Отчего ты так долго не приходил чтобы сообщить эту радостную новость

Таков отъявленной лентяйки стиль. Вот вам гениальности пример. Приходил задумчивый и странный, Шляпу сняв с курчавой головы. Один плуг попал в руки земледельца и (не)медленно пошёл в работу. Другой плуг долго и совершенно бесполезно пролежал в лавке у купца. — Отчего вы не чувствуете сущности? — спросил Вощев, обратясь в окно. — У вас ребенок живет, а вы ругаетесь — он же весь свет родился окончить. Муж и жена со страхом совести, скрытой за злобностью лиц, глядели на свидетеля.

Все задания 6,7,8 ОГЭ по русскому языку с ответами + темы сочинений, ФИПИ 2023

ГДЗ Хай, поделитесь вашими мыслями и ответами на задание. Спишите, объясняя правописание восстановленных слов и знаков препинания. Союзы подчеркните и определите их разряд. Если идти на север н..

Вы требовали только одну кружку, а сидите здесь бессрочно! Вы платили за напиток, а не за помещение! Вощев захватил свой мешок и отправился в ночь. Вопрошающее небо светило над Вощевым мучительной силой звезд, но в городе уже были потушены огни, и кто имел возможность, тот спал, наевшись ужином.

Вощев спустился по крошкам земли в овраг и лег там животом вниз, чтобы уснуть и расстаться с собою. Но для сна нужен был покой ума, доверчивость его к жизни, прощение прожитого горя, а Вощев лежал в сухом напряжении сознательности и не знал полезен ли он в мире или все без него благополучно обойдется? Из неизвестного места подул ветер, чтобы люди не задохнулись, и слабым голосом сомнения дала знать о своей службе пригородная собака. Тело Вощева побледнело от усталости, он почувствовал холод на веках и закрыл ими теплые глаза. Пивник уже освежал свое заведение, уже волновались кругом ветры и травы от солнца, когда Вощев с сожалением открыл налившиеся влажной силой глаза. Ему снова предстояло жить и питаться, поэтому он пошел в завком — защищать свой ненужный труд. Своей жизни я не боюсь, она мне не загадка.

Мы тебя отстоять не можем, ты человек несознательный, а мы не желаем очутиться в хвосте масс. Вощев хотел попросить какой-нибудь самой слабой работы, чтобы хватило на пропитание: думать же он будет во внеурочное время; но для просьбы нужно иметь уважение к людям, а Вощев не видел от них чувства к себе. Если все мы сразу задумаемся, то кто действовать будет? Он ушел из завкома без помощи. Его пеший путь лежал среди лета, по сторонам строили дома и техническое благоустройство — в тех домах будут безмолвно существовать доныне бесприютные массы. Тело Вощева было равнодушно к удобству, он мог жить не изнемогая в открытом месте и томился своим несчастьем во время сытости, в дни покоя на прошлой квартире. Ему еще раз пришлось миновать пригородную пивную, еще раз он посмотрел на место своего ночлега там осталось что-то общее с его жизнью, и Вощев очутился в пространстве, где был перед ним лишь горизонт и ощущение ветра в склонившееся лицо.

Через версту стоял дом шоссейного надзирателя. Привыкнув к пустоте, надзиратель громко ссорился с женой, а женщина сидела у открытого окна с ребенком на коленях и отвечала мужу возгласами брани; сам же ребенок молча щипал оборку своей рубашки, понимая, но ничего не говоря. Это терпение ребенка ободрило Вощева, он увидел, что мать и отец не чувствуют смысла жизни и раздражены, а ребенок живет без упрека, вырастая себе на мученье. Здесь Вощев решил напрячь свою душу, не жалеть тела на работу ума, с тем чтобы вскоре вернуться к дому дорожного надзирателя и рассказать осмысленному ребенку тайну жизни, все время забываемую его родителями. Муж и жена со страхом совести, скрытой за злобностью лиц, глядели на свидетеля. Семья ждала, пока он уйдет, и держала свое зло в запасе. Далеко здесь до другого какого-нибудь города?

Сказав эти слова, Вощев отошел от дома надзирателя на версту и там сел на край канавы, но вскоре он почувствовал сомнение в своей жизни и слабость тела без истины, он не мог дальше трудиться и ступать по дороге, не зная точного устройства всего мира и того, куда надо стремиться. Вощев, истомившись размышлением, лег в пыльные, проезжие травы; было жарко, дул дневной ветер, и где-то кричали петухи на деревне — все предавалось безответному существованию, один Вощев отделился и молчал. Умерший, палый лист лежал рядом с головою Вощева, его принес ветер с дальнего дерева, и теперь этому листу предстояло смирение в земле. Вощев подобрал отсохший лист и спрятал его в тайное отделение мешка, где он сберегал всякие предметы несчастья и безвестности. Раз ты никому не нужен и валяешься среди всего мира, то я тебя буду хранить и помнить». Он шел по дороге до изнеможения; изнемогал же Вощев скоро, как только его душа вспоминала, что истину она перестала знать. Но уже был виден город вдалеке; дымились его кооперативные пекарни, и вечернее солнце освещало пыль над домами от движения населения.

Тот город начинался кузницей, и в ней во время прохода Вощева чинили автомобиль от бездорожной езды. Жирный калека стоял подле коновязи и обращался к кузнецу: — Миш, насыпь табачку: опять замок ночью сорву! Кузнец не отвечал из-под автомобиля. Тогда увечный толкнул его костылем в зад. Вощев приостановился около калеки, потому что по улице двинулся из глубины города строй детей-пионеров с уставшей музыкой впереди. А то я терплю-терплю и костыли твои пожгу! Кузнец отвлекся видом детей и, добрея, насыпал увечному табаку в кисет: — Грабь, саранча!

Вощев обратил внимание, что у калеки не было ног — одной совсем, а вместо другой находилась деревянная приставка; держался изувеченный опорой костылей и подсобным напряжением деревянного отростка правой отсеченной ноги. Зубов у инвалида не было никаких, он их сработал начисто на пищу, зато наел громадное лицо и тучный остаток туловища; его коричневые скупо отверстые глаза наблюдали посторонний для них мир с жадностью обездоленности, с тоской скопившейся страсти, а во рту его терлись десны, произнося неслышные мысли безногого. Оркестр пионеров, отдалившись, заиграл музыку молодого похода. Мимо кузницы, с сознанием важности своего будущего, ступали точным маршем босые девочки; их слабые, мужающие тела были одеты в матроски, на задумчивых, внимательных головах вольно возлежали красные береты, и их ноги были покрыты пухом юности. Каждая девочка, двигаясь в меру общего строя, улыбалась от чувства своего значения, от сознания серьезности жизни, необходимой для непрерывности строя и силы похода. Любая из этих пионерок родилась в то время, когда в полях лежали мертвые лошади социальной воины, и не все пионеры имели кожу в час своего происхождения, потому что их матери питались лишь запасами собственного тела; поэтому на лице каждой пионерки осталась трудность немощи ранней жизни, скудость тела и красоты выражения. Но счастье детской дружбы, осуществление будущего мира в игре юности и достоинстве своей строгой свободы обозначили на детских лицах важную радость, заменившую им красоту и домашнюю упитанность.

Вощев стоял с робостью перед глазами шествия этих неизвестных ему, взволнованных детей; он стыдился, что пионеры, наверное, знают и чувствуют больше его, потому что дети — это время, созревающее в свежем теле, а он, Вощев, устраняется спешащей, действующей молодостью в тишину безвестности, как тщетная попытка жизни добиться своей цели. И Вощев почувствовал стыд и энергию — он захотел немедленно открыть всеобщий, долгий смысл жизни, чтобы жить впереди детей, быстрее их смуглых ног, наполненных твердой нежностью. Одна пионерка выбежала из рядов в прилегающую к кузнице ржаную ниву и там сорвала растение. Во время своего действия маленькая женщина нагнулась, обнажив роднику на опухающем теле, и с легкостью неощутимой силы исчезла мимо, оставляя сожаление в двух зрителях — Вощеве и калеке. Вощев поглядел на инвалида; у того надулось лицо безвыходной кровью, он простонал звук и пошевелил рукою в глубине кармана. Вощев наблюдал настроение могучего увечного, но был рад, что уроду империализма никогда не достанутся социалистические дети. Однако калека смотрел до конца пионерское шествие, и Вощев побоялся за целость и непорочность маленьких людей.

Вощев не двигался. Инвалид в привычном мучении наклонил свою большую голову к земле. Я гляжу на детей для памяти, потому что помру скоро. Увечный человек обратил свои глаза на Вощева, в которых сейчас было зверство превосходящего ума; увечный вначале даже помолчал от обозления на прохожего, а потом сказал с медленностью ожесточения: — Старики такие бывают, а вот калечных таких, как ты, — нету. Когда мужик войны не видел, то он вроде нерожавшей бабы — идиотом живет. Тебя ж сквозь скорлупу всего заметно! Вощев продолжал томиться и пошел в этот город жить.

До самого вечера молча ходил Вощев по городу, словно в ожидании, когда мир станет общеизвестен. Однако ему по-прежнему было неясно на свете, и он ощущал в темноте своего тела тихое место, где ничего не было, но ничто ничему не препятствовало начаться. Как заочно живущий, Вощев гулял мимо людей, чувствуя нарастающую силу горюющего ума и все более уединяясь в тесноте своей печали. Только теперь он увидел середину города и строящиеся устройства его. Вечернее электричество уже было зажжено на построечных лесах, но полевой свет тишины и вянущий запах сна приблизились сюда из общего пространства и стояли нетронутыми в воздухе. Отдельно от природы в светлом месте электричества с желанием трудились люди, возводя кирпичные огорожи, шагая с ношей груза в тесовом бреду лесов. Вощев долго наблюдал строительство неизвестной ему башни; он видел, что рабочие шевелились равномерно, без резкой силы, но что-то уже прибыло в постройке для ее завершения.

Кто жить тогда будет? Он отошел из середины города на конец его. Пока он двигался туда, наступила безлюдная ночь; лишь вода и ветер населяли вдали этот мрак и природу, и одни птицы сумели воспеть грусть этого великого вещества, потому что они летали сверху и им было легче. Вощев забрел в пустырь и обнаружил теплую яму для ночлега; снизившись в эту земную впадину, он положил под голову мешок, куда собирал для памяти и отмщения всякую безвестность, опечалился и с тем уснул. Но какой-то человек вошел на пустырь с косой в руках и начал сечь травяные рощи, росшие здесь испокон века. К полуночи косарь дошел до Вощева и определил ему встать и уйти с площади. Теперь здесь положено быть каменному делу.

Ты утром приходи поглядеть на это место, а то оно скоро скроется навеки под устройством. Ступай туда и спи до утра, а утром ты выяснишься. Вощев пошел по рассказу косаря и вскоре заметил дощатый сарай на бывшем огороде. Внутри сарая спали на спине семнадцать или двадцать человек, и припотушенная лампа освещала бессознательные человеческие лица. Все спящие были худы, как умершие, тесное место меж кожей и костями у каждого было занято жилами, и по толщине жил было видно, как много крови они должны пропускать во время напряжения труда. Ситец рубах с точностью передавал медленную освежающую работу сердца — оно билось вблизи, во тьме опустошенного тела каждого уснувшего. Вощев всмотрелся в лицо ближнего спящего — не выражает ли оно безответного счастья удовлетворенного человека.

Но спящий лежал замертво, глубоко и печально скрылись его глаза, и охладевшие ноги беспомощно вытянулись в старых рабочих штанах. Кроме дыханья, в бараке не было звука, никто не видел снов и не разговаривал с воспоминаниями, — каждый существовал без всякого излишка жизни, и во время сна оставалось живым только сердце, берегущее человека. Вощев почувствовал холод усталости и лег для тепла среди двух тел спящих мастеровых. Он уснул, незнакомый этим людям, закрывшим свои глаза, и довольный, что около них ночует, и так спал, не чувствуя истины, до светлого утра. Вощев в сомнении открыл глаза на свет наступившего дня. Вчерашние спящие живыми стояли над ним и наблюдали его немощное положение. Мы же всем организациям существование даем!

В это время отворился дверной вход, и Вощев увидел ночного косаря с артельным чайником: кипяток уже поспел на плите, которая топилась на дворе барака; время пробуждения миновало, наступила пора питаться для дневного труда… Сельские часы висели на деревянной стене и терпеливо шли силой тяжести мертвого груза; розовый цветок был изображен на облике механизма, чтобы утешать всякого, кто видит время. Мастеровые сели в ряд по длине стола, косарь, ведавший женским делом в бараке, нарезал хлеб и дал каждому человеку ломоть, а в прибавок еще по куску вчерашней холодной говядины. Мастеровые начали серьезно есть, принимая в себя пищу как должное, но не наслаждаясь ею. Хотя они и владели смыслом жизни, что равносильно вечному счастью, однако их лица были угрюмы и худы, а вместо покоя жизни они имели измождение. Вощев со скупостью надежды, со страхом утраты наблюдал этих грустно существующих людей, способных без торжества хранить внутри себя истину; он уже был доволен и тем, что истина заключалась на свете в ближнем к нему теле человека, который сейчас только говорил с ним, значит, достаточно лишь быть около того человека, чтобы стать терпеливым к жизни и трудоспособным. Вощев встал и, еще не имея полной веры в общую необходимость мира, пошел есть, стесняясь и тоскуя. За время сомнения в правильности жизни он редко ел спокойно, всегда чувствуя свою томящую душу.

Но теперь он поел хладнокровно, и наиболее активный среди мастеровых, товарищ Сафронов, сообщил ему после питания, что, пожалуй, и Вощев теперь годится в труд, потому что люди нынче стали дороги, наравне с материалом; вот уже который день ходит профуполномоченный по окрестностям города и пустым местам, чтобы встретить бесхозяйственных бедняков и образовать из них постоянных тружеников, но редко кого приводит — весь народ занят жизнью и трудом. Вощев уже наелся и встал среди сидящих. Я лучше постою. Ты, наверно, интеллигенция — той лишь бы посидеть да подумать. К бараку подошла музыка и заиграла особые жизненные звуки, в которых не было никакой мысли, но зато имелось ликующее предчувствие, приводившее тело Вощева в дребезжащее состояние радости. Тревожные звуки внезапной музыки давали чувство совести, они предлагали беречь время жизни, пройти даль надежды до конца и достигнуть ее, чтобы найти там источник этого волнующего пения и не заплакать перед смертью от тоски тщетности. Музыка перестала, и жизнь осела во всех прежней тяжестью.

Профуполномоченный, уже знакомый Вощеву, вошел в рабочее помещение и попросил всю артель пройти один раз поперек старого города, чтобы увидеть значение того труда, который начнется на выкошенном пустыре после шествия. Артель мастеровых вышла наружу и со смущением остановилась против музыкантов. Сафронов ложно покашливал, стыдясь общественной чести, обращенной к нему в виде музыки. Землекоп Чиклин глядел с удивлением и ожиданием — он не чувствовал своих заслуг, но хотел еще раз прослушать торжественный марш и молча порадоваться. Другие робко опустили терпеливые руки. Профуполномоченный от забот и деятельности забывал ощущать самого себя, и так ему было легче; в суете сплачивания масс и организации подсобных радостей для рабочих он не помнил про удовлетворение удовольствиями личной жизни, худел и спал глубоко по ночам. Если бы профуполномоченный убавил волнение своей работы, вспомнил про недостаток домашнего имущества в своем семействе или погладил бы ночью свое уменьшившееся, постаревшее тело, он бы почувствовал стыд существования за счет двух процентов тоскующего труда.

Но он не мог останавливаться и иметь созерцающее сознание. Со скоростью, происходящей от беспокойной преданности трудящимся, профуполномоченный выступил вперед, чтобы показать расселившийся усадьбами город квалифицированным мастеровым, потому что они должны сегодня начать постройкой то единое здание, куда войдет на поселение весь местный класс пролетариата, — и тот общий дом возвысится над всем усадебным, дворовым городом, а малые единоличные дома опустеют, их непроницаемо покроет растительный мир, и там постепенно остановят дыхание исчахшие люди забытого времени. К бараку подошли несколько каменных кладчиков с двух новостроящихся заводов, профуполномоченный напрягся от восторга последней минуты перед маршем строителей по городу; музыканты приложили духовые принадлежности к губам, но артель мастеровых стояла врозь, не готовая идти. Сафронов заметил ложное усердие на лицах музыкантов и обиделся за унижаемую музыку. Куда это мы пойдем — чего мы не видали! Профуполномоченный потерял готовность лица и почувствовал свою душу — он всегда ее чувствовал, когда его обижали. Это окрпрофбюро хотело показать вашей первой образцовой артели жалость старой жизни, разные бедные жилища и скучные условия, а также кладбище, где хоронились пролетарии, которые скончались до революции без счастья, — тогда бы вы увидели, какой это погибший город стоит среди равнины нашей страны, тогда бы вы сразу узнали, зачем нам нужен общий дом пролетариату, который вы начнете строить вслед за тем… — Ты нам не переугождай!

Отведи музыку в детскую организацию, а мы справимся с домом по одному своему сознанию. И, заболев сердцем, профуполномоченный молча пошел в учреждение союза, и оркестр за ним. На выкошенном пустыре пахло умершей травой и сыростью обнаженных мест, отчего яснее чувствовалась общая грусть жизни и тоска тщетности. Вощеву дали лопату, он сжал ее руками, точно хотел добыть истину из земного праха; обездоленный, Вощев согласен был и не иметь смысла существования, но желал хотя бы наблюдать его в веществе тела другого, ближнего человека, — и чтобы находиться вблизи того человека, мог пожертвовать на труд все свое слабое тело, истомленное мыслью и бессмысленностью. Среди пустыря стоял инженер — не старый, но седой от счета природы человек. Весь мир он представлял мертвым телом — он судил его по тем частям, какие уже были им обращены в сооружения. Мир всюду поддавался его внимательному и воображающему уму, ограниченному лишь сознанием косности природы; материал всегда сдавался точности и терпению, значит, он был мертв и пустынен.

Но человек был жив и достоин среди всего унылого вещества, поэтому инженер сейчас вежливо улыбался мастеровым. Вощев видел, что щеки у инженера были розовые, но не от упитанности, а от излишнего сердцебиения, и Вощеву понравилось, что у этого человека волнуется и бьется сердце. Инженер сказал Чиклину, что он уже разбил земляные работы и разметил котлован, и показал на вбитые колышки: теперь можно начинать. Чиклин слушал инженера и добавочно проверял его разбивку своим умом и опытом — он во время земляных работ был старшим в артели, грунтовый труд был его лучшей профессией; когда же настанет пора бутовой кладки, то Чиклин подчинится Сафронову. А будем равнять всех с собой. Лишь бы люди явились. И сказав это, Чиклин вонзил лопату в верхнюю мякоть земли, сосредоточив вниз равнодушно задумчивое лицо; Вощев тоже начал рыть почву вглубь, пуская всю силу в лопату; он теперь допускал возможность того, что детство вырастет, радость сделается мыслью и будущий человек найдет себе покой в этом прочном доме, чтобы глядеть из высоких окон в протертый, ждущий его мир.

Уже тысячи былинок, корешков и мелких почвенных приютов усердной твари он уничтожил навсегда и работал в теснинах тоскливой глины. Но Чиклин его опередил, он давно оставил лопату и взял лом, чтобы крошить нижние сжатые породы. Упраздняя старинное природное устройство, Чиклин не мог его понять. От сознания малочисленности своей артели Чиклин спешно ломал вековой грунт, обращая всю жизнь своего тела в удары по мертвым местам. Сердце его привычно билось, терпеливая спина истощалась потом, никакого предохраняющего сала у Чиклина под кожей не было — его старые жилы и внутренности близко подходили наружу, он ощущал окружающее без расчета и сознания, но с точностью. Когда-то он был моложе и его любили девушки — из жадности к его мощному, бредущему куда попало телу, которое не хранило себя и было преданно всем. В Чиклине тогда многие нуждались как в укрытии и покое среди его верного тепла, но он хотел укрывать слишком многих, чтобы и самому было чего чувствовать, тогда женщины и товарищи из ревности покидали его, а Чиклин, тоскуя по ночам, выходил на базарную площадь и опрокидывал торговые будки или вовсе уносил их куда-нибудь прочь, за что томился затем в тюрьме и пел оттуда песни в летние вишневые вечера.

К полудню усердие Вощева давало все меньше и меньше земли, он начал уже раздражаться от рытья и отстал от артели; лишь один худой мастеровой работал тише его. Этот задний был угрюм, ничтожен всем телом, пот слабости капал в глину с его мутного однообразного лица, обросшего по окружности редкими волосами; при подъеме земли на урез котлована он кашлял и вынуждал из себя мокроту, а потом, успокоившись, закрывал глаза, словно желая сна. Козлов поглядел на Сафронова красными сырыми глазами и промолчал от равнодушного утомления. Козлов вынул соринку из своего костяного носа и посмотрел в сторону, точно тоскуя о свободе, но на самом деле ни о чем не тосковал. Они ведь, как говорится, все знают! Вощев снова стал рыть одинаковую глину и видел, что глины и общей земли еще много остается — еще долго надо иметь жизнь, чтобы превозмочь забвеньем и трудом этот залегший мир, спрятавший в своей темноте истину всего существования. Может быть, легче выдумать смысл жизни в голове — ведь можно нечаянно догадаться о нем или коснуться его печально текущим чувством.

Вощев поглядел на людей и решил кое-как жить, раз они терпят и живут: он вместе с ними произошел и умрет в свое время неразлучно с людьми. Но Козлов не уважал чужой жалости к себе — он сам незаметно погладил за пазухой свою глухую ветхую грудь и продолжал рыть связный грунт. Он еще верил в наступление жизни после постройки больших домов и боялся, что в ту жизнь его не примут, если он представится туда жалобным нетрудовым элементом. Лишь одно чувство трогало Козлова по утрам — его сердце затруднялось биться, но все же он надеялся жить в будущем хотя бы маленьким остатком сердца; однако по слабости груди ему приходилось во время работы гладить себя изредка поверх костей и уговаривать шепотом терпеть. Уже прошел полдень, а биржа не прислала землекопов. Ночной косарь травы выспался, сварил картошек, полил их яйцами, смочил маслом, подбавил вчерашней каши, посыпал сверху для роскоши укропом и принес в котле эту сборную пищу для развития павших сил артели. Ели в тишине, не глядя друг на друга и без жадности, не признавая за пищей цены, точно сила человека происходит из одного сознания.

Инженер обошел своим ежедневным обходом разные непременные учреждения и явился на котлован. Он постоял в стороне, пока люди съели все из котла, и тогда сказал: — В понедельник будут еще сорок человек. А сегодня суббота: вам уже пора кончать. Кто как думает? Мы ведь не животные, мы можем жить ради энтузиазма. Инженер наклонил голову, он боялся пустого домашнего времени, он не знал, как ему жить одному. Производитель работ медленно отошел.

Он вспомнил свое детство, когда под праздники прислуга мыла полы, мать убирала горницы, а по улице текла неприютная вода, и он, мальчик, не знал, куда ему деться, и ему было тоскливо и задумчиво. Сейчас тоже погода пропала, над равниной пошли медленные сумрачные облака, и во всей России теперь моют полы под праздник социализма, — наслаждаться как-то еще рано и ни к чему; лучше сесть, задуматься и чертить части будущего дома. Козлов от сытости почувствовал радость, и ум его увеличился. Терпи, говорят, пока старик капитализм помрет, теперь он кончился, а я опять живу один под одеялом, и мне ведь грустно! Вощев заволновался от дружбы к Козлову. В следующее время Вощев и другие с ним опять встали на работу. Еще высоко было солнце, и жалобно пели птицы в освещенном воздухе, не торжествуя, а ища пищи в пространстве; ласточки низко мчались над склоненными роющими людьми, они смолкали крыльями от усталости, и под их пухом и перьями был пот нужды — они летали с самой зари, не переставая мучить себя для сытости птенцов и подруг.

Вощев поднял однажды мгновенно умершую в воздухе птицу и павшую вниз: она была вся в поту; а когда ее Вощев ощипал, чтобы увидеть тело, то в его руках осталось скудное печальное существо, погибшее от утомления своего труда. И нынче Вощев не жалел себя на уничтожении сросшегося грунта: здесь будет дом, в нем будут храниться люди от невзгоды и бросать крошки из окон живущим снаружи птицам. Чиклин, не видя ни птиц, ни неба, не чувствуя мысли, грузно разрушал землю ломом, и его плоть истощалась в глинистой выемке, но он не тосковал от усталости, зная, что в ночном сне его тело наполнится вновь. Истомленный Козлов сел на землю и рубил топором обнажившийся известняк; он работал, не помня времени и места, спуская остатки своей теплой силы в камень, который он рассекал, — камень нагревался, а Козлов постепенно холодел. Он мог бы так весь незаметно скончаться, и разрушенный камень был бы его бедным наследством будущим растущим людям. Штаны Козлова от движения заголились, сквозь кожу обтягивались кривые острые кости голеней, как ножи с зазубринами. Вощев почувствовал от тех беззащитных костей тоскливую нервность, ожидая, что кости прорвут непрочную кожу и выйдут наружу; он попробовал свои ноги в тех же костных местах и сказал всем: — Пора пошабашить!

А то вы уморитесь, умрете, и кто тогда будет людьми? Вощев не услышал себе слово в ответ. Уже наставал вечер: вдалеке подымалась синяя ночь, обещая сон и прохладное дыхание, и — точно грусть — стояла мертвая высота над землей. Козлов по-прежнему уничтожал камень в земле, ни на что не отлучаясь взглядом, и, наверно, скучно билось его ослабевшее сердце. Яма котлована была пуста, артель мастеровых заснула в бараке тесным рядом туловищ, и лишь огонь ночной припотушенной лампы проникал оттуда сквозь щели теса, держа свет на всякий несчастный случаи или для того, кто внезапно захочет пить. Инженер Прушевский подошел к бараку и поглядел внутрь через отверстие бывшего сучка; около стены спал Чиклин, его опухшая от силы рука лежала на животе, и все тело шумело в питающей работе сна; босой Козлов спал с открытым ртом, горло его клокотало, будто воздух дыхания проходил сквозь тяжелую темную кровь, а из полуоткрытых бледных глаз выходили редкие слезы от сновидения или неизвестной тоски. Прушевский отнял голову от досок и подумал.

Вдалеке светилась электричеством ночная постройка завода, но Прушевский знал, что там нет ничего, кроме мертвого строительного материала и усталых, недумающих людей. Вот он выдумал единственный общепролетарский дом вместо старого города, где и посейчас живут люди дворовым огороженным способом; через год весь местный пролетариат выйдет из мелкоимущественного города и займет для жизни монументальный новый дом. Через десять или двадцать лет другой инженер построит в середине мира башню, куда войдут на вечное, счастливое поселение трудящиеся всей земли. Прушевский мог бы уже теперь предвидеть, какое произведение статической механики в смысле искусства и целесообразности следует поместить в центре мира, но не мог предчувствовать устройства души поселенцев общего дома среди этой равнины и тем более вообразить жителей будущей башни посреди всемирной земли. Какое тогда будет тело у юности и от какой волнующей силы начнет биться сердце и думать ум? Прушевский хотел это знать уже теперь, чтобы не напрасно строились стены его зодчества; дом должен быть населен людьми, а люди наполнены той излишней теплотою жизни, которая названа однажды душой. Он боялся воздвигать пустые здания — те, в каких люди живут лишь из-за непогоды.

Прушевский остыл от ночи и спустился в начатую яму котлована, где было затишье. Некоторое время он посидел в глубине; под ним находился камень, сбоку возвышалось сечение грунта, и видно было, как на урезе глины, не происходя из нее, лежала почва. Изо всякой ли базы образуется надстройка? Каждое ли производство жизненного материала дает добавочным продуктом душу в человека? А если производство улучшить до точной экономии — то будут ли происходить из него косвенные, нежданные продукты? Инженер Прушевский уже с двадцати пяти лет почувствовал стеснение своего сознания и конец дальнейшему понятию жизни, будто темная стена предстала в упор перед его ощущающим умом. И с тех пор он мучился, шевелясь у своей стены, и успокаивался, что, в сущности, самое срединное, истинное устройство вещества, из которого скомбинирован мир и люди, им постигнуто, — вся насущная наука расположена еще до стены его сознания, а за стеною находится лишь скучное место, куда можно и не стремиться.

Но все же интересно было — не вылез ли кто-нибудь за стену вперед. Прушевский еще раз подошел к стене барака, согнувшись, поглядел по ту сторону на ближнего спящего, чтобы заметить на нем что-нибудь неизвестное в жизни; но там мало было видно, потому что в ночной лампе иссякал керосин, и слышалось одно медленное, западающее дыхание. Прушевский оставил барак и отправился бриться в парикмахерскую ночных смен; он любил, чтобы во время тоски его касались чьи-нибудь руки. После полуночи Прушевский пришел на свою квартиру — флигель во фруктовом саду, открыл окно в темноту и сел посидеть. Слабый местный ветер начинал иногда шевелить листья, но вскоре опять наступала тишина. Позади сада кто-то шел и пел свою песню; то был, наверно, счетовод с вечерних занятий или просто человек, которому скучно спать.

Поэтому когда ты снова появишься в окружении природы, несущий весть о чем-то важном и радостном, она сразу почувствует это. Листья на деревьях начнут шептаться, цветы взбалтываются и шевелят своими лепестками, а птицы залетают даже ближе, чтобы услышать, что у тебя там нового. Природа — это настоящий антенна, готовая принимать и отправлять информацию во все уголки мира. И ты, как известно, являешься частичкой этой прекрасной и гармоничной системы. Ты — носитель хороших вестей. Твое присутствие, сообщая ей об этом, помогает ей сбалансироваться и чувствовать себя важной, нужной и любимой. Она — сильная и хрупкая одновременно. Каждое ее существо, каждый ее элемент нуждается в поддержке и уважении. Так что когда ты наконец решишь поделиться своей радостью с природой, не забудь оказать ей почтение и благодарность. Сияй вместе с ней, распространяй радость и шепотом делись новостью. Ведь она, как никто другой, заслуживает, чтобы у нее был заряд положительной энергии, которую ты можешь преподнести ей своей приходом. Ты — часть природы, так что не забывай о ее ожиданиях. Не теряй времени и беги к ней, нужно срочно сообщить радостную новость. Где бы ты ни находился, она всегда будет ждать твоего прихода, готовая встретить тебя с распростертыми объятиями и открыться для твоих слов. Природа — твой верный спутник, тебе осталось только открыться ее пути и счастливо идти дальше вместе с ней. Новость, принесенная природой Природа всегда была одним из самых надежных источников новостей. Она не нуждается в интернете или смартфонах для того, чтобы сообщить о радостных событиях. Она приходит к нам независимо от времени суток и делится своими новостями великолепием света, запахами прекрасных цветов и шелестом листвы на ветрах. И когда природа приносит радостную новость, мы ощущаем настоящую гармонию и благодарим ее за ее щедрость. Однажды утром, прогуливаясь по парку, я услышал громкий щебет птиц и заметил, что они собрались в особую группу на одной из веток дерева. Казалось, они говорили об одном и том же событии, и их радость была настолько заразительной, что и меня охватило ощущение предвкушения чего-то невероятного. И вдруг, я увидел его — небольшого, пушистого птенца, который только что вылупился. Он пытался разправить крылья и неуклюже вставать на ножки, а птицы вокруг него подпевали и радостно кружили в воздухе. Это было невероятное зрелище, полное жизни и веселья. В этот момент я понял, что природа не только приносит радость, но и является надежным источником надежды и вдохновения. В этих небольших природных событиях заключен весь бесценный смысл жизни — и присутствие природы помогает нам видеть его. Таким образом, радостная новость, принесенная природой, навсегда останется в моей памяти. Она напомнила мне о том, что жизнь полна чудес и прекрасных моментов, которые ждут нас в каждом уголке природы. И мы всегда можем обратиться к природе, чтобы найти утешение и вдохновение, особенно в те времена, когда мир кажется непонятным и тяжелым. Природа готова воспринять радостные вести Когда мы несем природе радостные вести, она готова принять их и откликнуться на наши эмоции. Каждый новый росток, каждый цветок, каждая песня птицы — все это является проявлением радости и гармонии в природе. Природа — это тоже часть нашей жизни, и она хочет разделить нашу радость и счастье. Открывая перед ней свое сердце, мы позволяем ей ощутить те эмоции, которые испытываем мы. Как человечество, мы должны помнить о нашей ответственности за природу и заботиться о ней.

Весной она ждет, когда закончится зима и начнется распускание цветов и появление зелени. Летом она ждет дождя после долгого засухи. Осенью она ждет первых морозов и снежных покровов. И зимой она ждет весны с ее теплом и цветами. Иногда мы теряем терпение и уверенность в том, что наше ожидание будет вознаграждено. Но стоит нам взглянуть на природу и ее круговороты, чтобы понять, что все приходит своевременно. Каждый момент ожидания имеет свою ценность и важность, ведь именно они делают радостную новость особенно ценной и особенной. Пусть моменты ожидания наполняют нашу жизнь смыслом и становятся свидетельством нашей возрастающей силы и терпения. Ведь именно в этих моментах мы проявляем свою настоящую силу и веру в будущее. Прекрасные моменты ожидания Первый момент, когда узнаешь о беременности, приносит невероятное волнение и эмоции. В голове сразу возникают милые образы будущего малыша, его первые улыбки и шаги. Мы начинаем планировать будущее, воображаем, как будет выглядеть его комната, что будет его любимой игрушкой. Даже в самый обычный день, мы уже представляем себе, как наши руки будут держать это долгожданное создание, и это наполняет нас невероятным счастьем. Но ожидание — это не только счастливые мечты. Это также время, когда мама начинает заботиться о своем здоровье и здоровье будущего ребенка. Она отказывается от вредных привычек, ведет активный образ жизни, заботится о своем питании. Каждый визит к врачу становится важным событием, долгожданным прогнозом о здоровье и развитии малыша. В это время мамы особенно берегут свои эмоции, стараются окружить себя только позитивными людьми и событиями. Еще одним прекрасным моментом ожидания является подготовка к рождению. Мама собирает сумку для роддома, выбирает милые пеленки и одежду для новорожденного, готовит детскую кроватку и все необходимые принадлежности. Родители мечтают о встрече с долгожданным малышом и предвкушают первый плач, первую встречу глазами. Забота о будущем малыше наполняет сердца родителей нежностью и любовью.

Радостная новость для природы: почему на нее так долго не появлялось сообщений?

  • Задание 14 ЕГЭ по русскому языку
  • Почему долго не приходил с радостной новостью для природы
  • Почему - рассказ Валентины Осеевой, читать онлайн
  • Почему появляться так редко для передачи информации?
  • анекдот - обсуждение на форуме

Чехов - Попрыгунья

Любовь Андреевна. А Леонида все нет. Что он делает в городе так долго, не понимаю! Ведь все уже кончено там, имение продано или торги не состоялись, зачем же так долго держать в неведении! Вот это и есть та простота, что, согласно народной мудрости, хуже воровства. 5) После самой Дарьи Михайловны Рудин ни с кем так часто и так долго не беседовал, как с Натальей. не знаю, но я узнал её, и (ПО)ЭТОМУ сердце моё бешено заколотилось. (ПО)ЧЕМУ ты так долго не приходил, ЧТО(БЫ) сообщить эту радостную новость? Робко и не надеясь, что КТО(ТО) захочет принять незваных гостей, мы постучали в дверь, но хозяева нас приняли (ПО)СВОЙСКИ. Один плуг попал в руки земледельца и (не)медленно пошёл в работу. Другой плуг долго и совершенно бесполезно пролежал в лавке у купца. Надежда, (1) я так долго собирался с мыслями, (5) чтобы написать вам это письмо, (8) что, (9) мне кажется, (10) уже и забыл, (12) с чего хотел начать. Для того, (1) чтобы позвонить мне, (3) просто наберите мой номер, (4) начинающийся с +7999 2. Продолжите предложение.

В качестве существительного мужского рода в литературном языке закрепилось

ИСКУССТВО КИНО: Служебный роман - полный текст ОТЧЕГО ты так долго не приходил, ЧТОБЫ сообщить эту радостную новость? — Вопросительное местоименное наречие «отчего» пишется слитно и используется в прямом вопросе — оно вполне по смыслу может быть заменено на вопросительное наречие «почему».
Глава 3 — Попрыгунья (Чехов А. П., 1892) — читать онлайн 35. Биографический метод изучения литературы обречён на полное фиаско и в самом себе носит причину своей роковой бесплодности.
Тренировочный вариант ЕГЭ 2023 по русскому языку №6 с решением Первым о ревизоре сообщил сам городничий, с этого и начинается пьеса Гоголя "Ревизор". Помните, "Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие "? Городничий получил письмо от знакомого о приезде ревизора.

Задание 14 ЕГЭ по русскому языку. Практика

Когда (НА) КОНЕЦ солнце в марте стало сильно пригревать, большие радужные капли начали падать с крыш, покрытых снегом, (КАК) БУДТО полились радостные весенние слёзы. Какие были причины отсутствия сообщений? Существует несколько возможных причин, по которым я мог долго не приходить чтобы сообщить: 1. Неудачная связь. Союзы подчеркните и определите их разряд. Если идти на север (н.) , вы обязательно попадёте на Северный полюс. Там на (пол) года солнце скрывается за ом, (за) то так (же) долго не сходит с неба. Вот это и есть та простота, что, согласно народной мудрости, хуже воровства. 5) После самой Дарьи Михайловны Рудин ни с кем так часто и так долго не беседовал, как с Натальей.

Остались вопросы?

Что ж... Лошадь продать можно... Слышно, как в соседней комнате играют на биллиарде. В зале под аркой показывается Варя. Трофимов дразнит. Мадам Лопахина! Мадам Лопахина!.. Варя сердито. Облезлый барин! Да, я облезлый барин и горжусь этим! Варя в горьком раздумье.

Вот наняли музыкантов, а чем платить? Трофимов Пищику. Если бы энергия, которую вы в течение всей вашей жизни затратили на поиски денег для уплаты процентов, пошла у вас на что-нибудь другое, то, вероятно, в конце концов вы могли бы перевернуть землю. А вы читали Ницше? Мне Дашенька говорила. А я теперь в таком положении, что хоть фальшивые бумажки делай... Послезавтра триста десять рублей платить... Сто тридцать уже достал... Ощупывает карманы, встревоженно. Деньги пропали!

Потерял деньги! Сквозь слезы. Где деньги? Вот они, за подкладкой... Даже в пот ударило... Входят Любовь Андреевна и Шарлотта Ивановна. Любовь Андреевна напевает лезгинку. Отчего так долго нет Леонида? Что он делает в городе? Дуняша, предложите музыкантам чаю...

Торги не состоялись, по всей вероятности. Любовь Андреевна. И музыканты пришли некстати, и бал мы затеяли некстати... Ну, ничего... Садится и тихо напевает. Шарлотта подает Пищику колоду карт. Вот вам колода карт, задумайте какую-нибудь одну карту. Тасуйте теперь колоду. Очень хорошо. Дайте сюда, о мой милый господин Пищик.

Ein, zwei, drei! Теперь поищите, она у вас в боковом кармане... Пищик достает из бокового кармана карту. Восьмерка пик, совершенно верно! Вы подумайте! Шарлотта держит на ладони колоду карт, Трофимову. Говорите скорее, какая карта сверху? Что ж? Ну, дама пик. Какая карта сверху?

Туз червовый. Бьет по ладони, колода карт исчезает. А какая сегодня хорошая погода! Ей отвечает таинственный женский голос, точно из-под пола: «О да, погода великолепная, сударыня». Вы такой хороший мой идеал... Голос: «Вы, сударыня, мне тоже очень понравился». Начальник станции аплодирует. Госпожа чревовещательница, браво! Пищик удивляясь. Очаровательнейшая Шарлотта Ивановна...

Пожав плечами. Разве вы можете любить? Guter Mensch, aber schlechter Musikant 2. Трофимов хлопает Пищика по плечу. Лошадь вы этакая... Прошу внимания, еще один фокус. Берет со стула плед. Вот очень хороший плед, я желаю продавать... Не желает ли кто покупать? Быстро поднимает опущенный плед.

За пледом стоит Аня; она делает реверанс, бежит к матери, обнимает ее и убегает назад в залу при общем восторге. Любовь Андреевна аплодирует. Браво, браво!.. Теперь еще! Поднимает плед; за пледом стоит Варя и кланяется. Бросает плед на Пищика, делает реверанс и убегает в залу. Пищик спешит за ней. А Леонида все нет. Что он делает в городе, так долго, не понимаю! Ведь все уже кончено там, имение продано или торги не состоялись, зачем же так долго держать в неведении!

Варя стараясь ее утешить. Дядечка купил, я в этом уверена. Трофимов насмешливо. Бабушка прислала ему доверенность, чтобы он купил на ее имя с переводом долга. Это она для Ани. И я уверена, бог поможет, дядечка купит. Ярославская бабушка прислала пятнадцать тысяч, чтобы купить имение на ее имя,— нам она не верит,— а этих денег не хватило бы даже проценты заплатить. Закрывает лицо руками. Сегодня судьба моя решается, судьба... Трофимов дразнит Варю.

Вечный студент! Уже два раза увольняли из университета. Что же ты сердишься, Варя? Он дразнит тебя Лопахиным, ну что ж? Хочешь— выходи за Лопахина, он хороший, интересный человек. Не хочешь — не выходи; тебя, дуся, никто не неволит... Я смотрю на это дело серьезно, мамочка, надо прямо говорить. Он хороший человек, мне нравится. И выходи. Что же ждать, не понимаю!

Мамочка, не могу же я сама делать ему предложение. Вот уже два года все мне говорят про него, все говорят, а он или молчит или шутит. Я понимаю. Он богатеет, занят делом, ему не до меня. Если бы были деньги, хоть немного, хоть бы сто рублей, бросила бы я все, ушла бы подальше. В монастырь бы ушла. Варя Трофимову. Студенту надо быть умным! Мягким тоном, со слезами. Какой вы стали некрасивый, Петя, как постарели!

Любови Андреевне, уже не плача.

Укажите, к какому виду сложноподчинённых предложений относится каждое сложное предложение. Спишите, расставляя знаки препинания. Составьте схемы 1-4-го предложений. Симонов 2 Когда фигура Серёжки возникла на фоне одного из окон ему показалось что кто-то затаившийся в улгу во тьме теперь увидит и схватит его. Фадеев 3 Кучер Трофим наклоняясь к переднему окну сказал моему отцу что дорого стала тяжела что нам не доехать засветло до Парашина что мы запоздаем. Аксаков 4 Снова, после долгих лет разлуки, я увидел этот огромный сад в котором мелькнуло несколько счастливых дней моего детства и который много раз потом снился мне. Достоевский 5 Я ни о чём другом кроме уженья не мог ни думать ни говорить так что мать сердилась и сказала что не будет меня пускать потому что я от такого волнения могу захворать.

Напишите, на каком основании Вы сделали свой выбор. Выпишите предложение, в котором необходимо поставить запятую. Текст 2 1 Валя не пришла в класс, и подруги послали к ней Мусю. Определите и запишите основную мысль текста. Какие факты, по мнению автора текста, свидетельствуют о том, что Валя нуждалась в Мусиной помощи? Запишите ответ.

Разве вы можете любить? Guter Mensch, aber schlechter Musikant 2. Трофимов хлопает Пищика по плечу. Лошадь вы этакая... Прошу внимания, еще один фокус. Берет со стула плед. Вот очень хороший плед, я желаю продавать... Не желает ли кто покупать? Быстро поднимает опущенный плед. За пледом стоит Аня; она делает реверанс, бежит к матери, обнимает ее и убегает назад в залу при общем восторге. Любовь Андреевна аплодирует. Браво, браво!.. Теперь еще! Поднимает плед; за пледом стоит Варя и кланяется. Бросает плед на Пищика, делает реверанс и убегает в залу. Пищик спешит за ней. А Леонида все нет. Что он делает в городе, так долго, не понимаю! Ведь все уже кончено там, имение продано или торги не состоялись, зачем же так долго держать в неведении! Варя стараясь ее утешить. Дядечка купил, я в этом уверена. Трофимов насмешливо. Бабушка прислала ему доверенность, чтобы он купил на ее имя с переводом долга. Это она для Ани. И я уверена, бог поможет, дядечка купит. Ярославская бабушка прислала пятнадцать тысяч, чтобы купить имение на ее имя,— нам она не верит,— а этих денег не хватило бы даже проценты заплатить. Закрывает лицо руками. Сегодня судьба моя решается, судьба... Трофимов дразнит Варю. Вечный студент! Уже два раза увольняли из университета. Что же ты сердишься, Варя? Он дразнит тебя Лопахиным, ну что ж? Хочешь— выходи за Лопахина, он хороший, интересный человек. Не хочешь — не выходи; тебя, дуся, никто не неволит... Я смотрю на это дело серьезно, мамочка, надо прямо говорить. Он хороший человек, мне нравится. И выходи. Что же ждать, не понимаю! Мамочка, не могу же я сама делать ему предложение. Вот уже два года все мне говорят про него, все говорят, а он или молчит или шутит. Я понимаю. Он богатеет, занят делом, ему не до меня. Если бы были деньги, хоть немного, хоть бы сто рублей, бросила бы я все, ушла бы подальше. В монастырь бы ушла. Варя Трофимову. Студенту надо быть умным! Мягким тоном, со слезами. Какой вы стали некрасивый, Петя, как постарели! Любови Андреевне, уже не плача. Только вот без дела не могу, мамочка. Мне каждую минуту надо что-нибудь делать. Входит Яша. Яша едва удерживаясь от смеха , Епиходов биллиардный кий сломал!.. Зачем же Епиходов здесь? Кто ему позволил на биллиарде играть? Не понимаю этих людей... Не дразните ее, Петя, вы видите, она и без того в горе. Уж очень она усердная, не в свое дело суется. Все лето не давала покоя ни мне, ни Ане, боялась, как бы у нас романа не вышло. Какое ей дело? И к тому же я вида не подавал, я так далек от пошлости. Мы выше любви! А я вот, должно быть, ниже любви. В сильном беспокойстве. Отчего нет Леонида? Только бы знать: продано имение или нет? Несчастье представляется мне до такой степени невероятным, что даже как-то не знаю, что думать, теряюсь... Я могу сейчас крикнуть... Спасите меня, Петя. Говорите же что-нибудь, говорите... Продано ли сегодня имение или не продано — не все ли равно? С ним давно уже покончено, нет поворота назад, заросла дорожка. Успокойтесь, дорогая. Не надо обманывать себя, надо хоть раз в жизни взглянуть правде прямо в глаза. Какой правде? Вы видите, где правда и где неправда, а я точно потеряла зрение, ничего не вижу. Вы смело решаете все важные вопросы, но скажите, голубчик, не потому ли это, что вы молоды, что вы не успели перестрадать ни одного вашего вопроса? Вы смело смотрите вперед, и не потому ли, что не видите и не ждете ничего страшного, так как жизнь еще скрыта от ваших молодых глаз? Вы смелее, честнее, глубже нас, но вдумайтесь, будьте великодушны хоть на кончике пальца, пощадите меня. Ведь я родилась здесь, здесь жили мои отец и мать, мой дед, я люблю этот дом, без вишневого сада я не понимаю своей жизни, и если уж так нужно продавать, то продавайте и меня вместе с садом... Обнимает Трофимова, целует его в лоб. Ведь мой сын утонул здесь... Пожалейте меня, хороший, добрый человек. Вы знаете, я сочувствую всей душой. Но надо иначе, иначе это сказать... Вынимает платок, на пол падает телеграмма. У меня сегодня тяжело на душе, вы не можете себе представить. Здесь мне шумно, дрожит душа от каждого звука, я вся дрожу, а уйти к себе не могу, мне одной в тишине страшно. Не осуждайте меня, Петя... Я вас люблю, как родного. Я охотно бы отдала за вас Аню, клянусь вам, только, голубчик, надо же учиться, надо курс кончить. Вы ничего не делаете, только судьба бросает вас с места на место, так это странно... Не правда ли? И надо же что-нибудь с бородой сделать, чтобы она росла как-нибудь... Смешной вы! Трофимов поднимает телеграмму. Я не желаю быть красавцем. Это из Парижа телеграмма. Каждый день получаю. И вчера, и сегодня. Этот дикий человек опять заболел, опять с ним нехорошо... Он просит прощения, умоляет приехать, и по-настоящему мне следовало бы съездить в Париж, побыть возле него. У вас, Петя, строгое лицо, но что же делать, голубчик мой, что мне делать, он болен, он одинок, несчастлив, а кто там поглядит за ним, кто удержит его от ошибок, кто даст ему вовремя лекарство? И что ж тут скрывать или молчать, я люблю его, это ясно. Люблю, люблю... Это камень на моей шее, я иду с ним на дно, но я люблю этот камень и жить без него не могу. Жмет Трофимову руку. Не думайте дурно, Петя, не говорите мне ничего, не говорите... Трофимов сквозь слезы. Простите за откровенность бога ради: ведь он обобрал вас! Нет, нет, нет, не надо говорить так...

Задание 14 ЕГЭ по русскому языку. Практика

ГДЗ Хай, поделитесь вашими мыслями и ответами на задание. Спишите, объясняя правописание восстановленных слов и знаков препинания. Союзы подчеркните и определите их разряд. Если идти на север н..

Все запуталось. И я не помню, что испытал в ту секунду, когда возникла мысль: это убили Мигулина. Нет, мне надо поскорее с нею сравняться, пускай ненадолго, на какие-нибудь полгода, но зато уж эти полгода будут мои.

Мы идем нашей невзрачной Пятнадцатой линией, мимо лавок, серых домов, и я страдаю от ее равнодушия. Она разговаривает со всеми, смотрит на кого угодно, на собак, на идущих навстречу маленьких гимназистов, но не на меня. Хотя я рядом, ее рука в перчатке иногда бесчувственно задевает мою руку. Мне не трудно пристроиться к ней поближе, потому что всем известно, что я товарищ Володи, а они брат с сестрой. Правда, двоюродные. Но живут в одном доме, в одной квартире, Володя в семье Игумновых как сын.

Его мать в Камышине, отец за границей, непонятно где, о нем не говорят, может, он оставил Володину мать, сестру Елены Федоровны, а может, какой-то анархист, беглец, помню сказанное о нем вскользь: «Без царя в голове». Моя тяга к Володе — не просто дружба, но и вот это общее, о чем никогда не говорим с ним. Ведь и у меня где-то отец. И у него с мамой что-то произошло. И мне порой становилась до чертиков ясна жизнь Володи в доме Игумновых — в доме милом, куда я любил ходить, где было суматошливо, толкотно, шумно, уютно, доброжелательно, где подтрунивали друг над другом, где придумывали для собственного услаждения разные веселые занятия, игры «в монетку» или «в слова» или вдруг от мала до велика увлекались лепкой, ходили с перепачканными руками, полы в комнатах заляпывались, пахло сырым гипсом, все друг с другом страстно соревновались, устраивался домашний конкурс, и Константин Иванович приглашал судьей знаменитого скульптора, который лучшей работой признавал какую-нибудь чепуху, слепленную прислугой Милдой — в доме, где все было почти родное, почти собственное, где так добры к Володе были почти отец и почти мать. Он, как и я, страдал от почти.

Володя и Ася были необыкновенно дружны. Если с Варей Ася нередко ссорилась из-за всякой безделицы, как это бывает между сестрами, иногда до легких потасовок, с очень злобным выражением лиц, я видел однажды, как они били друг друга веерами — не сильно, но вдохновенно, — а со старшим братом Алексеем была и вовсе далека, то с Володей ее связывала непостижимо глубокая дружба. Мне казалось, тут нет ничего запредельного. Дружба двух очень хороших людей. В жизни такая редкость! Я верил этому долго и был спокоен.

Гораздо больше меня тревожил солдат Губанов. Все начинает выскакивать из памяти, когда приступаешь к раскопкам, и оказывается, ничего не пропало. Память — склад ненужных вещей, чулан, где до поры, пока не выкинут окончательно, хранятся пыльные Корзины, набитые старой обувью, чемоданы с отбитыми ручками, какие-то тряпки, зонты, стекляшки, альбомы, куски проволоки, одинокая перчатка и пыль, пыль, густая, вялая, пыль времени. Вот сохранилась фамилия солдата, мелькнувшего на пороге жизни. Легко раненный под Сувалками солдат Губанов. Он покоится, как алмаз, в невообразимой пыли.

Уже не первый раз мы идем в госпиталь на 22-й линии. У нас своя палата на пятом этаже. В мешках несем подарки: яблоки, конфеты, папиросы, четвертку чаю, бумагу и карандаши. Как только появляемся в коридоре на пятом этаже, солдат Губанов кричит радостно: «Посвятители пришли! Что ж удивительного? Она самая улыбчивая, самая красивая.

Вся такая плотная, ладная, спелая, белобрысая, не похожа на бледных питерских барышень, она — как девчонка с мызы, чухоночка, дочь молочницы. С белыми ресницами. Красота Аси представляется мне такой же несомненностью, как, к примеру, ценность первых английских марок с королевой Викторией. И, конечно, люди эту красоту видят и на нее посягают. Я не могу оградить, потому что не имею права. С чего бы?

Да и дурного солдат Губанов не делает, я лишь чувствую — и все чувствуют — в его повадках какую-то гадость. Солдат Губанов читает вслух сочинение, которое писал несколько дней с помощью Аси: «Сражение под Сувалками». Мы задумали издать журнал, каждый должен помочь одному раненому написать воспоминание. У меня тоже есть подопечный, но он туг, неразговорчив, не желает ничего вспоминать, бормочет угрюмо: «Какой интерес описывать, когда по живому бьют? Одной рукой переворачивает страницы, читая, другой держит Асю у себя на коленях. Я вижу, что ей неловко, стыдно, она уже не маленькая девочка, она барышня, из тех, о которых говорят «в теле», и теперь она делает деликатные попытки освободиться от руки солдата Губанова, но ничего не выходит.

Губанов поймал ее и держит крепко. На первых страницах описывается бой, ранение, как он добежал до своего окопа, там был штабс-капитан, который спросил жалким голосом: «Ранен, брат? Я смотрю на Асю, думая напряженно: как ей помочь? Что бы такое сказать солдату Губанову? Он герой, и Ася не хочет его обидеть. Но, хоть и герой, он скотина.

Я его ненавижу. Дальше он читает, как раненых привезли в Петроград, как все ему в Петрограде понравилось: трамвай, госпиталь, сестрицы, мягкие тюфяки, белая простыня, хорошие утиральники. Утром сестрицы приходят и здравствуются. Еще напоминаю, нас хорошо вымыли в бане. Когда вымоешься, сейчас надевали чистые рубахи, и кальсоны, и носки». Мне кажется, что все это глупо и не годится для нашего журнала.

Но все слушают, раненые тоже слушают, Губанов продолжает читать и правой рукой, которой обхватил Асю, поглаживает и похлопывает ее, как будто она его собственность. И Ася, освобожденная, вскакивает и отбегает от своего истязателя. А солдат Губанов, будто и не заметил ничего, продолжает читать. Володя поразил: есть минуты, когда не нужны слова, нужно просто подойти и действовать. Володя поражает меня часто. Его поступки невозможно предвидеть.

А та история с крысой, взволновавшая школу. Была замечательная школа совместного обучения, мне повезло, лучшая на Васильевском острове да, наверное, в целом Питере, ее называли пригодинской по имени Николая Аполлоновича Пригоды, основателя, директора, энтузиаста, поклонника Томаса Мора и Кампанеллы, он преподавал историю, его жена Ольга Витальевна — биологию. Странные люди! Им ничего не было нужно, ничто их не занимало в жизни, кроме школы и учеников. Школьные советы, введенные после февраля семнадцатого, в пригодинской существовали много раньше. Все решалось голосованием.

Ольга Витальевна просила принести крысу, надо было разрезать, учиться анатомии. Кто-то обещал поймать, долго не удавалось, наконец принесли. Вся школа знала, что в этот день в нашем классе будут резать крысу, живую, мальчик принес ее в клетке и почему-то сказал, что ее зовут Феня. Он сам и вызвался резать. Внезапно на урок приходит депутация из старшего класса, во главе Володя. Нам жалко Феню».

Одни кричат — жалко! Другие — резать! Начинается страшный спор. Помню, Ольга Витальевна этот спор еще более разжигает. Заявление о том, что крысу зовут Феней, оказывается роковым. Крыса перестает быть просто крысой, она становится индивидуальностью.

К ней присматриваются. Она ведет себя, как Феня. На собрании произносятся пылкие речи и, забыв о крысе, которая скромно ждет решения своей участи, рассуждают о науке, об истории, о гильотине, о Парижской коммуне. Но жертвы на это не согласны! А вы спросите у крысы! А вы пользуетесь ее немотой, если бы она могла говорить, она бы ответила!

Голосует не только наш класс, крысиный вопрос взбудоражил всю школу. Крыса помилована. Володя торжественно выносит клетку во двор и в присутствии всех выпускает несостоявшуюся жертву науки на свободу. Волнующая минута! Особенно возбуждена Ольга Витальевна, да и мы догадываемся, что дело касается не крысы, а чего-то более важного. Немного омрачает настроение финал: наша Феня, оказавшись на воле, сбита с толку и зазевалась, и ее тут же хватает какой-то пробегающий по двору кот… Зима в Сиверской, сухой снег летит облачком с сосен, финские сани несутся вскачь под уклон, поворачиваясь полозьями, отчего надо крепко держать рукоятку, а на веранде дачи Матисена, лесника, развешаны гирляндою разноцветные ледяные бочонки… Мы живем третью зиму у Матисенов.

Недалеко от нас живут Игумновы. У них свой дом. Ася соскальзывает на повороте с сиденья финских саней, кажется, они называются «потткури», слетает с «потткурей» головою в сугроб, я барахтаюсь в снегу на другой стороне. Обледенелая дорога блестит фарфоровым блеском. Асина красная шапка отлетела далеко, а ее замечательно толстая красная фуфайка в бело-черных полосах — куплена в шведском магазине для спорта, называется «sweater» — вся в снегу, и Ася хохочет как сумасшедшая… Ее смех меня иногда пугает. Мне кажется, она смеется для кого-то, зачем-то… А ледяные бочонки делают так: в чашки наливают подкрашенную воду, опускают веревочку… Отец Аси Константин Иванович купил автомобиль, но зимой в Сиверскую приезжать опасно, однажды он застрял, вытаскивали лошадьми.

В окрестностях Сиверской — так рассказывают — бродит шайка некоего Грибова, дезертира, его ловят несколько месяцев, не могут поймать. Какая же это зима? Рождественские каникулы, мама работает уже не в статистическом управлении, а в издательстве корректором, надо ездить в Питер за работой, привозить тяжелые пачки, и я хожу на станцию ее встречать. Еще и потому, что «Грибов шалит». Никто этого Грибова живьем не видел, но рассказывают о нем всякие ужасные небылицы. Особенно, говорят, Грибов ненавидит фараонов, финансовых служащих и лифляндских помещиков.

Эти три разряда людей ему крепко насолили в жизни, он поклялся им мстить. Грабит богатые дачи, а бедных не трогает. В ту зиму я с упоением читаю тоненькие книжонки про Ника Картера и Джона Вильсона и представляю себя одним из них — в схватке с Грибовым… Но вот сталкиваюсь с ним лицом к лицу. Происходит это под вечер на лесной горе, куда мы вчетвером — я, Володя, Ася и недавно вернувшийся из Сибири мамин брат Шура — приехали кататься на лыжах. Тогда я к нему еще присматриваюсь. Он меня занимает.

Александр Пименович, или Шура, как зовет его мама, человек нестарый, лет тридцати, но весь какой-то закопченный, обугленный, с пятнами и шрамами на лице, голова у него бритая, седая, и очки в стальной оправе. Мама говорит, что он изменился. Они не виделись много лет. Шура — революционер, но какой именно и чем прославился, неизвестно, спрашивать нельзя, эти правила я хорошо знаю. У нас в доме иногда появляются таинственные личности, и я учен, как с ними себя вести. Все же кое-что мне не терпится у мамы выпытать.

Какая у Шуры профессия? Я понимаю, но профессия какая-нибудь есть? Профессиональный революционер. А до того, как стал революционером? Был им всегда. Сколько мама его помнит.

Учился в церковноприходской школе, мальчишкой, и уже тогда… Постепенно узнаю: дружинник в первую революцию, ссылки, побеги, убийство караульного, каторга. Мама тоже носит чужую фамилию и чужое имя. Стоим на горе и собираемся катиться вниз, Ася трусит, хохочет, отказывается, говорит, что снимет лыжи и будет спускаться пешком, мы ее подзадориваем, и вдруг трое в полушубках появляются из-за сосен. Здравствуйте, господа лыжники, не пугайтесь, — говорит один. Они тоже на лыжах. Незаметно подкрались.

Мы ошеломлены. Я смотрю на Грибова: ничего страшного в его облике нет, молодой, в темной бородке, очень краснолицый, на нем меховая шапка с опущенными ушами, с козырьком, в каких ходят финны. Смотрит Грибов довольно добродушно и даже будто улыбается. Вот хлопнул лыжами, подскочив на трамплине, вот промчался между сосен, повернул направо, замелькал в чаще, исчез. Шура подходит к Грибову, они тихо о чем-то разговаривают. Потом трое прощаются и уходят, а мы идем домой.

На поляне ставим дощечку в виде мишени — Шура стреляет из браунинга. Дает пострелять мне и Асе. У Шуры неважное зрение — ухудшилось в тюрьме после побоев, — и он долго, тщательно целится. Гильзы с шипением погружаются в снег. Я их собираю зачем-то, они теплые. Наступают сумерки, стрелять больше нельзя.

Мы идем домой, стараясь не говорить и не думать о Володе. То, что с ним случилось, — катастрофа. Ничего не могу понять. В ее голосе изумление, но еще более мы изумлены тем, что произошло на наших глазах: Шура и Грибов разговаривали как два добрых знакомых. Очень хочется разузнать у Шуры про Грибова, но я молчу, помня завет матери: вопросов не задают. Спустя три года, когда мы с Шурой мотаемся в вагоне по России, проводим целые ночи вдвоем, я узнаю: через Грибова добывали оружие.

Вскоре Грибов погиб, убитый стражниками на границе. Приходим на дачу Игумновых в полной темноте. Нас с Шурой оставляют ужинать. Какой вкуснейший, горячий, спасительный чай! Как тепло и уютно на этой даче, пахнет сигарою Константина Ивановича, горящими свечами, гудят печи, потрескивает дерево… Володя сидит за столом, понурив голову. Я его понимаю.

Вообще-то, думаю я, надо обладать порядочной выдержкой, чтобы после того, что он отколол, сидеть тут и пить чай, хотя бы и с таким каменным выражением лица. Чаепитие длится мирно, Константин Иванович расспрашивает Шуру о Сибири, но осторожно, не давая понять, что знает, что Шура в Сибири делал, речь идет о промыслах, нравах населения, говорят о войне, о старце, о том, что Германия истощена, об эпидемиях, шпионах, взятках, участившихся грабежах и насилиях, о чем Константин Иванович, как юрист, знает доподлинно. Внезапно Ася весело и беспечно — я-то уверен, что без умысла, вот именно беспечно, по глуповатой доброте — говорит Володе: «Жалко, Володя, что ты убежал, разбойник-то оказался очень милый! Кто убежал? Начинаются расспросы, мы кое-как, умалчивая о главном, рассказываем про Грибова, Володя вдруг вскакивает с пылающим лицом — он краснел почему-то верхом лица, лбом и глазами — и выбегает из комнаты. Ася смотрит испуганно.

Она огорчена, не знает, как быть: пойти за Володей или защищать его здесь? Я высказываю предположение: стоял на спуске, на очень раскатанной лыжне, одного движения достаточно, чтобы скользнуть вниз и там уж без остановок. Но почему не вернулся? С Грибовым разговаривали четверть часа, не меньше. Господа, да что такое, в сущности, трусость? Мгновенное затемнение сознания.

Тут, если хотите, повод для невменения. Я порываюсь пойти за Володей, но Елена Федоровна говорит: не надо. Мгновение — и он уже покатился с горы, не мог остановиться, не мог вернуться, не мог смотреть нам в лицо, не мог жить. Нельзя все в мире определять законами и параграфами. Нет, можно. Более того — нужно.

В этом залог прочности мира. Гнилое общество вы называете прочным миром? Оно гнило как раз оттого, что законы мало что определяют. Они чересчур слабы. Черт возьми, да все валится у нас на глазах! Этот храм рассыпается, а вы говорите о каких-то законах!

Только законы могут его спасти. В таком случае, мир делится на две категории: то, что подсудно и что неподсудно. Куда вы денете все остальное? Ничего остального нет. Ну как же, хотя бы суд собственной совести. Ведь момент трусости может быть пожизненной казнью.

Объясню на примере, говорит Константин Иванович, великую силу законов. Вот, скажем, Володя струсил. В острый момент, когда вы столкнулись в лесу с преступниками, он сбежал. Слава богу, кончилось благополучно, преступники не нанесли вам вреда. Но коли бы произошло несчастье… На этих словах появляется Володя в пальто, в шапке. Может быть, все слышал.

Никогда не забуду его лица: какое-то серое папье-маше с остановившимся взором. Ни на кого не глядя, произносит в пространство: «Уезжаю в город, прошу никого не следовать за мной. Если кто-нибудь увяжется, я буду стрелять…» — и показывает пистолет. Спустя несколько минут, когда прошло ошеломление, мы бросаемся за ним. Но в саду и на дороге полный мрак. Он исчезает.

На станции его тоже нет. Через четыре дня пришла телеграмма из Камышина, от матери. Но эти четыре дня… У каждого было. И у меня тоже. Миг страха, не физического, не страха смерти, а вот именно миг помрачения ума и надлом души. Миг уступки.

А может быть, миг самопознания? Но после этого человек говорит: один раз я был слаб перед вами, но больше не уступлю никогда. В двадцать восьмом году. Нет, в тридцать пятом. Галя сказала: «Я тебя бесконечно жалею. Это не ты сказал, это я сказала, наши дети сказали».

Ей казалось, все делалось ради них. Помрачение ума — ради них. Теперь Гали нет. А дети — есть они или нет? Петр, который отрекся во дворе Киафы, не имел детей; зато потом заслужил свое имя Петрос, что значит «камень», то есть «твердый». И Володя много раз после того полудетского страха, или, будем говорить, мига «слабости поражает редким присутствием духа в роковые минуты.

А летом семнадцатого на Лиговке? Случайно и дико вляпались с ним в какое-то монархическое сборище. Скорее, уже началось! Если бы просто спросить касторки, нам бы дали коробочку, и мы бы спокойно ушли. Такая кровавая чепуха могла быть только в те дни. Корнилов еще не выступил, но какие-то люди знали и ждали.

Нас чуть не застрелили в подвале, Володя разбил лампу, и мы скрылись в потемках… А первые дни — март, пьяная весна, тысячные толпы на мокрых, в раскисшем снегу петроградских проспектах, блуждание от зари до зари втроем: Володя, Ася и я… И полная свобода от всего, от всех! В школу можно не ходить, там сплошные митинги, выборы, обсуждение «школьной конституции», Николай Аполлонович вместо лекции о великих реформах рассказывает о французской революции, и в конце урока мы разучиваем «Марсельезу» на французском языке, и у Николая Аполлоновича на глазах слезы. Мама проводит дни неведомо где, то в издательстве, где печатают всякие списки, программы, платформы, то в Таврическом, то ездит к морякам, я ее совсем не вижу, и часто ночую не дома, потому что мама не приходит домой, а у Игумновых, в Володиной комнате на топчане. Там очень удобно. Всю ночь с Володей разговариваем или играем в шахматы. И Ася рядом, за стеной!

Но тут-то и мука. Вдруг утром бежит в халате по коридору и вскрикивает рассеянно: «Ой, Павлик! Я и забыла…» Постоянно забывает, что я здесь. Но я не забываю про нее ни на минуту. Странные отношения в этом доме: все дружны и, однако, немного равнодушны друг к другу. Вечерами вдруг разбредаются кто куда.

Но могут и собраться вместе, и страшно веселиться, шутить, дурачиться. Ася закрылась в ванной, Володя мнется в коридорчике, ожидая, когда ванная освободится, вдруг Алексей нагло стучит в дверь и даже приоткрывает, говоря: «Родному брату можно, а ты, двоюродный, изволь подождать». Вижу, как Володя темнеет лицом. Он единственный в доме, кто не очень расположен к шуткам. Все воспринимает слишком, с болью, всерьез. Константин Иванович и Елена Федоровна, да и Ася с Варей и Алексей относятся к тому, что происходит в городе, не то что иронически, но как-то полушутливо, полупугливо, а в общем-то, как к большой игре.

Добрые, недалекие… А я живу как во сне. Все вокруг меня — шумный, обволакивающий, затягивающий куда-то сон. Асе уже шестнадцать лет, а мне еще только пятнадцать, и она отрывается все дальше, все безнадежней. Вот ее приглашает товарищ Алексея, студент, на какой-то вечер «поэзо-танца» в клуб «Ланселот» на Знаменской, нас с Володей туда не берут, вот какой-то юнкер катает ее в отцовском автомобиле… Но это, кажется, летом… А в марте ничего, кроме бесконечного бега, толпы, перестрелок, новостей ужаса и восторга. Все орлы на решетках дворца обмотаны красной материей. Повсюду красные флаги.

На крепости тоже красный флаг. У департамента полиции горят бумаги, улица усыпана пеплом. В доме Игумновых организован домовый комитет, чтобы осмотреть все квартиры, чердаки, не прячутся ли городовые. Константин Иванович выбран председателем. Он ходит с большим красным бантом. Игра, игра!

И наш Шура теперь большой человек — комиссар рабочих депутатов на Васильевском острове. Его никто не называет Шурой, он — Иван Спиридонович Самойленко, мученик царской каторги.

Михаил перспективный муж, не то, что бывший заключенный Марк. Постепенно Лиза и сама начала так думать. Лишь изредка при взгляде на меня сестра отводила глаза.

Я знал, что Лиза стыдится своего поступка, но жизнь ее продолжалась, а мне предстояло сообщить обо всем случившемся своему другу. Я сам попросил Лизу отложить признания до возвращения Марка, так как все это произошло за два месяца до его выхода из тюрьмы. Я даже мысленно готовил какую-то речь. Но, как только увидел Марка, все слова вылетели из моей головы и я просто некоторое время молча крутил баранку. Видимо, мой немного растерянный вид и это молчание сделали свое дело и Марк, повернувшись ко мне, спросил: — Скажи, брат, как долго ты планируешь держать меня в неведении?

Мы с тобой давненько не виделись, неужели не о чем поговорить? Не, ну новостей полно! У Серого родился сын, и теперь он покупает беруши, чтобы хоть немного поспать перед работой. Говорит, будто чувствует себя точно зомби. И деньги добывать нужно, и сил после бессонных ночей никаких нет.

Советует не торопиться с детьми, в общем. Марк слушал меня, натянуто улыбаясь, а я продолжал рассказывать о жизни наших общих знакомых. Но вскоре я снова заткнулся, понимая, что веду себя словно клоун. И пойми, я не мог сказать тебе об этом, пока ты находился там! Думали мы с ним наверняка об одном и том же.

О деньгах, разумеется! В нашем городке перепродажей автозапчастей обогатиться гораздо легче, чем работая на предприятии по добыче минерального энергетического сырья. И пусть пройдут хоть миллионы лет, ничего на этой планете не поменяется. За деньги можно купить все, даже в некотором смысле любовь и дружбу. Хотя, я считаю, продаются только суррогатные чувства, безликие и притворные.

Вот только очень многих людей именно такие отношения вполне устраивают. Я не относил свою сестру к личностям, способным удовлетвориться поддельными чувствами, поэтому мне было сложно понять ее отношения с пустышкой Михаилом. От прямого разговора обо всем этом Лиза уходила. Хотя это как раз было объяснимо, ведь Марк мой друг, а она поступила с ним не самым лучшим образом. Примерно через неделю после своего освобождения Марк встретился со мной возле проходной во время рабочего перерыва, чтобы попрощаться.

Насколько мне было известно, с Лизой они так и не виделись. Поеду в столицу, там для меня больше шансов найти работу. Марк пожал плечами. Без тебя жизнь уже не та будет, — я потер левый глаз, что-то там в глазах подозрительно свербило. Я еще некоторое время смотрел ему вслед, продолжая тереть непослушную глазницу.

Потом, вспомнив, как делала моя бабушка, когда провожала меня в школу, осенил крестным знамением воздух и прошептал: «Сохрани его, ладно?! С тех пор минуло десять лет. Промелькнули так быстро, что я и оглянуться не успел, как был уже женат, и по утрам вокруг меня носились две прекрасные дочки. Две маленькие копии своей мамы, такие же кудрявые и голубоглазые. Я поморщился.

Я не любил бывать в гостях у сестры и ее занудного мужа, который корчил из себя невесть кого. А уж находиться среди гостей этого зазнайки мне вовсе было противно. Не вздумай искать причины, чтобы не пойти на праздник! В субботу я все же, нацепив на себя ненавистный галстук, стоял возле дверей квартиры своей сестры. Я повернулся к ней и изобразил на лице улыбку.

Жена покрутила у виска и, выпрямив плечи, решила улыбаться за нас двоих. Поздравляем вас! Двери открыл мой зять и наскоро пожав мою руку, проводил нас в гостиную. Лиза мелькала среди гостей и, встретившись со мной взглядом, на несколько секунд будто замерла. Мне показалось, что в глазах ее застыла какая-то мука, но через секунду Лиза продолжила хлопотать, и я решил, что сестра просто устала.

Вечер прошел, как обычно, пафосно и скучно. Странные разговоры о политике сменялись не менее странными рассуждениями о мировом валютном рынке. Складывалось впечатление, будто я нахожусь среди сильных мира сего, а не в кругу мелких торговцев всем, что только готовы приобрести местные туристы. Муж моей сестры за десять лет особо не продвинулся в своем бизнесе. Он все так же владел парой магазинов, торгующих запчастями.

Кстати, этот бизнес в свое время Михаилу помог организовать его папа. То есть сам муж моей сестры, хотя и кое-как справлялся с управлением делами, но звезд с неба не хватал. Его друзья, те, что сейчас с умным видом разглагольствовали о курсах валют, тоже не были миллионерами. Один держал несколько киосков, торгующих сувенирами с морской тематикой, а другой владел парой забегаловок быстрого питания. И вот, когда гости стали расходиться, провожая нас у дверей, Лиза вновь посмотрела на меня, как мне показалось, несколько тоскливо.

Честно сказать, после того, как Лиза стала встречаться с Михаилом, наши с ней отношения претерпели некоторые изменения. Нет, мы конечно, все еще дружили, но между нами не было былой теплоты. Однако после празднования их годовщины что-то подвигло меня встретиться с сестрой буквально на следующий день. Никто еще не знает.

Главное — научиться держать все под контролем и принять свои слабости, чтобы справиться с ними. Приоритизация других дел Одной из причин, по которой ты так долго не приходил, чтобы сообщить, может быть приоритизация других дел. В нашей современной жизни так много обязанностей, что иногда сложно найти время на то, чтобы передать важную информацию.

Быть может, у тебя были другие срочные задачи или проблемы, которые требовали твоего внимания. Когда мы ставим перед собой много целей и задач, нам часто приходится выбирать, что делать в первую очередь. Возможно, ты решил отложить встречу или переговоры с другими людьми, чтобы сосредоточиться на своих текущих делах. Понимая это, мы можем понять, почему ты не смог прийти и сообщить о том, что было нужно сообщить.

Комментарии

  • Не брошенная, но никому не нужная.
  • Природа вокруг нас
  • А.П.Чехов. ПОПРЫГУНЬЯ (рассказ).
  • Русский язык 50 баллов -

А.П.Чехов. ПОПРЫГУНЬЯ (рассказ).

Читать страницу 2 онлайн. – Дай, я пожму твою честную руку! После обеда Ольга Ивановна ехала к знакомым, потом в театр или на концерт и возвращалась домой после полуночи. Так каждый день. По средам у нее бывали вечеринки. На этих вечеринках хозяйка и гости не. ОТЧЕГО ты так долго не приходил, ЧТОБЫ сообщить эту радостную новость? — Вопросительное местоименное наречие «отчего» пишется слитно и используется в прямом вопросе — оно вполне по смыслу может быть заменено на вопросительное наречие «почему». Для смены номера телефона мы отправили Вам код по СМС, введите его в поле ниже. Код из сообщения. Код не пришел? Отправить повторно через 2:53. те,в которых допущены ошибки в употреблении деепричастных ите,почему так нельзя сказать. долго не виделись с Павлом,но,побывав в Москве,я решился ему позвонить. он назначается директором,работая в этой должности полтора года. Придаточное обстоятельственное степени. 5) Из чащобы всё время доносились неясные шорохи, поэтому мальчики долго не могли успокоиться. [ ], (поэтому).

Задание №725

А уж находиться среди гостей этого зазнайки мне вовсе было противно. Не вздумай искать причины, чтобы не пойти на праздник! В субботу я все же, нацепив на себя ненавистный галстук, стоял возле дверей квартиры своей сестры. Я повернулся к ней и изобразил на лице улыбку. Жена покрутила у виска и, выпрямив плечи, решила улыбаться за нас двоих. Поздравляем вас! Двери открыл мой зять и наскоро пожав мою руку, проводил нас в гостиную. Лиза мелькала среди гостей и, встретившись со мной взглядом, на несколько секунд будто замерла. Мне показалось, что в глазах ее застыла какая-то мука, но через секунду Лиза продолжила хлопотать, и я решил, что сестра просто устала. Вечер прошел, как обычно, пафосно и скучно. Странные разговоры о политике сменялись не менее странными рассуждениями о мировом валютном рынке.

Складывалось впечатление, будто я нахожусь среди сильных мира сего, а не в кругу мелких торговцев всем, что только готовы приобрести местные туристы. Муж моей сестры за десять лет особо не продвинулся в своем бизнесе. Он все так же владел парой магазинов, торгующих запчастями. Кстати, этот бизнес в свое время Михаилу помог организовать его папа. То есть сам муж моей сестры, хотя и кое-как справлялся с управлением делами, но звезд с неба не хватал. Его друзья, те, что сейчас с умным видом разглагольствовали о курсах валют, тоже не были миллионерами. Один держал несколько киосков, торгующих сувенирами с морской тематикой, а другой владел парой забегаловок быстрого питания. И вот, когда гости стали расходиться, провожая нас у дверей, Лиза вновь посмотрела на меня, как мне показалось, несколько тоскливо. Честно сказать, после того, как Лиза стала встречаться с Михаилом, наши с ней отношения претерпели некоторые изменения. Нет, мы конечно, все еще дружили, но между нами не было былой теплоты.

Однако после празднования их годовщины что-то подвигло меня встретиться с сестрой буквально на следующий день. Никто еще не знает. Не могу набраться смелости и рассказать об этом Мише. Тебе нет еще тридцати! Может быть, врачи просто ошиблись? Сестра покачала головой. Но вот буквально позавчера на очередном приеме врач сказал, нельзя тянуть, нужна операция. Что же ты молчала? Почему не поделилась со мной? Лиза уткнулась в мое плечо и шмыгала носом.

Тоже, как во времена нашего детства, когда каждая небольшая ранка вызывала ее слезы, а я пытался ее утешить. Неприятно, но пройдет! Болезнь обнаружили вовремя, значит, лечение поможет, нужно просто потерпеть немного! Врач говорит примерно то же самое. Теперь мы созванивались с сестрой по нескольку раз на дню и виделись тоже довольно часто. Лиза уже начала сдавать анализы, но все тянула с тем, чтобы сообщить о своем состоянии мужу. Мне лично не было никакого дела до реакции Михаила на заболевание моей сестры, но даже я не ожидал того, что произошло, когда она все ему рассказала. В тот день я несколько раз безрезультатно пытался дозвониться до сестры. В итоге не выдержал и поехал к ней домой. Некоторое время давил на кнопку звонка, а потом случайно нажал на ручку двери.

Дверь оказалась не заперта, и я в недобром предчувствии без спроса вошел в квартиру. Лиза сидела на полу в углу спальни. Глаза ее были распахнуты, но она как будто меня не замечала. Сестра пожала плечами. Хотела побыть в тишине. Мысли разные в голову лезут, как будто сговорились! Затем, помолчав немного, призналась, — Я рассказала обо всем Мише. Он против того, чтобы я делала операцию. Он что, врач? А в худшем случае удаление может быть полным.

То есть после этой операции я уже не буду женщиной в полном смысле этого слова. Вполне естественно, Миша не желает подобных изменений во мне. Вопрос стоит несколько иначе. Я не позволю ему принимать такие решения! И пока, я думаю, Миша прав. Что ты несешь? С чего этот твой, так называемый муж вообще решил, что ты перестанешь быть женщиной? Я читал об этом, люди после таких операций живут нормальной семейной жизнью! Мы еще долго спорили с сестрой, обсуждая, на мой взгляд, совершенно нелепые вещи. В конце концов я пришел к выводу, что я был о муже Лизы еще довольно хорошего мнения.

На самом деле Михаил деспотичный, самовлюбленный тиран!

Необходимо применять технологии, направленные на снижение выбросов парниковых газов и использование возобновляемых источников энергии. Кроме того, необходимо принимать более ответственные подходы к управлению природными ресурсами, включая контроль загрязнения и восстановление экосистем. Мы должны осознать свою роль в изменении окружающей среды и принять меры для ее сохранения. Природа является нашим домом, и ее здоровье неразрывно связано с нашим собственным благополучием.

Сохранение окружающей среды — это задача каждого из нас. Потеря равновесия Важность поддержания этого равновесия не может быть преувеличена. Природа, как сложная система, зависит от гармонии и взаимоотношений между живыми организмами и окружающей средой. Когда это равновесие нарушается, угрожает возникновение различных последствий, оказывающих влияние на нашу жизнь и качество окружающей среды. Климатические изменения — одна из самых заметных проявлений потери равновесия природы.

Высокие темпы промышленного развития, вредные выбросы и неэффективное использование природных ресурсов привели к повышению уровня парниковых газов, изменению погодных условий и глобальным климатическим сдвигам. Это приводит к учащению событий, таких как наводнения, засухи, лесные пожары и другие стихийные бедствия, которые наносят ущерб экосистемам и человеческим обществам. Потеря биоразнообразия является другим следствием отсутствия равновесия в природе. Ареалы многих видов животных и растений сокращаются, а некоторые даже исчезают из-за потери своих природных мест обитания, загрязнения окружающей среды, незаконной охоты и незаконной торговли. Уменьшение биоразнообразия приводит к нарушению экосистем и ухудшению условий жизни для всех организмов на Земле, включая людей.

Человечество имеет ответственность за сохранение и восстановление равновесия в природе. Мы должны принять усилия и предпринять меры для снижения негативного воздействия на нашу планету. Это может быть достигнуто через устойчивое развитие, энергоэффективность, охрану биоразнообразия и активную борьбу с климатическими изменениями. Только обращая внимание на равновесие природы, мы сможем обеспечить здоровое и устойчивое будущее для всех организмов, живущих на Земле. Импакт на здоровье Вечное лето может оказать значительное влияние на наше здоровье.

Сложность заключается в том, что природа так долго не получала радостную новость о приходе этого сезона. Но, несмотря на это, есть несколько аспектов, которые стоит учесть. Ультрафиолетовые лучи Солнечные лучи могут иметь положительный эффект, улучшая настроение и способствуя синтезу витамина D. Однако они также могут причинить вред, вызывая солнечные ожоги и увеличивая риск рака кожи. Будьте осторожны и используйте солнцезащитные средства.

Перегревание Высокие температуры могут привести к перегреванию организма, вызывая головокружение, солнечный удар и обезвоживание. Регулярно употребляйте достаточное количество воды и избегайте длительного пребывания на прямом солнце. Аллергии С приходом лета активно распространяются аллергены, такие как пыльца и пыль. Если вы страдаете от аллергии, принимайте предосторожные меры, такие как закрытые окна и использование антигистаминных препаратов.

Плуг же, пролежавший без всякого дела, потемнел и покрылся ржавчиной. Скажи, пожалуйста, друг, отчего ты так блестишь? Тот ответил От труда, мой друг. А если ты заржавел, сделался хуже, чем был, то это потому,...

Какова основная мысль текста?

Я уйду спать, а без меня тут кто подаст, кто распорядится? Один на весь дом.

Яша Любови Андреевне. Любовь Андреевна! Позвольте обратиться к вам с просьбой, будьте так добры!

Если опять поедете в Париж, то возьмите меня с собой, сделайте милость. Здесь мне оставаться положительно невозможно. Оглядываясь, вполголоса.

Что ж там говорить, вы сами видите, страна необразованная, народ безнравственный, притом скука, на кухне кормят безобразно, а тут еще Фирс этот ходит, бормочет разные неподходящие слова. Возьмите меня с собой, будьте так добры! Входит Пищик.

Позвольте просить вас... Любовь Андреевна идет с ним. Очаровательная, все-таки сто восемьдесят рубликов я возьму у вас...

Сто восемьдесят рубликов... Перешли в зал. Яша тихо напевает.

Барышня велит мне танцевать,— кавалеров много, а дам мало,— а у меня от танцев кружится голова, сердце бьется, Фирс Николаевич, а сейчас чиновник с почты такое мне сказал, что у меня дыхание захватило. Музыка стихает. Что же он тебе сказал?

Вы, говорит, как цветок. Яша зевает. Как цветок...

Я такая деликатная девушка, ужасно люблю нежные слова. Закрутишься ты. Входит Епиходов.

Вы, Авдотья Федоровна, не желаете меня видеть... Эх, жизнь! Что вам угодно?

Несомненно, может, вы и правы. Но, конечно, если взглянуть с точки зрения, то вы, позволю себе так выразиться, извините за откровенность, совершенно привели меня в состояние духа. Я знаю свою фортуну, каждый день со мной случается какое-нибудь несчастье, и к этому я давно уже привык, так что с улыбкой гляжу на свою судьбу.

Вы дали мне слово, и хотя я... Прошу вас, после поговорим, а теперь оставьте меня в покое. Теперь я мечтаю.

Играет веером. У меня несчастье каждый день, и я, позволю себе так выразиться, только улыбаюсь, даже смеюсь. Входит из залы Варя.

Ты все еще не ушел, Семен? Какой же ты, право, неуважительный человек. Ступай отсюда, Дуняша.

То на биллиарде играешь и кий сломал, то по гостиной расхаживаешь, как гость. С меня взыскивать, позвольте вам выразиться, вы не можете. Я не взыскиваю с тебя, а говорю.

Только и знаешь, что ходишь с места на место, а делом не занимаешься. Конторщика держим, а неизвестно — для чего. Епиходов обиженно.

Работаю ли я, хожу ли, кушаю ли, играю ли на биллиарде, про то могут рассуждать только люди понимающие и старшие. Ты смеешь мне говорить это! Ты смеешь?

Значит, я ничего не понимаю? Убирайся же вон отсюда! Сию минуту!

Епиходов струсив. Прошу вас выражаться деликатным способом. Варя выйдя из себя.

Сию же минуту вон отсюда! Он идет к двери, она за ним. Двадцать два несчастья!

Чтобы духу твоего здесь не было! Чтобы глаза мои тебя не видели! Епиходов вышел, за дверью его голос: «Я на вас буду жаловаться».

А, ты назад идешь? Хватает палку, поставленную около двери Фирсом. Иди, я тебе покажу...

А, ты идешь? Так вот же тебе... В это время входит Лопахин.

Покорнейше благодарю. Варя сердито и насмешливо. Покорно благодарю за приятное угощение.

Не стоит благодарности. Отходит, потом оглядывается и спрашивает мягко. Я вас не ушибла?

Нет, ничего. Шишка, однако, вскочит огромадная. Голоса в зале: «Лопахин приехал!

Ермолай Алексеич! Видом видать, слыхом слыхать... Целуется с Лопахиным.

Коньячком от тебя попахивает, милый мой, душа моя. А мы тут тоже веселимся. Входит Любовь Андреевна.

Это вы, Ермолай Алексеич? Отчего так долго? Где Леонид?

Леонид Андреич со мной приехал, он идет... Любовь Андреевна волнуясь. Ну, что?

Были торги? Говорите же! Лопахин сконфуженно, боясь обнаружить свою радость.

Торги кончились к четырем часам... Мы к поезду опоздали, пришлось ждать до половины десятого. Тяжело вздохнув.

У меня немножко голова кружится... Входит Гаев; в правой руке у него покупки, левой он утирает слезы. Леня, что?

Леня, ну? Нетерпеливо, со слезами. Скорей же, бога ради...

Гаев ничего ей не отвечает, только машет рукой; Фирсу, плача. Вот возьми... Тут анчоусы, керченские сельди...

Я сегодня ничего не ел... Столько я выстрадал! Дверь в биллиардную открыта; слышен стук шаров и голос Яши: «Семь и восемнадцать!

Устал я ужасно. Дашь мне, Фирс, переодеться. Уходит к себе через залу, за ним Фирс.

Что на торгах? Рассказывай же!

Пробный вариант №6 по русскому языку ЕГЭ (2023 год)

Их сбивает злым ветром, и они теряются где-то в снегах, пропадают бесследно. Лексический анализ. Замените разговорное слово «брякнулся» из предложения 2 стилистически нейтральным синонимом. Напишите этот синоним. Ответ: упал "брякнулся на пол" - упал на пол, а не ударился или стукнулся тогда бы было "об пол"! Объясните, как Вы понимаете смысл финала текста: «И ей почему-то стало очень жалко, что эти письма не дойдут до своего адресата…» 9. Сформулируйте и прокомментируйте данное Вами определение. Напишите сочинение-рассуждение на тему «Что значит быть добрым? Отца своего, который погиб на фронте, Авалбёк... AE1986 1 Отца своего, который погиб на фронте, Авалбёк не помнил.

Горький 3 Волненью давнему парнишки доступна полностью душа как вспомню запах первой книжки и самый вкус карандаша. Твардовский 4 Каждая книга писателя если она написана кровью сердца это вопл.. Гладкой 5 Что бы вы н.. Маршак 6 Что бы открыть невведомые страны нужен был н.. Ильин 7 Для того что бы написать п.. Капица 8 Книга учит даже когда вы этого н.. Власть книги огромна.

Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется… Это плод вашего воображения, покрытый мраком неизвестности… Поднимает ключи, ласково улыбаясь. Бросила ключи, хочет показать, что она уж не хозяйка здесь… Звенит ключами.

Ну, да все равно. Слышно, как настраивается оркестр. Эй, музыканты, играйте, я желаю вас слушать! Приходите все смотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду, как упадут на землю деревья! Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь… Музыка, играй! Играет музыка, Любовь Андреевна опустилась на стул и горько плачет. С укором. Отчего же, отчего вы меня не послушали? Бедная моя, хорошая, не вернешь теперь.

Со слезами. О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь. Пищик берет его под руку, вполголоса. Она плачет. Пойдем в залу, пусть она одна… Пойдем… Берет его под руку и уводит в залу.

Теперь еще!

Поднимает плед. За пледом стоит Варя и кланяется. Бросает плед на Пищика, делает реверанс и убегает в залу. Пищик спешит за ней. А Леонида все нет. Что он делает в городе так долго, не понимаю!

Ведь все уже кончено там, имение продано или торги не состоялись, зачем же так долго держать в неведении! Варя стараясь ее утешить. Дядечка купил, я в этом уверена. Трофимов насмешливо. Бабушка прислала ему доверенность, чтобы он купил на ее имя с переводом долга. Это она для Ани.

И я уверена, бог поможет, дядечка купит. Ярославская бабушка прислала пятнадцать тысяч, чтобы купить имение на ее имя, - нам она не верит, - а этих денег не хватило бы даже проценты заплатить. Закрывает лицо руками. Сегодня судьба моя решается, судьба... Трофимов дразнит Варю. Вечный студент!

Уже два раза увольняли из университета. Что же ты сердишься, Варя? Он дразнит тебя Лопахиным, ну что ж? Хочешь - выходи за Лопахина, он хороший, интересный человек. Не хочешь - не выходи; тебя, дуся, никто не неволит... Я смотрю на это дело серьезно, мамочка, надо прямо говорить.

Он хороший человек, мне нравится. И выходи. Что же ждать, не понимаю! Мамочка, не могу же я сама делать ему предложение. Вот уже два года все мне говорят про него, все говорят, а он или молчит, или шутит. Я понимаю.

Он богатеет, занят делом, ему не до меня. Если бы были деньги, хоть немного, хоть бы сто рублей, бросила бы я все, ушла бы подальше. В монастырь бы ушла. Варя Трофимову. Студенту надо быть умным! Мягким тоном, со слезами.

Какой вы стали некрасивый, Петя, как постарели! Любови Андреевне, уже не плача. Только вот без дела не могу, мамочка. Мне каждую минуту надо что-нибудь делать. Входит Яша. Яша едва удерживаясь от смеха.

Епиходов бильярдный кий сломал!.. Зачем же Епиходов здесь? Кто ему позволил на бильярде играть? Не понимаю этих людей... Не дразните ее, Петя, вы видите, она и без того в горе. Уж очень она усердная, не в свое дело суется.

Все лето не давала покоя ни мне, ни Ане боялась, как бы у нас романа не вышло. Какое ей дело? И к тому же я вида не подавал, я так далек от пошлости. Мы выше любви! А я вот, должно быть, ниже любви. В сильном беспокойстве.

Отчего нет Леонида? Только бы знать: продано имение или нет? Несчастье представляется мне до такой степени невероятным, что даже как-то не знаю, что думать, теряюсь... Я могу сейчас крикнуть... Спасите меня, Петя. Говорите же что-нибудь, говорите...

Продано ли сегодня имение или не продано - не все ли равно? С ним давно уже покончено, нет поворота назад, заросла дорожка. Успокойтесь, дорогая. Не надо обманывать себя, надо хоть раз в жизни взглянуть правде прямо в глаза. Какой правде? Вы видите, где правда и где неправда, а я точно потеряла зрение, ничего не вижу.

Вы смело решаете все важные вопросы, но скажите, голубчик, не потому ли это, что вы молоды, что вы не успели перестрадать ни одного вашего вопроса? Вы смело смотрите вперед, и не потому ли, что не видите и не ждете ничего страшного, так как жизнь еще скрыта от ваших молодых глаз? Вы смелее, честнее, глубже нас, но вдумайтесь, будьте великодушны хоть на кончике пальца, пощадите меня. Ведь я родилась здесь, здесь жили мои отец и мать, мой дед, я люблю этот дом, без вишневого сада я не понимаю своей жизни, и если уж так нужно продавать, то продавайте и меня вместе с садом... Обнимает Трофимова, целует его в лоб. Ведь мой сын утонул здесь...

Пожалейте меня, хороший, добрый человек. Вы знаете, я сочувствую всей душой. Но надо иначе, иначе это сказать... Вынимает платок, на пол падает телеграмма. У меня сегодня тяжело на душе, вы не можете себе представить. Здесь мне шумно, дрожит душа от каждого звука, я вся дрожу, а уйти к себе не могу, мне одной в тишине страшно.

Не осуждайте меня, Петя... Я вас люблю, как родного. Я охотно бы отдала за вас Аню, клянусь, вам, только, голубчик, надо же учиться, надо курс кончить. Вы ничего не делаете, только судьба бросает вас с места на место, так это странно... Не правда ли? И надо же что-нибудь с бородой сделать, чтобы она росла как-нибудь...

Смешной вы! Трофимов поднимает телеграмму. Я не желаю быть красавцем. Это из Парижа телеграмма. Каждый день получаю... И вчера и сегодня.

Этот дикий человек опять заболел, опять с ним нехорошо... Он просит прощения, умоляет приехать, и по-настоящему мне следовало бы съездить в Париж, побыть возле него. У вас, Петя, строгое лицо, но что же делать, голубчик мой, что мне делать, он болен, он одинок, несчастлив, а кто там поглядит за ним, кто удержит его от ошибок, кто даст ему вовремя лекарство? И что ж тут скрывать или молчать, я люблю его, это ясно. Люблю, люблю... Это камень на моей шее, я иду с ним на дно, но я люблю этот камень и жить без него не могу.

Жмет Трофимову руку. Не думайте дурно, Петя, не говорите мне ничего, не говорите... Трофимов сквозь слезы. Простите за откровенность, бога ради: ведь он обобрал вас! Нет, нет, нет, не надо говорить так... Закрывает уши.

Ведь он негодяй, только вы одна не знаете этого! Он мелкий негодяй, ничтожество... Любовь Андреевна рассердившись, но сдержанно. Вам двадцать шесть лет или двадцать семь, а вы все еще гимназист второго класса! Надо быть мужчиной, в ваши годы надо понимать тех, кто любит. И надо самому любить...

Да, да! И у вас нет чистоты, а вы просто чистюлька, смешной чудак, урод... Трофимов в ужасе.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий