Апрель октябрь

October & April. Сингл 2009 года от The Rasmus с участием Анетт Олзон.

октябрь - апрель

Песня была записана в то же время, что и другие песни из последнего студийного альбома группы Black Roses , но не была включена, поскольку не соответствовала концепции альбома. Вместо этого позже он был выпущен на новом сборнике группы Best of 2001—2009.

Как в детстве, время не в счёт, Только мне взглядом скажи: Бейся, как в берег волна, Надо успеть всё постигнуть сполна, Ведь ничто в этом мире не вечно. Ночь, ночь тенью густой.

Песчинок в часах не сыплется рой, Звёзды в небе сгорят беспечно.

Its length is 30 days. April is commonly associated with the season of spring in the Northern Hemisphere , and autumn in the Southern Hemisphere , where it is the seasonal equivalent to October in the Northern Hemisphere and vice versa. History[ edit ] April, Brevarium Grimani, fol. Since some of the Roman months were named in honor of divinities, and as April was sacred to the goddess Venus , her Veneralia being held on the first day, it has been suggested that Aprilis was originally her month Aphrilis, from her equivalent Greek goddess name Aphrodite Aphros , or from the Etruscan name Apru. Jacob Grimm suggests the name of a hypothetical god or hero, Aper or Aprus.

It became the fourth month of the calendar year the year when twelve months are displayed in order during the time of the decemvirs about 450 BC, when it was 29 days long.

А теплого, не пасмурного дня, Боюсь, вам не дождаться до апреля. И мы, с тоскою глядя на прогноз, Трем варежкой почти отмерзший нос. Ведь солнце по-весеннему сверкает! Когда все то, что в зиму намело, В лучах его стремительно растает? Придется потерпеть вам до апреля.

Rasmus, The - October And April

В целом, "Октябрь и Апрель" изображает токсичные и разрушительные любовные отношения, которые одновременно завораживают и опасны. Песня подразумевает, что, несмотря на осознание негативных последствий, эти люди не могут устоять перед притяжением, которое они чувствуют друг к другу. Столкновение света и тьмы, ненависти и любви, а также контрастные эмоции, выраженные на протяжении всей песни, подчеркивают сложность и интенсивность их отношений. Это толкование смысла было написано ИИ. Помогите улучшить его с помощью ваших отзывов 0.

Вместе с тем, ООО «АдвМьюзик» не является владельцем, администратором или хостинг-провайдером сайта, не размещает, и не влияет на размещение на сайте любых авторских произведений и фонограмм.. По вопросам, связанным с использованием контента заявленных выше Правообладателей, просьба обращаться на support advmusic.

Потом в изоляторе раздевали до белья, а пол был из котельного железа. Топить в изоляторе не полагалось. Так что выгода была именно в «плеске». Заключенный обычно падал сам, не стараясь устоять на ногах, пустив в ход все ресурсы своего вестибулярного аппарата, чтоб не портить массовой статистики результатов применения волосатого кулака коменданта Нестерова. Изолятор был грозен не только холодом и голодом. Там не разрешалось громко говорить, иначе дневальный из заключенных, какой-то бытовик — не то осетин, не то грузин поставит мелом крест на двери, это значило, что тебя не будут кормить совсем. В этом ШИЗО я побывал всего год спустя — вряд ли за год что-нибудь изменилось. Нас повели в барак, новый барак для 10-й роты. Вся лагерная жизнь тогдашняя была построена по принципу: арестант — не человек. Об этом говорят и одежда, и режим, и обращение.

Новое решение «перековки» было построено как раз на обратном — подчеркнуть, что заключенный — человек, что ничто человеческое ему не чуждо. Закладывался Вишерский комбинат. Инженер Покровский, работавший как заключенный в тридцатом году, говорил, что за свою жизнь он не встречал столь четкой организации строительства, снабжения, ровного дыхания производства. Возможно, однако, это ровное дыхание обеспечивалось ненужными жертвами людей. Все служило плану. И тем самым превращало план — в обман. После месяца общих работ на лесоскладе и лесозаводе меня взяли на канцелярские работы сначала табельщиком, а потом нарядчиком в лагере. Начальником отдела труда, который потом был превращен в УРЧ, был Николай Иванович Глухарев, черноморский матрос, осужденный за какое-то военное преступление на три года. Заместителем его был Козубский, хитрый хохол, хорошо грамотный; дела я его не знаю. Срок трехлетний подходил у него к концу.

Заместителем по учету был у Глухарева человек, чью фамилию я не могу вспомнить, а картотетчиком группы учета, отгороженной высокой глухой стеной от прочего отдела, был Олешко-Ожевский — один из лидеров украинской интеллигенции [4]. Его заместителем был Володенков — тоже блатарь, который тоже бежал тем же летом двадцать девятого года. В какой-то должности в отделе труда работал Руденко, жандармский полковник. Управделами был Маржанов Федор Петрович, седой старик шестидесяти лет — один из двух десятилетников, которые были тогда на Вишере. Маржанов Федор Петрович Блатарь один безрукий, без левой руки — и Маржанов. Дел в апреле у Маржанова было не очень много. Поговорить, поучить старик очень любил. Однажды Матвеев, ленинградский блатарь, нарядчик третьей роты, в споре сказал: «Вы, наверное, Федор Петрович — в полиции служили? Маржанов закричал, посинел, бросился на Матвеева по-блатному душить и кусать, крича, задыхаясь: — Мальчишка! Дворянин не мог служить в полиции!

Бараки не могли больше принимать людей, и для обслуживания комбината была выстроена за проволокой зоны четвертая рота-барак с четырехэтажными нарами, которые потом я нигде, кроме Колымы, не встречал. В этой роте — я был ее нарядчиком — было 800 человек списочного состава. В лагере были осужденные по 58-й статье — за службу в охранке. Количество заключенных в Вишерских лагерях в день моего приезда было около двух тысяч человек. Лагерные бараки, стандартные по 250 человек, назывались «арестантскими ротами». Большинство заключенных имело срок три года и меньше, человек сто из пятьдесят восьмой статьи имело срок в пять лет. Двое имели десятилетний — блатарь, у которого была замена высшей меры — расстрела, и дворянин Маржанов Федор Петрович — десять лет. Допуск 58-й статьи к работе привилегированной, облегченной, был совершенно запрещен. Разрешалось лишь в тех случаях, если по своему здоровью он нуждается в легкой работе. Первая — инвалиды.

Все заключенные два раз в год — весной и осенью — проходили перекомиссование. Устанавливали новые категории. Первой категории — инвалидов — в лагере было очень много. Это были саморубы, членовредители, тяжелые цинготники, инвалиды с культями после тяжелых обморожений. Цинга была эпидемией, новым бедствием. Многие вырвались из лап цинги, навсегда сохранив синие, фиолетовые пятна на коже, контрактуры. Цинготники, саморубы жили в отдельных бараках, лагерь старался разгрузиться от них.

Очень нравится, что описываются, казалось бы, такие мелочи, как запах весны, и теплый вечер, и влюбленные, тихо прощающиеся в здании аэропорта… Из этих мелочей и складывается ткань произведения, делая его таким притягательным Гл. Удивительно, я будто сама чувствую ощущение легкого теплого ветра на своих щеках. Завтрак в маленьком кафе был очаровательным, а официант поразил Беллу своей проницательностью. Иногда судьба так сильно хочет тебя с кем-то познакомить, что ты получаешь внушительный толчок в спину и еле удерживаешься на ногах, что готова убить… Но только до той минуты, пока не попадешь в плен его глаз.

The Rasmus - October April

Так оглядывается назад октябрь. Апрель хрупок, апрель ярок, апрель ждет счастья. Заглядывает в него, забегает вперед, и дарит, дарит осени сверкающие капли тепла. октябрь и апрель и другие музыкальные треки в хорошем качестве (128-320kbps). He was like frozen sky In October night Darkest cloud endless storm Raining from his heart Coldest month, deepest blue Tearing down the spring October and April.

THE RASMUS ft. ANETTE OLZON - October and April (перевод)[на русском языке] FATALIA

По вопросам, связанным с использованием контента заявленных выше Правообладателей, просьба обращаться на support advmusic. По вопросам, связанным с использованием контента Правообладателей, не имеющих Лицензионных Договоров с ООО «АдвМьюзик», а также по всем остальным вопросам, просьба обращаться в службу технической поддержки сайта на mail lightaudio.

Сетевая литература от А до Я. Включен в перечень социально значимых интернет-ресурсов России. Отправляя любой текст через специальные формы на сайте, вы соглашаетесь с политикой конфиденциальности данного сайта.

Вместо этого позже он был выпущен на новом сборнике группы Best of 2001—2009. Он также был выпущен в виде собственной цифровой загрузки 17 ноября 2009 года.

В табличной форме отображение данных наиболее структурировано с точки зрения визуального восприятия математических, физических, конструкционных или иных сведений. На этой странице представлена таблица месяцев года январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь.

Применяется для обучения школьников и в бухгалтерии.

The Rasmus -October

октябрь и апрель и другие музыкальные треки в хорошем качестве (128-320kbps). Прорываясь через холод. October and April. Октябрь и апрель. He was like frozen sky. Он был как замерзшее небо. In October night. В октябрьскую ночь. И тает всё, чего коснётся Апрель Он тьмою был, застившей небо Холодной ночью октября. Разбудит звонкую капель -. И тает всё, чего коснётся. Апрель Он тьмою был, застившей небо. Холодной ночью октября. И сердце хмурое ослепло. От бесконечного дождя. October & April на русский язык She was like April sky Sunrise in her eyes Child of light Shining star Fire in her. Самый яркий день, плавя снег Прорывание через холод Октябрь и апрель.

The Rasmus ft. Anette Olzon - October & April (Feat. Anette Olzon)

Песня была записана в то же время, что и другие песни из последнего студийного альбома группы Black Roses, но не была включена, поскольку не соответствовала концепции альбома. Вместо этого позже он был выпущен на новом сборнике группы Best of 2001—2009.

Строгость — особенность арестантской одежды подчеркивалась. Пайка хлеба 800 граммов, которые дневальный барака раскладывал за ночь по местам. Никаких краж хлеба. Вот это-то обстоятельство и родило столь печальное блатное сказание о тюремной, лагерной пайке. Конечно, кто побогаче, тот кто имел деньги на текущем счету — вместо них по образцу тюрьмы давалась квитанция, откуда ларечник красными чернилами, отпуская товар в магазине, списывал определенную сумму, а остатком заключенный мог распоряжаться сам. Никаких других расчетов лагерей с заключенными не было. Все через эту запись.

В лагере принимались деньги в ход, но официально могли получать только расчет по квитанции — чисто тюремный, следственный способ. Когда этот стиль стал ломаться под напором жизни в конце двадцать девятого года, в обращение были введены лагерные боны за подписью Глеба Бокия — талоны в 5 копеек, 10 копеек, пятьдесят копеек и один рубль. Упустить боны Глеба Бокия — значит закрыть глаза на валюту чуть не всей страны. В 1930-м году в Березниках для заключенных действовала именно эта валюта Бокия, и рубль в лагерном магазине стоил вдвое и втрое дороже вольного рубля. Но это все было после, а от лагеря первых лет советской власти остался именно вот такой квитанционный расчет. Завмаг справлялся с работой, пока не было много людей. Никаких сдельных работ для заключенных не было. Административные должности могли занимать только осужденные за бытовое преступление.

Приходя на обед с работы, все входили в свой же барак, где дневальные, обычно из блатарей, разливали по мискам из бачка суп. Суп тоже варился по бутырскому принципу — два дня рыбных, два мясных, один овощной; все это варилось на большой кухне общественного барака и черпалось раздатчиками рот, тащившими обед в барак. Никаких столовых не было. Была в зоне столовая для вольнонаемных, куда никогда никакой заключенный не допускался. Посылки, если они получались с воли, раздавались на вахте после проверки. Впоследствии даже из посылок был сделан чувствительный рычаг давления на производительность труда. После опроса каждого прибывшего — есть ли у него жалобы — комендант, вольнонаемный и партийный товарищ Иван Николаевич Нестеров, приступил к беседе с пятью беглецами, которых поймали соликамские чалдоны и которых отдали оперативникам. Начальник конвоя Щербаков вел их в голове конвоя под отдельной охраной.

Иван Николаевич Нестеров, крупный мужчина с огромными волосатыми кулаками, в красноармейской форме с черными петлицами и нашивками, был в благодушии. Еще бы, его потери уменьшились; баланс списочного состава восстановлен. Беглец сам не помнил себя от счастья. Иван Николаевич развернулся и треснул своим волосатым кулаком по подставленному рылу арестанта. Беглец рухнул — из щеки текла кровь, он выплеснул зубы. С одного раза — с ног! Иван Николаевич ткнул ногой беглеца. Следующий выдвинул лицо перед грозным взглядом.

После пятого плеска Иван Николаевич вытер кулак чистейшим носовым платком. Бляди действительно понимали выгоды. Эти четыре месяца на голодном карцерном пайке в триста граммов при кружке воды могли нанести серьезный ущерб здоровью больше, чем от «плеска» — волосатого кулака коменданта. Потом в изоляторе раздевали до белья, а пол был из котельного железа. Топить в изоляторе не полагалось. Так что выгода была именно в «плеске». Заключенный обычно падал сам, не стараясь устоять на ногах, пустив в ход все ресурсы своего вестибулярного аппарата, чтоб не портить массовой статистики результатов применения волосатого кулака коменданта Нестерова. Изолятор был грозен не только холодом и голодом.

Там не разрешалось громко говорить, иначе дневальный из заключенных, какой-то бытовик — не то осетин, не то грузин поставит мелом крест на двери, это значило, что тебя не будут кормить совсем. В этом ШИЗО я побывал всего год спустя — вряд ли за год что-нибудь изменилось. Нас повели в барак, новый барак для 10-й роты. Вся лагерная жизнь тогдашняя была построена по принципу: арестант — не человек. Об этом говорят и одежда, и режим, и обращение. Новое решение «перековки» было построено как раз на обратном — подчеркнуть, что заключенный — человек, что ничто человеческое ему не чуждо. Закладывался Вишерский комбинат. Инженер Покровский, работавший как заключенный в тридцатом году, говорил, что за свою жизнь он не встречал столь четкой организации строительства, снабжения, ровного дыхания производства.

Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных.

He further states that the month was named after a goddess Eostre whose feast was in that month. It is also attested by Einhard in his work, Vita Karoli Magni. In Slovene , the most established traditional name is mali traven, meaning the month when plants start growing. In Ancient Rome , the festival of Cerealia was held for seven days from mid-to-late April, but exact dates are uncertain. Feriae Latinae was also held in April, with the date varying. Floralia was held April 27 during the Republican era , or April 28 on the Julian calendar , and lasted until May 3.

Расмус, "Октябрь и апрель"

October & April. October & April. И если между апрелем и октябрём разрыв составляет 5 месяцев, то следующим в этом ряду будет месяц, отстоящий от октября на 5 + 1 = 6. Это май. October & April онлайн на портале Текст и видео клип на песню October & April. October & April в mp3 на телефон или пк. Перед скачиванием трек можно послушать бесплатно в режиме онлайн на DriveMusic. He was like frozen sky In October night Darkest cloud endless storm Raining from his heart Coldest month, deepest blue Tearing down the spring October and April.

The rasmus october and april

Перевод текста песни October & April - The Rasmus, Anette Olzon песня финской рок-группы The Rasmus с участием Анетт Олзон из Nightwish.
октябрь - апрель синь небес, птиц рассветный хор. Пыл весны, солнца блеск, сердце как костер. Яркий день топит снег, гонит прочь метель. Октябрь и апрель.
October & April Артур Багинский. И еще более миллиона треков бесплатно на RealMusic.
Перевод песни The Rasmus - October and April | SeWeb вики | Fandom October And April (оригинал The Rasmus) Октябрь и апрель (перевод Dan_UndeaD из Northrend) i She was like April sky Sunrise in her eyes Child of light, shining star Fire in her heart Brightest day.

Вишера. Апрель — октябрь

Оригинальный текст и слова песни October and April: Перевод: Октябрь и Апрель Она была апрельским небом, В её глазах горел свет утренней зари. Октябрь и апрель прослушать онлай и скачать в mp3 формате, а также здесь можно найти видеоролик и слова к этой композиции. На странице представлены текст и перевод с английского на русский язык песни «October & April (Feat. Anette Olzon)» из альбома «Best of 2001-2009» группы The Rasmus. Октябрь и апрель. Октябрь: Ты апрельское небо, Яркий солнечный день, В твоем голосе словно звучит капель, Дитя света и солнца, ты такая одна, Я буду вечно любить тебя. Погода в Апреле в октябре: температура воздуха, количество солнечных дней, осадки, давление и влажность. Ярчайший день, растапливающий снег, Пробирается сквозь мороз, Октябрь и апрель Он был морозным небом В октябрьской ночи.

The Rasmus and Nightwish - October and April текст песни

Ярчайший день, растапливающий снег, Пробирается сквозь мороз, Октябрь и апрель Он был морозным небом В октябрьской ночи. На этой странице вы можете бесплатно скачать песню "October & April (Feat. Октябрь и апрель прослушать онлай и скачать в mp3 формате, а также здесь можно найти видеоролик и слова к этой композиции. October & April. October & April. В период с октября 1943 по апрель 1944 года были выпущены марки, посвященные 25–летию Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи. Артур Багинский. И еще более миллиона треков бесплатно на RealMusic.

Текст песни The Rasmus feat Annette Olzon - October and April

Комментарии Комментарий слишком короткий. Введите хотя бы 25 символов. ООО «АдвМьюзик» заключил лицензионные соглашения с крупнейшими российскими правообладателями на использование музыкальных произведений.

Наступило лето, и трехмиллионный город — дорогой, вылинявший, насыщенный электричеством, которое то и дело разряжалось вспышками уличного насилия, — нервничал из-за того, что предпринятое под давлением союзников наступление русских войск Керенского — Брусилова на фронте захлебнулось. Похоже, «расхлябанная революция», как называл ее сам Ленин, уже не столько заряжала политиков энергией, сколько подавляла и утомляла; и неудивительно, что все, у кого были такие возможности, стремились уехать из «пекла» на дачу; взял да и уехал из города и Ленин. Этот странный предыюльский маневр имеет несколько объяснений. Самое экзотическое состоит в том, что Ленин — германский агент — нарочно уезжает из Петрограда прямо перед готовящимся с его ведома восстанием, чтобы технические большевистские структуры за это время овладели городом, после чего он, Ленин, вернулся бы на все готовое. Версия не имеет документальных подтверждений и не соответствует дальнейшему поведению Ленина. Версия «официальная» состоит в том, что Ленин поехал на дачу к Бончу «в связи с крайним переутомлением»; и хотя выглядит это блажью — как так: революция в разгаре, а он опять уехал загорать и купаться, в принципе, ленинский отъезд на «отдых» летом 1917-го не противоречит его обыкновению время от времени устраивать себе «детокс-каникулы».

Одна даже и эта склонность вряд ли объясняет тот факт, что еще в 20-х числах июня Ленин съехал с квартиры сестры и поселился у отца Елены Стасовой на Фурштадской: «в связи с тем, — сообщает Биохроника, — что ему было небезопасно оставаться в квартире М. Елизаровых» «потому что ему нельзя было оставаться на квартире Ульяновых», — уклончиво говорит Стасова. Но переезд из конспиративной, по сути, квартиры в отдаленную дачную местность в таком контексте выглядит попыткой не поправить «пошатнувшееся здоровье» — а уберечься от некоей угрозы. В воспоминаниях Троцкого, что характерно, Нейвола называется «временным финляндским убежищем» — что косвенно свидетельствует о существовании какой-то опасности; по-видимому, — документы опубликовали к 40-летию революции — большевикам стало известно о формировании в Петрограде антиленинского заговора сербских офицеров; один из этих сербов сообщал: «Здесь создан клуб, задача которого — арестовать и убрать с этого света Ленина и его главных агитаторов, всего двенадцать человек… Сейчас началось наступление, а эти люди суются в военные дела». Заговор разворачивался с санкции контрразведки и Временного правительства; иностранцев поддерживали экипировкой и деньгами, кормили и обещали, в случае успеха, заплатить крупные суммы. Видимо, именно поэтому Ленин выезжает из Петрограда 29 июня — в аккурат перед демонстрацией, которая ему не нравилась и которую он, похоже, не мог контролировать, — уезжает «конспиративно»: в компании младшей сестры и Демьяна Бедного, который достал где-то автомобиль; сначала они доехали до домика правдинского ариона — а оттуда прошли пешком к своим друзьям Владимиру Дмитриевичу и Вере Михайловне, которые нашли Ленина похудевшим и крайне уставшим. Сейчас станция Мустамяки, в 60 километрах от Петрограда, вокруг которой сто лет назад существовала небольшая дачная колония, называется Горьковское: там были дачи Горького, Леонида Андреева, Демьяна Бедного; как и очень многое на Карельском перешейке, дача не сохранилась. Это была Финляндия; и Ленин интересовался не столько политикой, сколько смежными областями: стоимостью еды — чтобы щепетильно разделить с хозяевами расходы — и урожайностью финской земли: еще до того, как стать директором совхоза «Лесные поляны», Бонч-Бруевич экспериментировал в области любительской агрономии.

Особое впечатление на Ленина произвели рассказы о регулярных, по пять раз за лето, визитах инструктора «от полуправительственного общества огородников», который «бесплатно дает советы, как и что лучше делать, чего опасаться, сообщает, когда могут быть морозы, появилась ли гусеница или какой червь и как с ними бороться». Осмыслять потоки новой информации о войне финнов с насекомыми Ленин предпочитал в озере, где, похоже, и проводил большую часть времени. Чересчур энергичная манера Ленина держаться на воде — даже выступление российской женской сборной по синхронному плаванию не вызвало бы, судя по отчету Бонча, у дачников такого интереса, как заплывы его приятеля — привлекла к Ленину всеобщее внимание. Бончу даже пришлось соврать, что это «моряк Балтийского флота, родственник мой… приехал отдохнуть, да вот увидел родную стихию и, как утка, сейчас в воду… По нашим местам понеслась молва о прекрасном пловце — офицере Балтийского флота, и я к ужасу своему заметил на другой день, что в часы купания гуляющих на берегу озера стало больше». Еще большее впечатление на самого Бонча произвели ленинские выходы ню из вод озера: тот казался ему похожим на Иоанна Крестителя — и наводил на мысли следующего характера: «Мы, ничтожные и суетные, недостойны того, чтобы развязать ремень у его ноги, хотя так часто мним о себе высоко и надменно». Бонч был профессиональным религиоведом и одним из авторов посмертного культа Ленина; тем любопытнее его «ранние» замечания на эту тему. Еще интереснее реакция самого Ленина на обстановку, сложившуюся на пляже: он обращает внимание на то, что «купающихся мало, они жмутся к кустам и стесняются». Нижеприведенный диалог приятелей, касающийся особенностей устройства купального отдыха, свидетельствует о том, что на самом деле занимало Ленина: — Вот за границей, — сказал он, — уже иначе.

Там нигде нет такого простора. Но, например, в Германии, на озерах такая колоссальная потребность в купании у рабочих, у гуляющей по праздникам публики, а в жаркое лето ежедневно, что там все купаются открыто, прямо с берега, друг около друга, и мужчины, и женщины. Разве нельзя раздеться аккуратно и пойти купаться без хулиганства, а уважая друг друга? Купающиеся должны организоваться, выработать правила, обязательные для всех. Помилуйте, за границей же купаются вместе сотни и тысячи людей, не только в костюмах, но бывает и без костюмов, и однако никогда не приходится слышать о каких-либо скандалах на этой почве. С этим надо решительно бороться… Нам предстоит большая работа за новые формы жизни, без поповской елейности и ханжества скрытых развратников. История с купальщиками да и огородниками крайне замечательна вот в каком отношении. По ней видно, что Ленина в тот момент отчаянно интересуют любые формы самоорганизации граждан.

Он напряженно сканирует пространство вокруг себя в поисках каких-то возникших в ходе политической ферментации — когда старые структуры либо исчезли, либо работали неэффективно — органов самоуправления. По сути, мы углядели, пусть в карикатурно-сниженной форме — идеал Ленина: самоорганизующееся общество купальщиков, которые в состоянии сами, без государства и бюрократии, выработать себе правила — и которые сами будут защищать их соблюдение. Общество должно дорасти до такой модели, выработать культуру поведения для своих членов — и следить за тем, не нарушается ли она. К чему мы приходим, пристально вглядевшись в эти пляжные силуэты? Правильно: к «Государству и революции». Эту маленькую — сотня страничек — книжечку Ленин написал в первые восемь месяцев 1917 года; весьма вероятно, это наиболее драгоценные во всем 55-томнике страницы. Если хотя бы на секунду «забыть» про существование этого текста, все представления о Ленине окажутся заведомо искаженными, превратными; этот текст — ключ не только к его политической деятельности, но и к его личности — стержнем которой обычно называют одержимость властью, волю к власти, стремление добиться власти любой ценой, любыми средствами. Труд этот очень нехарактерен для Ленина: это не коллекция секретов партстроительства, не учебник по искусству восстания, не аналитический очерк современной политики.

Однако именно здесь объясняется смысл революционной деятельности: как на самом деле выглядит марксистский «конец истории», чем именно заменять старый, обреченный на разрушение, мир. Троцкий не ради красного словца писал про «перевооружение», которое Ленин осуществил в 1916—1917 годах «Он к этому готовился. Свою сталь он добела нагревал и перековывал в огне войны» — и которое «при данных условиях мог произвести один лишь» он. Перевооружение это — Ленин не из тех, кто пил из сомнительных колодцев, — было стопроцентно марксистским. По сути, Ленин умудрился набрать таких цитат из Маркса и Энгельса, после которых весь «социализм» выглядит совсем не так, как его представляли все остальные на протяжении десятилетий. Разумеется, в эту книжку встроен и красный светодиод, который тревожно мигает: мир, ставший продуктом деятельности ленинской партии, вроде как руководствовавшейся этой книжечкой, катастрофически не похож на тот, что описан в «ГиР». Однако «ГиР» доказывает и другое: хотя Ленин несет ответственность за то, куда мы попали, неверно ставить знак равенства между тем, что он планировал, и тем, чем занималась его партия после его смерти. Курьез в том, что в «ГиР» партия не упоминается, и, похоже, политическая философия Ленина не подразумевает партию как обязательный элемент общества.

Если у вас есть возможность прочесть только один ленинский текст, то лучше выбрать именно его. Это библия коммуниста — но и книжечка для «всех», важная именно для «читателей со стороны» — потому что обывателю, воспитанному на «Собачьем сердце», кажется, что «диктатура пролетариата» — идиотская, заведомо ведущая к экономической разрухе, низкой производительности труда, засилью номенклатуры, тотальной некомпетентности и ограничению элементарных гражданских свобод, к пресловутым «лагерям» для всех несогласных; порождение извращенной ленинской фантазии, Нарочно Плохая Идея, выдуманная назло, из вредности, чтобы превратить нацию в подопытного кролика и провернуть «эксперимент» — злодеяние, объяснимое только трикстерской природой главного ее автора и промоутера. И чтобы осуществить это, он предлагал не комическую одномоментную метаморфозу, остроумно высмеянную Булгаковым, а постепенную, на протяжении нескольких поколений, политическую работу, цель которой — отмирание аппарата насилия, который Шарикова и формирует. Он предполагал, что у него хватит на это воли и терпения. История создания этой книжечки тоже в своем роде замечательна. В апреле 1917-го Ленин привез в Стокгольм уже сформированный скелет текста; в крайнем случае «если меня укокошат…» — очень ленинское словцо Каменев получил право опубликовать отредактированные заметки. То, что Ленин умудрился продумать мысль о государстве которая всем остальным просто не пришла в голову, а если бы и пришла, то показалась бы как минимум преждевременной до начала революционных событий в России, «ни с того ни с сего» — и при этом прямо перед революцией, — возможно, самое убедительное свидетельство ленинских паранормальных, тиресианских способностей: пусть не угадав даты и места революции в Европе, он почувствовал, что земля дрожит, — и вместо того чтобы наслаждаться эйфорией — вот оно, сейчас хлынет лава — принялся составлять план: что дальше, после извержения. Кто, кроме Ленина, оказался готов разглядеть за множеством конкретных политических вопросов Проблему Проблем: марксизм и государство?

И поэтому сначала трудно избавиться от ощущения, что «ГиР» возникла как метеорит, свалившийся на голову словно бы из ниоткуда, по случайному совпадению. Задним числом, однако, ясно, что эта мысль и должна была возникнуть у Ленина — после завершения работы над «Империализмом как высшей стадией», потому что механизм империалистической войны, действие которого описал Ленин, по логике — неизбежно — должен был привести к революции, открывающей историческое окно возможностей. Однажды году в 1921-м на глаза Ленину, явившемуся выступать на очередной съезд рабочих, попался плакат, на котором было написано «Царству рабочих и крестьян не будет конца». Плакат даже и не висел, а всего лишь стоял в стороне, но Ленин углядел его — и высказал раздражение безграмотностью абсолютно лояльной, казалось бы, «красной» надписью: как это не будет конца? Ведь раз есть рабочие и крестьяне, значит, есть разные классы; тогда как «полный социализм» подразумевает бесклассовое общество; есть классы — нет коммунизма. Подлинная цель пролетарской революции, по Ленину, — не просто переворот, пересмотр итогов приватизации, замена одного господствующего класса другим; не абстрактный «социализм», где классы мирно сосуществуют; не утопическое «справедливое общество всеобщего благосостояния» и пр. Коммунизм — это когда государство больше не нужно: «ибо некого подавлять», и раз так, не надо систематически напоминать слабым, что они слабы, и держать машину насилия: «это будет делать сам вооруженный народ с такой же простотой и легкостью, с которой любая толпа цивилизованных людей даже в современном обществе разнимает дерущихся или не допускает насилия над женщиной». Это ленинские слова, в которые надо тыкать всех, кто называет его «кровавым палачом», «бонапартом», «авторитарным монстром».

Именно поэтому в «ГиР» партия не упоминается. Не тоталитаризму, как выяснилось, — а обществу, свободному от власти и насилия. К этому стоит отнестись серьезно. Ленин — внимание! Именно это и есть коммунизм. А вот путь к нему пролегает через Диктатуру Пролетариата которая, несмотря на грозное название, есть просто форма обычного государства — как стандартная Диктатура Буржуазии, только в другую сторону: со справедливой — в пользу трудящихся — демократией. Надежды на то, вдалбливает Ленин, что, сделав пролетарскую революцию, можно будет продолжать пользоваться буржуазным госаппаратом, — несостоятельны. Этот аппарат, несмотря на демократию и парламент, — для пролетариата такое же зло, как царизм: тоже форма подавления, механизм угнетения — и что с того, что механизм этот перезапущен самими социалистами.

Всеобщее избирательное право — не способ выявления воли большинства трудящихся, но орудие господства буржуазии. Выборы, даже самые «честные», на самом деле жульничество — потому что они устроены таким образом, чтобы низы делегировали буржуазии право представлять их интересы. Демократическая республика — идеальная политическая форма для капитализма. Демократия — организация общества, позволяющая поддерживать систематическое насилие одного класса над другим, одной части населения над другой. Это очень сильное заявление — и по меркам 1917 года в особенности; сейчас опыт того, что на самом деле представляет собой демократия и чем она чревата, есть у многих; сто лет назад это было далеко не очевидно, а для русского общества — где Учредительное собрание было голубой мечтой — вообще немыслимо. Старую машину насилия надо не усовершенствовать, ее надо разбить, сломать; именно это, колотит Ленин кулаком по столу, — главное в учении марксизма о государстве. В первое время — раз путь развития общества не «ко всё большей и большей демократии», а к устранению господства эксплуататоров — придется заменить ее на организацию вооруженных рабочих — как это было сделано в Парижской коммуне. Прецедент 1871 года показал, что когда речь заходит об угрозе интересам буржуазии, последняя, не задумываясь, попирает принципы демократии и идет на кровь; именно поэтому — в силу трезвости, а не авантюризма или «трикстерства» — Ленин не фетишизировал ни демократию, ни государство-любой-ценой-лишь-бы-не-анархия.

Парижская коммуна была психотравмой, которую Ленин ощущал — и пытался «проговорить» ее; Маркс и Энгельс извлекли из этой трагической репетиции европейской революции множество уроков, которые затем оказались злонамеренно замолчаны: II Интернационал нарочно заметал под ковер и тему постреволюционного государства, и революции вообще; по сути, именно потому, что их устраивало буржуазное государство — им и не нужна была революция. А Марксу и Энгельсу — нужна, и революция для них была не абстрактным, а близким, актуальным событием; не еще одним походом к начальству за повышением зарплаты — а попыткой учредить государство нового типа. Переходный период между буржуазным государством и коммунизмом, на который Россия конца августа 1917-го может выйти буквально в ближайшие недели, — и есть диктатура пролетариата: демократия — но не для буржуазии, не для меньшинства, а для трудящихся, для большинства. Вооруженные рабочие подавляют буржуазию; у этого насилия есть сверхзадача — избавиться от деления на классы. Потребление и количество труда строго контролируется — не чиновниками, а именно рабочими! Вместо парламента — «нечто вроде парламента», контролирующего аппарат; но сам аппарат будет новым, из рабочих; чтобы ни эти «бета-парламентарии», ни сотрудники аппарата не превратились в бюрократов, им будут платить не больше, чем рабочим, и в любой момент могут сместить; и функции контроля должны исполняться не всё время одними и теми же людьми, а всеми членами общества, по очереди. То есть представительные учреждения есть и выборы есть — но не для того, чтобы жульнически собирать голоса рабочих — но разделения труда там нет: они сами и вырабатывают законы, и исполняют их, и проверяют, что получилось в реальности. Заведомая утопия?

Нет: Ленин приводит аналогию с почтой — тот же, по сути, механизм; для его работы тоже нужны техники, контролеры, бухгалтеры — но платить им можно столько же, сколько обычным рабочим; они не эксплуатируют рабочих, а тоже работают — в отделе управления. Именно по типу почты и следует организовать народное хозяйство при диктатуре пролетариата. Тем не менее даже в таком виде нарисованная Лениным картина и в самом деле отдает утопией. Попробуем понять, на что все это может быть похоже в более «сегодняшних» — и более практических — терминах. Вряд ли Ленин воображал, что государство при коммунизме отсутствует напрочь. Скорее, оно представляет собой нечто вроде платформы для обслуживания самодеятельных политических институций локального, прикладного, невертикального характера. Ленинское «отмирающее» государство похоже на, допустим, Aliexpress — платформу, которая сама не продает ничего, но на которую насаживаются много самостийных, образовавшихся снизу организаций, ведущих некую деятельность; в «ленинском» случае на платформе продаются не товары, а доверие; государство нужно для того, чтобы — возвращаясь к купальному опыту Ленина в Нейволе у Бонч-Бруевича — во-первых, купальщики и «хулиганы» нашли друг друга, а еще — чтобы, условно говоря, купальщики и «хулиганы» находились друг с другом в нормальных отношениях, не враждовали, а доверяли друг другу — и имели площадку, где они могут договариваться. Гражданин может вступить и в ту, и в другую группу по интересам — а «отмершее государство» выведет эти общества на свет, наделит политическими правами.

То есть это именно государство-платформа, государство, низведенное до технологии; оно не «продает» власть, не имеет аппарата насилия, а увеличивает радиус доверия, стимулирует людей объединяться ради решения общих проблем и самоуправления — в группы доверяющих друг другу граждан, которые удовлетворяют свои потребности и вместе осуществляют некоторые не опасные для других групп действия. Группы самые разные — в диапазоне от Петроградского совета рабочих депутатов до общества купальщиков Нейволы, которое следит, чтобы «хулиганы» у озера воздерживались от сексуальных домогательств к тем купальщицам, которые пришли просто освежиться. Таким группам не нужны ни бюрократический аппарат, ни высокооплачиваемые чиновники — члены групп всё делают сами. Поскольку труд не будет отчуждаться, человек будет работать для самореализации, то есть, по сути, для развлечения, — постепенно будет повышаться общий культурный уровень: то есть, в переводе на другой язык, тот, кто начнет приставать у берега озера с домогательствами, в государстве будущего нанесет больший ущерб своей социальной репутации, чем получит удовольствия от асоциального поступка. Люди — разумные эгоисты, как у Чернышевского, — привыкнут к тому, что они сами ответственны перед своим окружением, — и поменяют свои социальные если не сексуальные привычки. Даже и привычка к насилию — временное явление: избавившись от капиталистического рабства со всеми его гнусностями и мерзкой моралью, люди сами, без принуждения, смогут соблюдать правила общежития. Это дело воспитания, дело культуры; грубо говоря, Ленин верит, что «Аппассионата», Некрасов и Тургенев могут переформатировать сознание; что у «шариковых», выросших в свободных условиях, будет отмирать инстинкт плевать лузгу на пол и они не будут нуждаться в «хламе государственности». Все это, разумеется, не только вдохновляет, но и озадачивает; «Государство и революцию» легко подвергнуть «недружественному пересказу» и выдать за утопию, в которой описывается положение дел, не имеющее с реальностью ничего общего.

Да нет, не обещаем, отвечает Ленин; такие обещания — глупость: но можно прогнозировать, что производительность труда будет расти, как и культура, — и человек не будет почем зря претендовать на явно лишнее «и требовать невозможного». Утопия — мошенничество, проект в жанре «мне так кажется»; Ленин же рассуждает научно — ничего не обещая, но демонстрируя крайне сложный и негарантированный путь — не к блажной выдумке, а к логичному варианту развития текущего положения дел. Это конкретный маршрут, с навигацией; по нему можно идти, ориентируясь. Именно «Государство и революция», заметенные под ковер представления Маркса и Энгельса о государстве, а не мифическая переписка с Парвусом о немецких деньгах — способ заглянуть Ленину апреля 1917-го в голову — и найти рациональное объяснение всем его действиям: почему все вокруг него испытывали революционную эйфорию, а он нет. Если бы у Ленина в голове не было этой книги в 17-м году — то он был бы не Лениным, а политологом из тех, что полагали своей целью в революции «сделать Россию европейской страной»; псевдодирижером, который, как все остальные, махал бы палочкой, делая вид, что руководит музыкантами. Но она была у него в голове — и поэтому он знал, когда какие инструменты должны вступить, сколько еще выдержат исполнители, чем должно кончиться это музыкальное произведение — и кто останется на сцене после финала. И именно поэтому время от времени он мог менять одни лозунги на другие: то были временные, текущие формы, а Ленин занимался не реализацией лозунгов, а целью, поставленной в книге, — установление диктатуры пролетариата вместо демократической республики. Осознание природы «демократии» вело к практическим следствиям, к тактике: «честная победа на выборах» и «легальное» учреждение социализма заведомо невозможны.

Если осознавать, как на самом деле осуществляются все эти формально честные победы, с помощью каких манипулятивных технологий, — то с какой стати придерживаться этих формальностей. Если демократия — машина подавления угнетенных классов, созданная буржуазией, то можно действовать, не связывая себе руки заведомым идиотизмом. Массам важнее не принципы демократии, а решение коренных противоречий их жизни: война, земля, работа и пр. Вместо того чтобы играть по правилам буржуазии, Ленин счел правильным сделать акцент на вооруженном захвате власти. Ленин успел продумать все это, но не успел издать перед Февралем; иначе его публичные выступления выглядели бы не так эпатирующе и не вызывали бы такую нелепую критику. Критика идей из «ГиР» — которыми Ленин широко пользовался на протяжении всей своей публичной деятельности в 1917 году — шла не с научной точки зрения, а по большей части посредством навешивания ярлыков: раз Ленин против государства — значит, Ленин больше не социалист, а анархист, предатель. Идея, что государство есть то, от чего следует избавиться, обычно связывается с анархистами; однако Ленин в высшей степени отчетливо показывает, что разница — в сроках; разделяя анархистский скепсис относительно идеи государства, Маркс и Энгельс спорили с анархистами из-за сроков его отмены; но отмереть — только не сразу, а постепенно — оно должно в любом случае — каким бы странным это ни казалось «ортодоксальным социалистам». Меж тем для самого Ленина опыт революции в начале июля едва ли мог показаться приятным.

Спа-процедуры продлились всего ничего — уже 3-го за Лениным приехал Савельев из «Правды»: массы стихийно пришли в движение. Обитателям особняка Кшесинской пришлось выбирать: возглавить бунт или — подставиться под обвинение, что ленинское самоуверенное «есть такая партия» — фикция, что на самом деле большевики — такие же болтуны, как все боящиеся взять власть. Если, конечно, они правильно интерпретировали происходящее: события вечера 3 июля — это еще просто демонстрация — или уже революция? Именно такой трудный выбор стоял перед Лениным на следующий день после возвращения из Финляндии». Закрываясь в поезде газетами, чтоб не узнали, Ленин обдумывал: стоит ли возглавить это не ими инспирированное «полувосстание»? Рассказы Савельева про вчерашнюю грандиозную демонстрацию — рабочие Путиловского и солдаты, тысяч 80 человек, с оружием, идут на Таврический дворец и инициируют столкновения с пусть буржуазными, но Советами; в городе стрельба, сотни убитых — не были сюрпризом для Ленина. Первый шанс проверить Временное на прочность представился еще на колоссальной антивоенной демонстрации 10 июня, но Ленин почувствовал: рано. На конференции военных организаций РСДРП он лил масло на штормовые волны: Советы пока еще не большевистские, и прямо сейчас говорить о захвате власти нет оснований; надо быстро провести VI съезд партии, там все решить — и не с бухты-барахты.

Всю вторую половину июня Ленин как редактор «Правды» оказывался умереннее своих коллег по «Солдатской правде», представляющей мнение военной организации РСДРП; солдат гнали на фронт, в наступление, и большевистские агитаторы призывали упираться руками и ногами, а на самом фронте устраивать братания.

И мерзнет мир, укутанный снегами! Как долго в ожидании тепла Мы греться будем, топая ногами? А теплого, не пасмурного дня, Боюсь, вам не дождаться до апреля. И мы, с тоскою глядя на прогноз, Трем варежкой почти отмерзший нос. Ведь солнце по-весеннему сверкает!

Эти сезоны часто ассоциируются с изменениями, ростом и обновлением. Текст песни передает напряжение между разрушением и возрождением в их любви, как будто их отношения постоянно находятся между этими двумя противоположными силами. В целом, "Октябрь и Апрель" изображает токсичные и разрушительные любовные отношения, которые одновременно завораживают и опасны. Песня подразумевает, что, несмотря на осознание негативных последствий, эти люди не могут устоять перед притяжением, которое они чувствуют друг к другу. Столкновение света и тьмы, ненависти и любви, а также контрастные эмоции, выраженные на протяжении всей песни, подчеркивают сложность и интенсивность их отношений.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий