Фото александра сладкова в грозном 1995

Статья о военном журналисте Александре Сладкове, его репортажах из Чечни, фильмах о второй чеченской кампании, хрониках боевых действий и героях войны. Читать онлайн книгу «Грозный. Буденновск. Цхинвал. Донбасс» автора Александра Сладкова. Простая регистрация на сайте. Александр Сладков – самый опытный и известный российский военный корреспондент. Известный военный корреспондент ВГТРК, много лет освещающий донбасскую войну, Александр Сладков опубликовал пост к годовщине начала первой Чеченской войны.

Первая чеченская война в фотографиях Эдварда Оппа и Александра Неменова

От автора: В ЭТОМ ФИЛЬМЕ – СОБРАНЫ ВСЕ ГЛАВНЫЕ СОБЫТИЯ ВТОРОЙ ЧЕЧЕНСКОЙ КАМПАНИИ. Почему мы победили международный терроризм в Чечне? Я за Чечню говорю, не. Чеченец укрывается за танком во время уличных боев в Грозном. 1 января. Группа чеченских боевиков проходит мимо тел двух солдат, которые были убиты во время неудачного штурма Грозного. Aлeкcaндp Baлepьeвич Cлaдкoв poдилcя 1 aпpeля 1966 гoдa в ceмьe oфицepa Coвeтcкoй Apмии в пгт Moнинo Щёлкoвcкoгo paйoнa Mocкoвcкoй oблacти, нынe гopoдcкoй oкpyг Щёлкoвo Mocкoвcкoй oблacти. ЯНВАРЬ В ГРОЗНОМ. Видео от военкора Александра Сладкова. Часть четвёртая. Четвёртая из шести частей хроники январского Грозного (1995). Откровения полковника, и откровения морпеха.

Фильм А Сладкова- Дорога в ад- о штурме Грозного в 1994- 1995 г.

самый опытный и известный российский военный корреспондент. У него своя еженедельная программа на ТВ, из горячих точек не вылезает. Грозный 1995 г ХРОНИКА ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ без Александра Сладкова. Aлeкcaндp Baлepьeвич Cлaдкoв poдилcя 1 aпpeля 1966 гoдa в ceмьe oфицepa Coвeтcкoй Apмии в пгт Moнинo Щёлкoвcкoгo paйoнa Mocкoвcкoй oблacти, нынe гopoдcкoй oкpyг Щёлкoвo Mocкoвcкoй oблacти. Прошло время, и уже сегодня Александр Сладков – известный военный корреспондент с большим количеством премий и наград, в его послужном списке — уникальные, сильные репортажи», — отметил ВКонтакте глава Невинномысска, Герой России Михаил Миненков. Фото: Сергей Ашлапов за сутки до гибели. Фото Александра Степанович Ашлапов27.04.1956 – 06.08.1996Родился в семье боевого офицера в городе Краснотуранск Красноярского а военного началась в 1973 году: поступил в Омское.

Репортаж чечня - 89 фото

Бои за больничный комплекс Сладков, январь 1995 На его глазах подбивают танк, к которому на помощь устремляется другая машина. Этот и другие эпизоды боя не попали в выпуски новостей и документальные фильмы. Снимает репортер Александр Сладков, бегает под огнем.

Нос машины задирается, как у глиссера на волнах.

Мы со своим скарбом сползаем к корме. БМП набирает скорость, как на соревнованиях. Пять минут — все!

Резко выдохнув, выскакиваю наружу. Чуть не сказал «на свежий воздух». В нос бьет резкая пороховая вонь.

Кругом жуткий грохот. Полковник Скопенко хрипит: — Не стоять! Давай, давай быстрее, вот туда, в подвал!

Бегу по битому кирпичу, спотыкаясь о пустые и полные цинки, скольжу по россыпям гильз и пулеметным лентам. Раздолбанная пятиэтажка. В стенах дырки.

Окон нет. Ни одного. Вместо них чернеют проемы.

У входа в подвал солдат. Он прячется, лишь иногда аккуратно выглядывая на улицу. На приклад намотан жгут.

Ватник заправлен в брюки от афганки-эксперименталки, а брюки в свою очередь заправлены в сапоги. Поверх ватника — постромки-подтяжки. На руках перчатки.

Собран, глаза злые. Это не просто часовой — это боец, в любую секунду готовый стрелять. И убивать.

По темноте спускаемся вниз, проходим через большую комнату. На стуле неизвестно для кого работающий видик. Люди вповалку спят на бетонном полу.

Пробираемся через хозяйство разведчиков, боясь в темноте на кого-нибудь наступить, бросаем вещи, берем с собой только камеру. Улица, свет бьет в глаза, быстро перебегаем, за белое одноэтажное здание. Через сектор смерти.

Сюда достают снайперы. Больничный комплекс — огромный двор. Грязь вперемешку с битым асфальтом.

Тут и там по углам бронетехника. Скопенко начинает экскурсию. Склад боеприпасов.

Мои глаза привыкают к ландшафту, выхватывают детали. Вот на земле валяется маленький игрушечный танк. Заводская металлическая копия размером с коробку из-под ботинок.

Рядом точно такой же в натуральную величину. Кормой к оконному проему. Оттуда экипажу подают боекомплект.

Никаких тебе «Иванов, распишись! Один боекомплект! Механ и наводчик грузятся под завязку.

Скопенко ныряет в развалины, исчезает. В двадцати метрах от нас минометчики. Их позиция прикрыта стеной и, кажется, не простреливается.

Две глубокие ямы. Стволы, что из них торчат, грохают и дымят. Рядом сидит лейтенант.

В роскошном кресле, нога на ногу. Ножки кресла грациозно изогнуты и вдавлены в грязь. Яркая изумрудная ткань, которой обиты сиденье и спинка, диссонирует с окружающей черно-белой картинкой.

Бойцы дергают шнуры стоя. Широко расставив ноги. С усилием.

Как будто тянут канаты от огромных колоколов. Минометы стреляют. Не пускают мины, не грохают, а именно стреляют.

Как из большого ружья. Звук такой. А к стволам уже снова бегут солдаты, держа в руках пузатенькие мины, похожие на маленькие авиационные бомбы.

Шарахают так, что дома трясутся! На голове у лейтенанта черная шапочка с надписью «Менатеп». На руках черные вязаные перчатки с обрезанными пальцами.

В правой руке сигарета. Время от времени он берт в руки телефонную трубку и кричит что есть мочи: — Я «Срез-один», слушаю тебя, «Маузер»! В этот момент он похож на злого прораба, которому на стройку опять не завезли цемент.

Иди скажи, что у нас осталось всего двадцать мин с основными зарядами. Вадик снимает без перерыва. Он презирает штатив.

Прилаживает камеру на ящиках от снарядов, на вывороченных из земли бетонных кусках фундамента. Кук вертится вокруг камеры. То, стараясь не мешать Хромой Молнии, вскинет вверх какой-то лючок, что-то подкрутит, видимо, регулируя звук.

То достанет тряпочку бархатную и, высунув от усердия язык, протирает объектив. У них-то работа идет. А у меня?

Что я понял? Что я узнал об этой войне за эти два дня? Как в пыльный мешок попал.

Что там? А еще душно! Я ни хрена не понимаю, что происходит!

На нем штатский коричневый свитер, камуфляжные брюки с подтяжками-лямками. Не обращая внимания на пальбу и грохот, глядя в зеркало, он правит ножницами свои тоненькие усики. Критически осматривает свой портрет, поворачивается к лейтенанту и спрашивает совершенно обыденным тоном: — Ну и сколько времени?

Минометчики тут же прекращают стрельбу и садятся чистить штык-ножами картошку. Горит костер. Вместо мангала — железная бутылочная тара из-под кефира.

На ней огромная выварка с кипящей водой. В ней уже капуста и макароны. Минут двадцать — и минометчики, вытерев руки бумагой для чистки оружия, садятся обедать.

Они переливают часть варева в маленькую алюминиевую кастрюльку и черпают ложками уже из нее. Обед, в общем. Рядом автоматная трескотня.

В соседних кварталах взрывы. Как будто на землю плашмя падают огромные листы железа — ни разу такого звука не слышал. Проявляется наш грозный полковник Скопенко.

Наверное, вот так же, пригнувшись, перебежками передвигались и наши деды. По Сталинграду, по Берлину. Но ведь Грозный — наш город!

Почему мы, российская армия, прячемся по подвалам, почему бегаем от снайперов, хотя уже скоро неделя, как войска в Грозном. Пора бы уже прихлопнуть бандюков и мятежников. Скопенко начинает экскурсию: — Это республиканский больничный комплекс.

Мы вошли сюда в новогоднюю ночь и удерживали его, как могли. Не удалось. Сейчас они обстреливают нас и пытаются прорваться через наши позиции на танках, вон оттуда, из-за Сунжи, из Бароновки, в сторону дворца, на помощь своим.

Линия фронта метрах в трехстах отсюда. Вон там Дворец. И в нем чеченцы.

Наша задача — удержать этот больничный комплекс. Расширить фланги.

Еще вчера худо-бедно, но работавшие механизмы вертикали власти вдруг перестали существовать, а максимум хаоса проявился тут же в самом слабом звене — бывшей Чечено-Ингушской АССР.

Надо понимать, что после восстановления в середине 1950-х годов автономии и возвращения чеченцев и ингушей из ссылки вайнахи так и не были полностью интегрированы в советское общество. Стычки с русским населением происходили постоянно, начиная с 1957 года. Социальная интеграция чеченцев была минимальной, среди вайнахов устойчиво сохранялись средневековые социальные отношения, включая сложное переплетение тейповой системы и религиозных орденов — вирдов.

Жизнь, особенно в сельской местности, подчинялась полуподпольным авторитетам из числа тейповой знати и шейхов двух основных суфийских орденов — Кадирийя и Накшбандия. КГБ СССР пытался купировать отрицательные эффекты, но со временем бороться с этим просто бросили, ограничившись «профилактикой», то есть, на практике — показухой. Неформальные механизмы организации жизни вайнахов к 1991 году привели и к созданию мощной подпольной структуры с элементами мафиозности — единственной в своем роде на территории РСФСР.

Нигде, кроме как в Чечне, не сформировалась столь эффективная подпольная система самоорганизации общества. Общенациональный конгресс чеченского народа ОКЧН возник в ноябре 1990 года как будто из ниоткуда. До сих пор идут праздные споры, кто именно был его идеологом и вдохновителем.

Просто как-то вдруг так случилось, что в эстонский город Тарту к командиру 326-й дивизии стратегических бомбардировщиков ВВС СССР генералу Джохару Дудаеву зачастили делегации странных людей в папахах с белыми и зелеными лентами, а по всей Чечне вдруг те же старцы с папахами с лентами и с обнаженными саблями кругами забегали в зикрах — ритуальных суфийских танцах, доводящих своей монотонностью до экстатического, полубессознательного состояния. Дудаева, живущего на всем готовом в Эстонии, заочно избирают председателем Исполнительного комитета Чеченского национального съезда ЧНС , а в мае 1991 года он, уволившись из уже российской армии, приезжает в Чечню, где все те же пожилые люди с седыми бородами и в папахах встречают его как мессию. Этот заговор имел все признаки родовой травмы.

У ОКЧН вообще не было никакой идеологии или программы. Единственной реальной его задачей было захватить власть в Чечне, а дальше — посмотрим. Никто не только публично не провозглашал независимость Чечни, но даже кулуарно не говорил об этом.

Агрессия была направлена исключительно против местных органов власти, которые за горбачевский период были сильно «чеченизированы». В советское время первым секретарем Чечено-ингушского обкома в обязательном порядке был русский, председателем Верховного совета — чеченец, а главой Совмина — ингуш. Это «ливанское» распределение власти хоть как-то поддерживало баланс сил, хотя саму проблему не устраняло.

При Горбачеве в рамках «демократизации» решили сделать акцент на национальных кадрах, и впервые в истории ЧИ АССР первым лицом в республике стал чеченец, Доку Завгаев, что сразу же обрушило всю формальную систему управления. Подпольная же, альтернативная система власти получила в лице Завгаева и его клана конкретного врага. Потому первоначальными лозунгами, которые провозглашал в том числе и Джохар Дудаев, были вариации на тему «долой коррумпированную власть».

А поворотным пунктом «чеченской революции» стал захват правительственных зданий в Грозном 6 сентября 1991 года. По факту никто там никого не поддерживал. Некоторые участники тех событий считают, что война началась не в декабре 1994 года, а именно 6 сентября 1991-го, когда «восставший свободолюбивый народ» в лице накшбандийской бедноты выкинул из окна председателя горсовета Грозного Виталия Курченко, которого можно считать первой жертвой развязанного ОКЧН террора.

Тогда новая Россия была президентско-парламентской республикой, и такое было возможно. С удовольствием узнал об отставке Председателя ВС республики. Возникла наконец благоприятная политическая ситуация, когда демократические процессы, происходящие в республике, освобождаются от явных и тайных пут...

Дудаев проводит довольно странные выборы, избирается президентом, объявляет о выходе Чечни из состава России и в марте 1992 года принимает конституцию Ичкерии республику попутно переименовали, возродив к жизни средневековое название небольшой области на востоке Чечни, откуда происходил тукхум Нашхо, к тейпу Цечой которого и принадлежал Дудаев. В этой конституции Ичкерия характеризовалась как «светское государство», но отказывалась подписывать с Москвой союзный договор. Москва смотрела на все это с удивительным безразличием.

Занятая собственными проблемами, федеральная власть о Чечне в этот период просто «забыла». Проникавшие оттуда новости попадали в разряд криминальной хроники и не более того. Люди сокрушались, печально качали головами, но в Москве события в Чечне и вокруг нее проходили в разделе «межнациональные отношения», а не как государственная проблема стратегического характера, грозившая развалом страны.

Соответственно, и занимались ею с 1991 по 1994 год, а то и далее, люди случайные, сгруппировавшиеся вокруг Госкомитета, а затем Министерства по делам национальностей и узкой группы советника Ельцина по межнациональным отношениям Эмиля Паина. В 1996 году он и вовсе стал руководителем Рабочей группы при президенте РФ по завершению боевых действий и урегулированию ситуации в Чеченской Республике. Попытки представить Дудаева как жесткого лидера, который при прочих равных мог бы стать «другом России», несостоятельны.

Никогда он не проявлял жесткости по отношению к своим распоясавшимся соплеменникам, а вот запретить в Чечне показ мультфильма «Ну, погоди! В этом была вся его мифическая жесткость, и это на заметку тем, кто сейчас ругает Рамзана Кадырова за то, что тот постоянно держит Чечню в тонусе, в том числе и довольно специфическими методами. Именно в дудаевской Ичкерии окончательно победил бандитский образ жизни, разрушились общепринятые нормы морали, а республика превратилась в «территорию команчей», в которой процветало рабство и криминал.

Вайнахское общество буквально за полтора—два года деградировало до средневекового состояния. Наружу вылезли ранее глубоко запрятанные за советской системой самые негативные стороны традиционного образа жизни. По данным Валерия Тишкова, за 1990-е годы в Чечне в рабстве побывало около 46 тысяч человек.

Похищение людей стало одной из основных «отраслей экономики», наряду с торговлей наркотиками, изготовлением фальшивых денег и знаменитыми аферами с авизо. Полностью остановилась работа Северо-Кавказской железной дороги — после того, как число ограбленных поездов перевалило за тысячу, а убитых железнодорожников — за сотню. Чечню покинуло все оставшееся в живых невайнахское население, преимущественно русские и казаки, а также армяне и евреи, которые стали беженцами в собственной стране.

В старой советской бандитской структуре чеченцев практически не было в силу их специфического менталитета — они отрицали бандитскую иерархию и «понятия». А после 1992 года «беспредельщики» из Чечни заполонили крупные российские города.

Мне в детстве, казалось что именно там находится ад.

Все эти новостные зарисовки, снова проносились в моей памяти, когда я читала обо всем происходящем как бы "изнутри". Знаете, мне до сих пор не привычно думать о Грозном, как о мирном городе, это где-то на подкорке мозга отложилось, что там - война. Я, даже была в….

«Так надоело это всё»: Что стало с парнем из знаменитого видео штурма Грозного

Наши, местные чеченцы. Подъезжают ночью к жилым домам. На самоходке. И начинают стрелять по военным. Постреляют, постреляют — и назад. А военные давай бить артиллерией! А в домах-то люди. В подвалах! Переходит дорогу женщина. Аккуратное пальто, элегантно поднятый меховой воротник. Большой вязаный берет.

В одной руке чемодан. Другой рукой прижимает к груди малышку. У той во рту соска, на груди слюнявчик. Как будто ее минуту назад кормили. В мирное время военные то и дело учатся выживать: изучают оружие, его поражающие факторы… Копают на полигонах окопы, делают друг другу учебные перевязки. А на войне под ударом оказываются гражданские — тетки, бабки, дети, деды… Путаются во время боев под ногами. На их дома сыплются бомбы. Во дворах взрываются мины. Их убивают в первую очередь. А военным заниматься гражданскими некогда.

Воевать надо. В пятидесяти метрах от минометчиков выносной пост. Лицо у солдата угрюмое, черное от пороха и недосыпания. Автомат он прижимает к груди, как ребенка. А что я могу поделать? Помолчав, пожевав губами неожиданно добавляет: — Хочется… пристрелить. У штаба Рохлина — БМП. Одной задней дверцы нет. Рядом полковник. Небольшого роста.

Глядит исподлобья. Голос хриплый. Зам комкора. Вы что тут в тылу жметесь? Ну-ка, давайте в машину! Ничего себе в тылу. А куда ж мы поедем, если здесь все в крови и постоянно стреляют! Я заглядываю в десантный отсек. И там кровь. Целая лужа.

И еще какие-то фрагменты внутренностей на дне. Как будто, извините, свинью разделали. Я-то понимаю, кровь человеческая. Сюда раненых в этом отсеке везли, а теперь, обратно, с оказией нас захватить решили. Полковник командует: — Вперед на Больничный комплекс! Там наша передовая! Кряхтя залезаем, стараясь не хлюпать ботинками в этой страшной луже. Нос машины задирается, как у глиссера на волнах. Мы со своим скарбом сползаем к корме. БМП набирает скорость, как на соревнованиях.

Пять минут — все! Резко выдохнув, выскакиваю наружу. Чуть не сказал «на свежий воздух». В нос бьет резкая пороховая вонь. Кругом жуткий грохот. Полковник Скопенко хрипит: — Не стоять! Давай, давай быстрее, вот туда, в подвал! Бегу по битому кирпичу, спотыкаясь о пустые и полные цинки, скольжу по россыпям гильз и пулеметным лентам. Раздолбанная пятиэтажка. В стенах дырки.

Окон нет. Ни одного. Вместо них чернеют проемы. У входа в подвал солдат. Он прячется, лишь иногда аккуратно выглядывая на улицу. На приклад намотан жгут. Ватник заправлен в брюки от афганки-эксперименталки, а брюки в свою очередь заправлены в сапоги. Поверх ватника — постромки-подтяжки. На руках перчатки. Собран, глаза злые.

Это не просто часовой — это боец, в любую секунду готовый стрелять. И убивать. По темноте спускаемся вниз, проходим через большую комнату. На стуле неизвестно для кого работающий видик. Люди вповалку спят на бетонном полу. Пробираемся через хозяйство разведчиков, боясь в темноте на кого-нибудь наступить, бросаем вещи, берем с собой только камеру. Улица, свет бьет в глаза, быстро перебегаем, за белое одноэтажное здание. Через сектор смерти. Сюда достают снайперы. Больничный комплекс — огромный двор.

Грязь вперемешку с битым асфальтом. Тут и там по углам бронетехника. Скопенко начинает экскурсию. Склад боеприпасов. Мои глаза привыкают к ландшафту, выхватывают детали. Вот на земле валяется маленький игрушечный танк. Заводская металлическая копия размером с коробку из-под ботинок. Рядом точно такой же в натуральную величину. Кормой к оконному проему. Оттуда экипажу подают боекомплект.

Никаких тебе «Иванов, распишись! Один боекомплект! Механ и наводчик грузятся под завязку. Скопенко ныряет в развалины, исчезает. В двадцати метрах от нас минометчики. Их позиция прикрыта стеной и, кажется, не простреливается. Две глубокие ямы. Стволы, что из них торчат, грохают и дымят. Рядом сидит лейтенант. В роскошном кресле, нога на ногу.

Ножки кресла грациозно изогнуты и вдавлены в грязь. Яркая изумрудная ткань, которой обиты сиденье и спинка, диссонирует с окружающей черно-белой картинкой. Бойцы дергают шнуры стоя. Широко расставив ноги. С усилием. Как будто тянут канаты от огромных колоколов. Минометы стреляют. Не пускают мины, не грохают, а именно стреляют. Как из большого ружья. Звук такой.

А к стволам уже снова бегут солдаты, держа в руках пузатенькие мины, похожие на маленькие авиационные бомбы. Шарахают так, что дома трясутся! На голове у лейтенанта черная шапочка с надписью «Менатеп».

Очень просто. Достаточно отправить заявку на наш электронный адрес mail 29ru. После модерации заявки в течении 24 часов Ваша лента новостей начнёт транслироваться в разделе Вашего города. Все новости в нашей ленте новостей отсортированы поминутно по времени публикации, которое указано напротив каждой новости справа также как и прямая ссылка на источник информации.

Заглядываю в операторскую. Темная комната, похожая на заводской класс для инструктажа по технике безопасности. Операторов человек пять. Ветераны цеха. Кто-то играет в шахматы, кто телевизор смотрит. Все в ожидании вызова на съемку. В воздухе прямо-таки витает: «Хоть бы не меня! Так сказать, без огонька на работе. И тут я: «Добрый день. Надо в Грозный. Кто поедет? Ноль внимания. Даже головы никто не повернул. Такое впечатление, что я не туда попал. Да… Шахматисты уткнулись в доску. У телевизора так сосредоточились, будто что-то важное передают. Остальные делают вид, что они вообще не отсюда: газеты перебирают, книжки листают. Так, все понятно… Это как в электричке — пьяный к женщине пристает, а у всех вокруг ну столько важных дел, что отвлечься некогда. У меня самого в жизни будет всякое. Иной раз буду отправлять в район боевых действий оператора с инженером. А сам оставаться в лагере, в безопасности. Мол, для меня работа и здесь сегодня найдется. И все это будут видеть, подкалывать… Всякое случится — потом. А сейчас… С кем ехать? Два оператора, что работали со мной в Чечне этой осенью и в начале зимы, тоже отказываются. В Грозном — ад. Новогодняя ночь. Ельцин народ поздравил, и тут началось! В новостях: все горит, трупы, развалины, «Аллах Акбар», и наши солдатики — грязные, перепуганные. Кто ж туда захочет… Я выхожу. На улице снег. На горизонте появляется Вадик Андреев, оператор. Мысленно присуждаю ему приз в номинации «самая неподходящая кандидатура для поездки в Чечню». Постаревший Портос. Отвисший живот, вес за сто пятьдесят. Длинные седые волосы. Ни в один танк не влезет! При ходьбе у Вадика правая стопа уходит чуть в сторону.

Поверх ватника — постромки-подтяжки. На руках перчатки. Собран, глаза злые. Это не просто часовой — это боец, в любую секунду готовый стрелять. И убивать. По темноте спускаемся вниз, проходим через большую комнату. На стуле неизвестно для кого работающий видик. Люди вповалку спят на бетонном полу. Пробираемся через хозяйство разведчиков, боясь в темноте на кого-нибудь наступить, бросаем вещи, берем с собой только камеру. Улица, свет бьет в глаза, быстро перебегаем, за белое одноэтажное здание. Через сектор смерти. Сюда достают снайперы. Больничный комплекс — огромный двор. Грязь вперемешку с битым асфальтом. Тут и там по углам бронетехника. Скопенко начинает экскурсию. Склад боеприпасов. Мои глаза привыкают к ландшафту, выхватывают детали. Вот на земле валяется маленький игрушечный танк. Заводская металлическая копия размером с коробку из-под ботинок. Рядом точно такой же в натуральную величину. Кормой к оконному проему. Оттуда экипажу подают боекомплект. Никаких тебе «Иванов, распишись! Один боекомплект! Механ и наводчик грузятся под завязку. Скопенко ныряет в развалины, исчезает. В двадцати метрах от нас минометчики. Их позиция прикрыта стеной и, кажется, не простреливается. Две глубокие ямы. Стволы, что из них торчат, грохают и дымят. Рядом сидит лейтенант. В роскошном кресле, нога на ногу. Ножки кресла грациозно изогнуты и вдавлены в грязь. Яркая изумрудная ткань, которой обиты сиденье и спинка, диссонирует с окружающей черно-белой картинкой. Бойцы дергают шнуры стоя. Широко расставив ноги. С усилием. Как будто тянут канаты от огромных колоколов. Минометы стреляют. Не пускают мины, не грохают, а именно стреляют. Как из большого ружья. Звук такой. А к стволам уже снова бегут солдаты, держа в руках пузатенькие мины, похожие на маленькие авиационные бомбы. Шарахают так, что дома трясутся! На голове у лейтенанта черная шапочка с надписью «Менатеп». На руках черные вязаные перчатки с обрезанными пальцами. В правой руке сигарета. Время от времени он берт в руки телефонную трубку и кричит что есть мочи: — Я «Срез-один», слушаю тебя, «Маузер»! В этот момент он похож на злого прораба, которому на стройку опять не завезли цемент. Иди скажи, что у нас осталось всего двадцать мин с основными зарядами. Вадик снимает без перерыва. Он презирает штатив. Прилаживает камеру на ящиках от снарядов, на вывороченных из земли бетонных кусках фундамента. Кук вертится вокруг камеры. То, стараясь не мешать Хромой Молнии, вскинет вверх какой-то лючок, что-то подкрутит, видимо, регулируя звук. То достанет тряпочку бархатную и, высунув от усердия язык, протирает объектив. У них-то работа идет. А у меня? Что я понял? Что я узнал об этой войне за эти два дня? Как в пыльный мешок попал. Что там? А еще душно! Я ни хрена не понимаю, что происходит! На нем штатский коричневый свитер, камуфляжные брюки с подтяжками-лямками. Не обращая внимания на пальбу и грохот, глядя в зеркало, он правит ножницами свои тоненькие усики. Критически осматривает свой портрет, поворачивается к лейтенанту и спрашивает совершенно обыденным тоном: — Ну и сколько времени? Минометчики тут же прекращают стрельбу и садятся чистить штык-ножами картошку. Горит костер. Вместо мангала — железная бутылочная тара из-под кефира. На ней огромная выварка с кипящей водой. В ней уже капуста и макароны. Минут двадцать — и минометчики, вытерев руки бумагой для чистки оружия, садятся обедать. Они переливают часть варева в маленькую алюминиевую кастрюльку и черпают ложками уже из нее. Обед, в общем. Рядом автоматная трескотня. В соседних кварталах взрывы. Как будто на землю плашмя падают огромные листы железа — ни разу такого звука не слышал. Проявляется наш грозный полковник Скопенко. Наверное, вот так же, пригнувшись, перебежками передвигались и наши деды. По Сталинграду, по Берлину. Но ведь Грозный — наш город! Почему мы, российская армия, прячемся по подвалам, почему бегаем от снайперов, хотя уже скоро неделя, как войска в Грозном. Пора бы уже прихлопнуть бандюков и мятежников. Скопенко начинает экскурсию: — Это республиканский больничный комплекс. Мы вошли сюда в новогоднюю ночь и удерживали его, как могли. Не удалось. Сейчас они обстреливают нас и пытаются прорваться через наши позиции на танках, вон оттуда, из-за Сунжи, из Бароновки, в сторону дворца, на помощь своим. Линия фронта метрах в трехстах отсюда. Вон там Дворец. И в нем чеченцы. Наша задача — удержать этот больничный комплекс. Расширить фланги. Прочесать хорошенько все, что позади. И дом за домом захватывать город. С трудом выдергивая ноги из грязи, двигаем за Скопенко. У стены пехота. Человек пятнадцать. Грязные и усталые. Шлемы поверх зимних шапок. Поглядывают на нас, курят, стискивая зубы, двигают желваками. А в глазах какая-то зависть. Вы-то, мол, ребята, идете, куда вам надо. А куда мы пойдем через пять минут, одному Богу известно. За четырехэтажным полуразрушенным зданием бойцы, как муравьи, волокут объемные картонные коробки с «гуманитаркой». Скопенко останавливает одного. Разрывает, показывает. Смотри: футболка, шапочка, мыльно-рыльные принадлежности… Даже «Фанта» есть! Спускаемся в очередной подвал. На стене написано «255 мсп». И стрелка нарисована. Навстречу выходит худой высокий офицер. Рыжая щетина, кадык торчит.

📸 Дополнительные видео

  • Сладков, Александр Валерьевич — Википедия
  • НОВОСТИ. BEST:
  • «Меня назначили комбригом случайно»
  • Начало первой чеченской войны. Репортажи Александра Сладкова | Как Чечня едва не развалила Россию
  • Смотрите также
  • Об этом я должен сказать: военкор А. Сладков о первой Чеченской войне : nnils — LiveJournal

Программа чечне - 79 фото

Рамзан Кадыров заседание оперштаба. Рамзан Кадыров 1994. Арма 2 чеченцы. Арма 2 Чеченская война. Арма 2 моды Чечня. Командиры 245 МСП.

Милиция Чеченской Республики Ичкерия. Полиция Чечни. МВД Чечни. Чеченские полицейские. Бамут Чечня.

Бамут 1996. Первая Чеченская война 1994-1996. Чеченская Республика 1994. Чечня 2000-2002. Северо-кавказский федеральный округ карта.

Карта Северо Кавказского федерального округа России. Административная карта Северо-Кавказского федерального округа. Чеченская Республика Грозный мечеть. Грозный Сити мечеть. Чеченская Республика Грозненский центр.

Грозный 2013. Население Грозного Чеченской Республики. Жители Грозного. Грозный город жители. Путин в Чечне 1999.

Чеченская Республика война 1999. Путин на войне в Чечне. Беркут Чечня. Berkut Чечня. Организация Беркут в Чечне.

Директор Беркут Грозный-. Война на Северном Кавказе 1994-1996. Гид Магомед. Чечня туризм. Программа отражение.

Отражение на ОТР 17. Чеченский школьник. Школьники Чечни. ЕГЭ Чеченская Республика. ЕГЭ В Чечне.

Горячие точки Чечня Афган. Афганистанская и Чеченская война. Афганистан Чечня война. Чеченская и Афганская война годы. Владимир Веленгурин Чечня.

Росич Чечня 1995. Псковский десант 6 рота высота 776. Подвиг 6 роты псковских десантников. Подвиг псковских десантников в Чечне. Подвиг роты псковских десантников.

Виктор Скопенко, зам. Почти 1,5 часа хроники. Больничный комплекс, Консервный завод, Толстой-Юрт. Самоходчик со скрина в начале пятого видео.

This collection contains the output of many Archive Team projects, both ongoing and completed.

Thanks to the generous providing of disk space by the Internet Archive, multi-terabyte datasets can be made available, as well as in use by the Wayback Machine , providing a path back to lost websites and work. Our collection has grown to the point of having sub-collections for the type of data we acquire. If you are seeking to browse the contents of these collections, the Wayback Machine is the best first stop. Otherwise, you are free to dig into the stacks to see what you may find.

Stimul Наемники из Подмосковья в Грозном.

Бои за больничный комплекс Сладков, январь 1995 На его глазах подбивают танк, к которому на помощь устремляется другая машина. Этот и другие эпизоды боя не попали в выпуски новостей и документальные фильмы.

Фильмы александра сладкова про чечню

  • Детство, юность, семья
  • Александр Сладков - биография, новости, личная жизнь
  • Редкое видео из Грозного. Декабрь 1994 года. - Русский киевлянин пишет из Петербурга. — LiveJournal
  • Титулы, награды и премии
  • Фотохроника Чеченских войн - Форум для мужчин
  • Боевой комендант Сергей Ашлапов |

"Главное ковры!" Грозный. Январь 1995 г. ( 45 фото )

страница 1 текста книги: я корреспондент нью-йоркской армейской газеты „Горн“. Теперь вроде как в Грозный, в ставку командующего 8‑м армейским корпусом генерала Рохлина, на консервный завод. «» записала воспоминания Баталова о первых боях в Грозном, просчетах разведки, трусости офицеров, вранье журналистов, знаменитом интервью Александру Невзорову и о том, как приходилось зарываться в пепел, чтобы выжить. Снимает репортер Александр Сладков, бегает под огнем. Один солдат рассказывает про бои с наемниками, 50% из них: из Подмосковья, Магнитогорска и Саратовской области (ведут бои на стороне чеченцев).

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий