирует незыблемость своих взглядов. События Октябрьской революции входят в Живаго так же, как входит в него сама природа. Он их воспринимает, как нечто независимое от воли человека, подобно явлениям природы. Сегодня, спустя многие десятилетия, трудно уже сказать, что же дала она, во имя чего лилась кровь, разделилась страна, возникло огромное русское зарубежье. Вероятно, она была неизбежна, иного стране не было дано.
Публицистика первых лет революции (темы, проблемы)
Человек и революция в романе б. л. пастернака доктор живаго Раздел: Остальные рефераты Тип: сочинение. При этом в несколько лет, прожитых доктором Живаго в разгар революции, Пастернак вмещает свой жизненный и духовный опыт за гораздо больший срок, чуть ли не за все послеоктябрьское время. Именно так Пастернак видит революцию в своем романе. Почему творчество Пастернака так высоко ценили за границей и не оценили “дома”? Второй этап творчества Б. Л. Пастернака относится к периоду создания сборника «Сестра моя — жизнь», который был опубликован в 1922 г. По мнению самого автора, именно это событие стало становлением его как поэта, он характеризовал его как «поэтическое рождение». Этому произведению Пастернак посвятил свои лучшие годы литературной жизни и, действительно, создал шедевр, равного которому нет.